Я видела, как он поднял край своей короткой темно-серой куртки, достал свой пенис и, к моему изумлению, принялся мочиться, поливая мощеную улицу струей такой силы, что, готова была поклясться, отдельные камешки даже отскакивали в стороны.
С губ моих сорвался громкий смешок, и я тут же зажала рот рукой, но все же недостаточно быстро. Хиса огляделся и заметил меня, прежде чем я успела ускользнуть. Грудь его раздулась от предвкушения, а лицо залилось краской, но не смущения. Оправление малой нужды в общественных местах вдоль стен, заборов и у столбов было привычным зрелищем для улиц Киото. В Японии бытует мнение, что если какой-то акт совершается в общественном месте, то он принадлежит всем в общем и никому в частности, поэтому на него не следует обращать внимания.
Я не двигалась с места. Да и как я могла? Хиса не опустил куртку, но продолжал взирать на меня с вызовом во взоре. Он стоял, широко расставив ноги и являя моим глазам свой пенис. Я сделала глубокий вдох, понимая, что мне нужно идти, так как окасан неодобрительно относится к тому, что майко разговаривает со слугой мужского пола, но я никак не могла заставить себя прекратить созерцать его член. Да и разве не является учеба через наблюдение частью моей подготовки?
Я спряталась подальше в тень, продолжая смотреть, выжидая следующего шага юноши. Любопытство мое было исключительно западной чертой характера, которую невозможно было скрыть в длинных рукавах моего кимоно. Они касались земли при ходьбе, и частички грязи приставали к бледному шелку, сочетавшемуся с цветом моих волос, спрятанных под черным париком.
Я продолжала взирать на юношу.
Он ласкал свой член, а я воображала себя художником, рисующим перед своим мысленным взором картину, в то время как тело мое бурно ликовало, выражая радость по поводу всего происходящего. Пульс мой участился, в низу живота разлилось тепло. Я чувствовала, как меня обволакивает запах моего желания, сладкий, как аромат цветов, распустившихся в новолуние, пока я не отрывая глаз наблюдала за тем, как Хиса ласкает себя свободной рукой. Пенис его рос и наливался силой, превратившись наконец в грозное оружие.
Я задержала дыхание. В голове моей бродили чувственные мысли. Я воображала наш серебристый смех, звучащий, когда руки наши сплетаются воедино, а потом он подводит мои подрагивающие пальцы к своему пенису, сжимает мои бедра. Я захихикала, вспомнив огромные члены, изображенные на эротических картинках мастеров жанра. Эти художники принадлежали к школе, верившей, что, если рисовать мужское достоинство в натуральную величину, никто на него даже не взглянет. Хиса бросал вызов этой логике, демонстрируя пенис такой же огромный, как и на виденных мною гравюрах.
Вот почему я вышла из тени и, покачивая бедрами и облизывая губы, быстро направилась к воротам Чайного дома Оглядывающегося дерева. Перед зданием стоял огромный черный лакированный экипаж с ярко-синими шелковыми занавесками на окнах, но я не удостоила его ни единым взглядом. Я задумала кое-что иное.
Запрокинув голову, я улыбнулась красивому юноше, провозгласившему о своем желании и бесстыдно предложившему мне, своей богине солнца, свой пенис.
Я представляла себя знаменитой аристократкой леди Джиоюши, которая спасла своего возлюбленного, соблазнив сёгуна. Используя краешек своего шелкового пояса, я имитировала действия этой женщины, бегущей через храм Киомидзу мимо сёгуна, роль которого в моей постановке отводилась Хисе, который пытался схватить ее. Когда он все же поймал ее, храбрая искусительница наградила его ночью любви, в то время как ее возлюбленный ускользнул на свободу.
Следуй за мной, прошептали мои малиновые уста юноше-рикше, затем я облизала губы и издала всасывающий звук. У меня не было ни малейшего желания делать что-то недозволенное, я лишь хотела побывать в объятиях Хисы, чтобы заполнить пустоту в своем сердце.
