Адам настойчиво подтолкнул меня к постели. Я сделала шаг вперед. И, не отрывая моего тела от своего, будто не желая и на секунду создавать между нами дистанцию, он положил меня на кровать. Длинные ворс пледа защекотал мою кожу. Я оказалась на животе, прикованная к постели весом его тела, ощущая, какой Адам на самом деле большой и тяжелый. И тогда единственный кусочек ткани, прикрывавший мою наготу, оказался на полу.
Всего на секунду Адам оторвался от меня, а когда прижался вновь, его горячая кожа, теперь нескрываемая свободной рубашкой и брюками, обожгла меня. Я чувствовала его мышцы, как они наливаются энергией, пытаясь удержать себя в рамках, и желала хоть раз ощутить их сполна. Рукой Адам провел по моей изгибающейся спине, добрался до шеи и сжал ее, сильнее, чем прежде, губами припал к виску, вдыхая аромат моих волос. И мягкий ворс пледа оказался между моими пальцами, когда мы с Адамом стали, наконец, одним целым.
21
С тех пор, как мы с Адамом съездили в супермаркет, прошла пара недель. Казалось бы, это так мало, но мое восприятие этого места сильно переменилось. Теперь лишь наш дом и небольшой, окружающий его район стали для меня оплотом безопасности и комфорта. И если раньше я думала, что буду для разнообразия выбираться в городок посидеть в кафе и сходить в книжный, то на деле стала редко выбираться лишь за продуктами, а если сделать это удавалось вместе с Адамом, то с облегчением выдыхала.
В повторяющихся изо дня в день ритуалах, в единственном неменяющемся виде из окна я старалась найти постоянство. А в этом постоянстве найти мир и покой. Но знание того, что где-то вдалеке кипит жизнь, без конца меняющаяся, неуловимо быстротечная, громкая и яркая, а я пропускаю ее, секунды утекают сквозь пальцы, и мне никогда не нагнать упущенного времени, сжимало стальной хваткой мое горло, пока я не начинала задыхаться. Я пыталась привыкнуть, осесть здесь, но не могла. Это было не в моей природе.
Я знала, что деревья за окном годами буду оставаться прежними несколько с раздваивающимися стволами, высокие сосны, низкие ели и никогда не изменятся, пройдет много лет, а они все еще будет заглядывать в этот дом, наблюдая за его обитателями. По вечерам, когда я выглядывала на улицу, там стояла зависшая в воздухе, давящая тишина. И меня не покидало ощущение, что на самом деле в соседних домах никто не живет и мы одни на отшибе цивилизации, а горящие окошки и силуэты в окнах лишь искусные декорации. Но Адам стоил этого. Адам стоил всего.
Все дни смешались в одну бесконечную кашу, прерываемую лишь объятиями Адама и долгожданными ужиными по вечерам за круглым столиком в нише темных окон.
Когда я выезжала в магазин без Адама, не переставала наряжаться. Сопротивлялась своему страху насколько могла, но не без уступок. Надевала более длинные, свободные платья, не такие милые туфли. Казалось, это не должно было быть важным, я бы могла отправиться в магазин хоть в домашней одежде. Но каждый раз, когда перед выходом я глядела в зеркало, мне хотелось плакать. И дело не в том, что мне не нравилось, как я выгляжу, каждый мой наряд оставался таким же прекрасным и очаровательным. Просто это было не то, что я хотела бы надеть, будто мир контролировал меня, наряжал, словно куклу, и прежде приятная ткань начинала до боли колоть изнутри мою кожу. Рукава становились слишком длинными, горловина душила, и я путалась в бесконечном подоле юбки.
Мне совсем не хотелось выходить из дома боже, как это было на меня не похоже! и в шкафу появилось множество новых нарядов. Домашних нарядов. Кружевное белье, шелковые халаты и костюмы, трикотажные костюмы, тонкие, нежные ткани, короткие шорты, сорочки, приоткрывающие ложбинку между грудей. Всегда укладка и легкий макияж. Ни за что я не хотела превратиться в девушку в растянутой футболке и с пучком на голове и каждый день перевоплощалась в привычную себя настолько, насколько могла сделать это дома. Так что каждый раз, приходя домой, Адам пожирал меня взглядом, и я ловила эти знаки внимания, будто они могли меня спасти.
