Шоколадное или ванильное? Голос Адама вдруг вытащил меня из раздумий. И по корзине с продуктами я заметила, что прошло уже много времени и мы обошли пол магазина, а я все витала в собственных мыслях. Будто проснувшись и вернувшись в реальность, я не сразу поняла, чего хочет Адам и вопросительно посмотрела на него. Мороженое. Какое хочешь?
Шоколадное, нашлась я и решила больше не отвлекаться. Мне было бы неприятно, если бы Адам отстраненно витал в облаках, находясь рядом, но он сам, кажется, этого даже не заметил.
Мы прошли еще несколько рядов, наша корзина ломилась от продуктов, и в голове мелькнула мысль, что выехать закупиться мы сможем еще не скоро. Адам так активно шел по списку продуктов, что я была приятно удивлена. И до этого я знала, что он прекрасно справляется с бытовыми обязанностями, но теперь была уверена: Адам не станет вешать весь дом на меня. Я просто ходила за ним хвостиком, выбирая понравившееся из предложенных вариантов, и смотрела по сторонам.
Последнее осталось, и на кассу. Адам присмотрелся к моему почерку в самом конце списка. Хлопья. А-а, быстрый завтрак. Пусть будет.
Мы дошли до длинного прилавка сладких хлопьев, и Адам погрузился в чтение составов. Как биолог, он всегда страдал от наличия сахара и вредных ингредиентов, прекрасно понимания, что значит множество незнакомых для большинства людей слов на обороте упаковки, и представляя, как это влияет на организм. Но любитель вкусно покушать в Адаме всегда побеждал и бросался на самые вредные продукты. Я такой роскоши себе позволить не могла, и всегда смотрела на его огромные порции самого вкусного с толикой сожаления.
Адам стоял спиной ко мне, а я перебирала в уме список продуктов, разглядывая содержимое корзины, когда почувствовала на себе чужой взгляд. Боковым зрением я увидела две стоящих по правую руку от меня фигуры и инстинктивно бросила на них взор.
Это были две женщины средних лет, держащие в руках корзинки с продуктами. Они шептались, поглядывая на меня недобрыми холодными глазами, а их рты исказили презрительные усмешки. Женщины, не стесняясь обсуждали что-то, цокая языками, но когда я нашла в себе силы посмотреть на них в упор, оскорбленно вскинули головы, как две кудахчущие индюшки будто это я имела наглость посмеиваться над ними, стоя в стороне и неторопливо пошли к кассам.
Я должна была хоть что-то сделать! Выцарапать ногтями им глаза, хотя бы подойти и опозорить при всем магазине, поставив на место. В голове вспыхнула картинка, как я решительно надвигаюсь на этих индюшек, а они съеживаются от одного моего взгляда. Но в реальности я никогда бы этого не сделала, не так ли? Так что я осталась остолбенело стоять на месте наедине с этим моментом стыда и смущения, хотя понимала, что чувствовать такое должны они, а не я. Но все же мне захотелось закрыться, закутаться хоть во что-нибудь, спрятаться от всего мира и скорее оказаться дома.
Всего секунда а это была именно она, потому что Адам даже ничего не заметил, стоя спиной ко мне, погруженный в составы хлопьев показалась мне вечностью. Я выдержала их холодные надменные взгляды с гордо поднятой головой и напускной уверенностью, но когда оказалась вне поля их зрения, слезы навернулись у меня на глазах. Веки защипало от подходящих слез, глаза намокли. Но я сглотнула комок обиды, вставший у меня в горле, и, как оказалось, очень вовремя, потому что через секунду ко мне повернулся Адам.
Вот в этих внутри игрушка. Он широко улыбался, показывая мне коробку хлопьев, но уголки его губ тут же опустились вниз, и в глазах мелькнуло беспокойство. Биби, что-то случилось?
Я вдруг осознала, что от беззаботной улыбки у меня на лице не осталось и следа и не заметить это было бы невозможно. Но я очень не хотела, чтобы Адам вступал в конфликт из-за меня, зная, что он обязательно тут же бросился бы на поиски моих обидчиков, только заикнись я ему о произошедшем. Поэтому, собрав все силы в кулак, я рассеяно заморгала и обернулась к нему.
