Пострадавших нет. Поражает и не находит объяснения тот факт, что среди покорежившихся от высокой температуры металлических конструкций, среди сгоревшего в пепел всего, что могло гореть, целыми и неповреждёнными оказались православные иконы Георгия Победоносца, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского и многие другие именно мужские иконы. Женщина-продавец предположила, что это говорит о поддержке святыми угодниками наших солдат, воюющих за Родину Святую Русь, и своих ближних».
Не успели мы обменяться и словом, как на экране появился другой сюжет. Военный.
«В ходе выполнения боевого задания в районе Бахмутова истребитель-бомбардировщик СУ-24, будучи подбит ракетой, пошёл на таран и врезался в колонну вражеской бронетехники, чем сорвал наступление противника и спас многих российских воинов. Имена погибших: командир Александр Антонов, штурман Владимир Никишин. Голос военкора срывался от волнения: Пусть земля будет для вас Небом, герои! Быть воином на стороне Правды значит жить вечно! У летчиков есть такое поверье: если пилот не вернулся на землю, то он продолжает выполнять боевое задание!»
Пошли другие новости, мы попросили выключить звук и сидели в тишине. Глаза матушки блестели. Она взяла салфетку и сказала:
«Поразительны оба сюжета и то, что они оказались рядом в ленте новостей! Иконы неоспоримый знак присутствия Божественной Силы в нашем мире, святые и Ангельские чины на нашей стороне, а подвиг пилотов пример жертвенной любви, которая в очах Божиих выше всего! Не соглашусь с вами, Константин Яковлевич, и с тобой, батюшка, что Христос и Его последователи являются мишенью для злых сил. Это они тьма и мрак, злость и нежить мишень для Христа и для нас, христиан! Ведь сам сатана всего лишь тварь, когда-то созданная Богом. Христос всепоглощающая, заполняющая всё мироздание, воинствующая и грозная Любовь, в котором нет и быть не может даже миллиметра пространства, где правят демонические силы.
Сильна, как смерть любовь, говорит Царь Соломон, и стрелы её стрелы огненные! Но Христос и смерти сильнее, потому что её пригвоздили ко Кресту вместе с Ним. Но Он воскрес, а она повержена и пленена, утратила силу властвовать над людьми. Она лишь проводник в Вечность, где встретит нас Христос, лишь бы мы оказались достойны. Как уже встретил этих героев-лётчиков!»
У бога мелочей не бывает!
Холодный май, солнце, юная листва яблонь в церковном саду. Сижу на скамейке и жду, когда привезут забытую мной скуфейку. Отпевал в маленькой сельской церкви пожилого мужчину и оставил на аналое скуфью.
Сижу и думаю, что на светлой седмице исполнилось тридцать лет моего священства. Что только не случилось, не отзвенело, не промчалось сквозь меня и мимо меня за это время! Сколько номеров телефонных уже никогда не отзовутся!
Апрель и май 1992-го года были заполнены освоением крохотной планеты под названием Ардатов, куда я высадился со своей многочисленной ребятней и растерянной матушкой.
А тем временем продолжали осыпаться конструкции великой страны, народ растерянно искал способы выживания, церковь была окном, в которое дул свежий ветер надежды. Я старался, насколько мог, эту надежду оправдать. Я был идеалист и новичок в церковной работе, а потому неизбежно совершал административные ошибки, впадал в крайности, ожидая от людей кристальной честности и порядочности лишь потому, что они называли себя православными.
Сегодняшнее отпевание чудным образом вернуло меня к первоначальным годам моего служения в Ардатове.
Везёт меня по светлой асфальтовой дороге в Чув-Майдан, так называется село, задумчивый водитель. Звать Димитрий.
«Как имя усопшего?» спрашиваю.
«Степан».
«Болел?»
«Да, болел. И годы ужеТяжело пережил смерть дочери. Кстати, вот памятник на обочине, поворот на деревню Сиязьма! На этом повороте она разбилась с женихом в 1996 году. Ехали венчаться»
Молчу и провожаю глазами уходящий назад, утопающий в полевых цветах металлический скошенный прямоугольник с двумя портретами.