Однажды Адам задержался на работе. Сильно. И неожиданно для самого себя. Ужин уже остыл. Я не стала есть без него. С поникшими плечами и стоящими в глазах слезами обиды не на Адама, мне просто было чертовски одиноко одной в этом большом кирпичном доме среди безмолвных деревьев я сидела за столом, на котором стояли тарелки, полные холодной пасты, и бездумно глядела в темноту леса. Адам зашел в дом тихо, как мышка, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. В руках у него была белоснежная охапка пионов. Растаяла ли я? В конечном итоге, он был не виноват. Он никогда не был виноват. И все же каждый раз приходил с цветами, если думал, что я расстроена.
Я поставила цветы в вазу, пасту в микроволновку, чтобы разогрелась. Адам стоял рядом, его взгляд скользнул по моему глубокому декольте. Он понял, что я заметила, виновато улыбнулся и заключил меня в медвежьи объятия.
Я так счастлив возвращаться домой, зная, что здесь меня ждет самая прекрасная девушка на свете, промурлыкал Адам мне на ухо, зарываясь лицом в мои волосы, уложенные и надушенные любимым парфюмом.
Адам был таким счастливым, но я стала в момент пустой. Я и правда стала девушкой, которая ждала его с работы.
22
Золотая осень была в самом разгаре, и редкие лиственные деревья превратились в яркие всполохи оранжево-алого пламени среди темной хвои, когда Адам предложил съездить на озеро неподалеку от нашего дома. По его словам, это было самое популярное место всех местных любителей свежего воздуха будто им не хватало леса за окном, и я сразу согласилась поехать. Так что, выспавшись утром, мы собрали корзину, полную еды, и переносной холодильник с газировкой и отправились к озеру. На мне был легкий атласный костюм с широкими брюками и рубашкой и топ с глубоким вырезом, мне нравилось, как Адам временами ныряет в мое декольте.
Я смотрела в окно машины и не могла наглядеться. Такой привычный темно-зеленый лес теперь пестрил золотыми, оранжевыми и алыми красками. Яркие пятна расплывались, когда мы летели по шоссе. Солнце, непривычно теплое для осени, заливало дорогу, и я жмурилась от слепящего света. У Адама был выходной, в прекрасном расположении духа он мурлыкал какую-то песню себе под нос, сжимая временами мою руку. Это был лучший день из всех, что я могла припомнить здесь за последнее время. На секунду даже показалось, что сегодня вечером я смогу написать новую страницу для своей книги.
В какой-то момент мы съехали с дороги, нырнули в сужающийся тоннель деревьев, сходившийся куполом над нашими головами, и покатили по ухабам и рытвинам из желтого песка. Впереди тоже ехала машина, эфемерная и нереальная за дребезжащей в воздухе поволокой.
Среди деревьев в свете скользящих сквозь ветви лучей солнечного света кружились пылинки, поднимаемые колесами машины. А на дороге она так поднималась, что казалось, будто в воздухе мерцает золотом густой туман. Мы ехали медленно и на несколько секунд словно оказались в другом, далеком месте, месте, где существует золотой туман.
Все вокруг сияло изнутри. Ветви склонившихся к нам деревьев, яркие листочки, заглядывающие в окна машины, улыбка Адама, сидящего рядом. Я сжала его руку, желая запомнить этот момент, запечатлеть в своей памяти, чтобы засыпая холодной зимой в нашей постели, видеть во снах его сияющую улыбку и золотой туман. Изо всех сил я ловила мимолетные детали, зная, что этот момент уже никогда в точности не повторится.
Машину оставим здесь. Голос Адама вдруг словно выдернул меня из сна. Мы остановились в паре сотен метров от озера. Сквозь деревья я видела проблески воды, отражающие яркий солнечный свет. Людей сегодня много. Лучше так, чем потом не знать, как развернуться.