Да, Кэтлин-сан, ответил он, низко кланяясь и заглядывая под подол моего кимоно в надежде увидеть мои светлые лобковые волосы.
Боги покарают тебя за это, поддразнила я.
Он знал, что, следуя обычаю гейш, я не ношу под кимоно нижнего белья, за исключением легкой шелковой повязки. Его пронизывающий взгляд рассмешил меня, но при мысли о том, что он в самом деле видит мои золотистые волосы, я покраснела. Он также знал мой секрет, но никому бы его не открыл, так как ему было известно его место в Чайном доме Оглядывающегося дерева и он крепко держался за него.
Я забилась в темный, скрытый в тени уголок под покатой крышей здания и принялась ждать. Придет ли Хиса?
Ни один трепещущий огонек из чайного дома не подавал предупреждающий сигнал нам, намеревающимся преступить социально дозволенные рамки. Юноша действительно пришел, и тело мое возликовало. Не прошло и нескольких секунд, как я оказалась в его объятиях, и его крепкий торс прижался к моей груди. Тело мое изгибалось и раскачивалось, стремясь получить наслаждение, в котором мне слишком долго отказывали. Своими мягкими губами я ласкала щеку и ухо юноши.
Целиком растворившись в пламени мимолетного мгновения, я очень удивилась, когда Хиса сжал мои груди. Тело мое напряглось, но он этого не заметил. Не удовлетворенный ощущением шелка под своими ладонями, он запустил руки за отворот моего кимоно. Нет. Я хотела, чтобы Хиса всего лишь обнял меня, а не занялся со мной любовью.
Не успела я произнести ни слова, чтобы остановить его, как он сдвинул ткань, обмотанную у меня вокруг груди и спускающуюся к лодыжкам, чтобы без труда раскрыть полы моего кимоно и увидеть мои бледные бедра. Я молилась лишь, чтобы боги отвернулись от меня и не видели бесстыдного проявления моей страсти. Я облизнула губы, желая поцелуя Хисы не меньше, чем его прикосновений, но он не стал меня целовать, так как это считалось очень личным и эротичным актом, который не совершали в открытую, но только в темноте с гейшей. Как бы то ни было, я жаждала ощутить его губы на своих, чтобы испытать ощущение чего-то, удовлетворяющего гораздо больше, чем любой сексуальный акт. Чего-то, к чему очень стремилась, но так пока и не познала. То была любовь.
С тех самых пор, как впервые увидел тебя, я ждал долгие годы, чтобы своим копьем подарить тебе наслаждение, Кэтлин-сан, прошептал Хиса мне на ухо.
Я тоже этого ждала, Хиса-дон, но тебе же отлично известно, что это против правил. Я задержала дыхание, удивленная собственными словами. Да, я хотела его, но еще больше я хотела стать гейшей.
Я хочу вкусить твоей сладости, Кэтлин-сан, почувствовать твой тонкий манящий аромат, ощутить, как ты с силой сжимаешь мой пенис.
Я не могу, прошептала я, чувствуя, как сердце мое несется вскачь, во рту пересохло, а ладони вспотели. Я отерла их о шелк своего кимоно и пояса. Хотя глянцевитый материал на первый взгляд казался тонким и изысканным, на самом деле он таким не являлся, так как был соткан из прочнейших волокон шелка. Драгоценный материал сиял, точно солнечный свет, и переливался всеми лучами радуги, но являлся при этом прочным, как кожа, и мягким, как креп с вплетенными в него золотыми нитями.
Прочный, как сердце гейши, вспомнилось мне высказывание Марико, эхо настойчивого голоса которой звучало в моей голове, напоминая о том, что мы живем в мире, в котором нет места чувствам женщины. Киото это город секретов души.
Секретов гейши.
И я не могла их предать.
Я должна идти, Хиса-дон, прошептала я, поднимая голову и отодвигая бедра подальше от него.
Говорят, что ты самая прекрасная майко в Киото, Кэтлин-сан, прошептал он мне на ухо, затем принялся покусывать его.