Нет-нет. Я заставила себя улыбнуться. Просто задумалась.
Беспокойство на его лице тут же сменилось недоверием. Иногда меня пугало то, как легко Адам читает меня.
Бьянка? Его голос стал строгим. Адам стоял как изваяние, сжав в руках коробку с хлопьями, а его глаза внимательно изучали мое лицо. Вот всегда он так, хочет позаботиться обо мне, даже если я об этом не просила.
По спине у меня пробежали неприятные мурашки, я невольно сглотнула, но все же нашла в себе силы улыбнуться ему:
Ну почему ты всегда так беспокоишься обо мне?
Еще секунду Адам пристально глядел на меня, между нами повисло неловкое молчание. Но потом морщина между его бровей разгладилась, и Адам безразлично бросил хлопья в корзину и, объявив, что мы все купили, покатил на кассу.
Всего на мгновение, но я замерла, глядя ему вслед. Увидела грустную улыбку на его лице, когда он проходил мимо, как опустились его плечи, и Адам весь поник. Я постояла еще секунду, переминаясь с ноги на ногу не хотелось вновь встречаться с теми женщинами, и двинулась за ним. По крайней мере, Адам будет рядом, а с ним ничего не страшно.
Пытаясь не озираться по сторонам, как напуганный щенок, держась одной линии, я шла к кассам за Адамом, но глазами бегала по очередям, пытаясь выцепить тех кудахчущих женщин и, кажется, впервые посмотрела на окружающих трезвым взглядом. До этого в фокусе моего зрения был только Адам, я просто наслаждалась каждой проведенной рядом с ним минутой, не замечая и не оценивая ничего вокруг, но теперь смотрела на окружающую меня действительность другими глазами. Та секунда не скрываемого осуждения и презрения выбила почву у меня из-под ног, но стряхнула с глаз розовые очки. И я впервые огляделась. По-настоящему.
Я смотрела на людей вокруг и понимала, почему те женщины шептались. Я впервые увидела одну местную закономерность: все, на кого падал мой взгляд, выглядели примерно одинаково. Свободные джинсы и футболка, в большинстве своем, приглушенного цвета, серого, грязно-зеленого, светло-коричневого, с какой-нибудь крупной надписью на груди. На женщинах изредка платья чуть выше колена, бесформенные, клетчатые. У мужчин короткие стрижки, у женщин забранные в хвост или пучок волосы. Я вспомнила себя в зеркале сегодня. Я тут как белая ворона.
Меня будто ледяной водой окатило. По телу прошла дрожь. Я правда как белая ворона. Будто из другой реальности сюда попала. Никогда я не чувствовала такого странного отвращения к себе, как сейчас. В Чикаго я была прекрасной, порхающей бабочкой, на которую даже пожилые люди глядели с восхищением, здесь никому не понятной чужачкой.
Мои глаза забегали от одного человека к другому в попытках найти хоть кого-то выделяющегося. Женщина в свободном черном платье, на ногах сланцы, волосы в хвосте. Парень немногим старше Адама, растянутая футболка с названием футбольной команды и коротко стриженные волосы. Молодая девушка в объемном коричневом свитере, волосы в низком хвосте. Женщина с пучком в жилете поверх серой футболки. Я перестала их различать. Люди для меня смешались в одну толпу, вычленить из которой хотя бы одного человека казалось непосильной задачей.
Я представила, как выгляжу в этом супермаркете в своем коротком пышном платье с объемными рукавами, милых носочках и туфлях на каблуке, с уложенной гривой золотистых кудрей и сияющим макияжем. Я определенно не вписывалась. Мы стояли на кассе, и я молилась, чтобы девушка скорее пробила продукты, чтобы вернуться домой. Запереться ото всех, никогда сюда не возвращаться, обустроить свой маленький мирок, наряжаться так, как я привыкла, хоть каждый день, хотя бы ради Адама. Но, как назло, очередь двигалась медленно, и женщина за кассой лениво пробивала продукты, едва перебирая руками.