«Число, Дима, не помните, когда это случилось и как их звали?»
«Как же! Восьмого сентября это было. Я ее двоюродный брат ехал следом. Она Татьяна. Он Андрей. Ей 20, ему 22. На селе все помнят этот случай. Они ехали на дорогой иномарке. Какой-то родственник из Москвы на свадьбу пожаловал, а дороги не знал. Тут тогда насыпь была от недостроенной дороги. Он на скорости и выскочил. А дальше кювет. Я сильно отстал на своем «жигуленке», а когда подъехал, машина их лежала на боку. Водитель и молодожены погибли на месте. Слышали, наверное, эту историю?».
Я не только слышал эту историю, но и сам был её участником.
До сих пор, как мне кажется, звенит во времени эта лопнувшая трагическая струна.
В тот день в храме я ждал пару на венчание. Как положено, разложил на тумбочке венцы, свечи, корец с вином. Сижу и жду. Нет и нет! Телефонов сотовых тогда ещё не было. И вот вбегает человек, задыхается и никак не может слова вымолвить. Подхожу. Не лицо, а какой-то комок вымоченных в слезах фрагментов носа, глаз, губ.
«Они разбились!» говорит и прислоняется к двери.
Помню, что все, кто приехал на свадьбу, остались на похороны. Похороны всегда дело невеселое, а тут купол вселенской трагедии накрыл всё село.
«Дима, а ведь это я должен был их венчать, а потом пришлось ехать отпевать.
До сих пор в ушах вой, который можно было услышать уже на подъезде к селу».
«Простите, не узнал вас! Вы изменились. Седая борода, лицо похудело. Ведь это я приехал тогда в храм и сказал, что они погибли».
«Да и я, Дима, вас не узнал. Прошло ни много ни мало 26 лет».
«Как вы думаете, почему это случилось? спрашивает Димитрий. Ведь ехали в храм всё-таки, а не куда-то. Венчаться»!
«Я думаю, что они у Бога в Небесной славе как муж и жена. Ведь Господь принимает и намерение как дело случившееся. Почему так произошло вам никто не скажет. Это тайна. Таких тайн множество вокруг».
Когда я отпевал Степана, у гроба сидела в инвалидном кресле вся в чёрном его жена и тихо плакала. В напутственном слове сказал и о том трагическом случае. Конечно, все помнили его. Увлеченный воспоминаниями, переживаниями, я забыл скуфейку и вот жду, когда Димитрий привезет её. И тут мне приходит на память, что в тот трагический темный день общей скорби во время отпевания Татьяны на дому я заметил висящий в углу крест. Тёмный и крепко прижатый к бревну большими гвоздями. После отпевания обращаюсь к родственниками и говорю, что это крест церковный напрестольный. Если они пожелают, то могут пожертвовать его в наш храм в память о новопреставленной. Через день кто-то привёз этот крест. Он оказался серебряным и лёгким, пустотелым, собранным из тонких серебряных пластин. Удивило то, что он весь был как бы прокуренным, засаленным. Диакон взялся его чистить, унёс домой, а потом рассказал, что когда разобрал крест, то внутри была какая-то зловонная смола. Склонный к гиперболам и сравнениям диакон предположил:
«Такое впечатление, что внутри собралась многолетняя матерная брань, курево и пары самогона».
Спорить я не стал. Возможно, так и было. Возможно, всё случилось ради того, чтобы вызволить из тягостного плена крест. С тех пор он у нас на престоле в Никольском приделе. Все водосвятные молебны совершаем с ним.
А вот и Димитрий!
Бежит через двор к храму со скуфейкой, не видит меня. Окликаю его.
«Дима, пойдемте со мной! Кое-что покажу».
Захожу в алтарь, беру крест.
«Этот крест из дома Степана и Татьяны. Тогда после отпевания я попросил его пожертвовать нам».
Я рассказываю о кресте, о диаконе, о том, как чистили крест и как он верой и правдой служит в храме с тех пор.
«Можно я подержу его?» спрашивает.