День 13
«Ты куда пропал?» написала мне Ира утром.
Я тут же вспомнил, что давненько с ней не общался, и что она ещё не в курсе, что я сменил место дислокации. Я рассказал ей, что произошло в моей жизни за последнюю пару дней и спросил, как дела у неё. Она по-прежнему находилась дома и всё свободное время проводила в интернете, держа руку на пульсе происходящего. Ира жила близко к центру, и многое из того, о чём писали оставшиеся в живых городские новостные порталы, она могла наблюдать воочию. Например, из своих окон она видела толпы мертвецов, наводнившие тамошние кварталы и изначально, должно быть, сбежавшиеся на грохот выстрелов боевых машин. Военные квартал за кварталом зачищали центр города, но чем больше усердствовали, тем больше заражённых привлекали к себе как из близлежащих районов, так и издалека, и работы у них становилось всё больше, а люди, жившие по соседству, и вовсе теряли всякую возможность выйти за пределы своих домов и жилых комплексов. Вокруг дома Иры, по её словам, сгрудилось какое-то нереальное количество зомби, и выход наружу ей и её матери с отцом был заказан. Однако, в общем-то, они по этому поводу не горевали. Да, немного сходили с ума от затворничества, как и все в эти непростые времена, но, всё же, ресурсов у них было достаточно на ещё долгое и долгое время автономного существования.
На первый взгляд может показаться, что на Иру и на её судьбу мне было в некоторой степени всё равно. Я редко писал ей и мог спокойно прожить целый день без того, чтобы чиркнуть ей пару строк и справиться о её самочувствии. Обычно, как я слышал, девушки интерпретируют это как знак безразличия. Но нет: я любил её, ценил и дорожил ею, и уж конечно интересовался её положением. Просто я не видел смысла в том, чтобы спрашивать у неё что-то вроде «как дела?» каждый час. Ну сказала она один раз, что всё у неё супер, да к тому же она дома, за кирпичными стенами, с родителями зачем в таком случае суетиться и переживать? Ясно же, что у неё всё в порядке, и что от того, что я справлюсь о её самочувствии ещё сто раз вместо одного, ни лучше, ни хуже не сделается. Почему отношения с девушками это будто бы всегда война за её расположение, на которой каждый божий день ты должен доказывать ей, что и сегодня ты испытываешь такие же тёплые чувства, какие питал к ней вчера? Странное дело, всё же.
Поразмыслить над этими и многими другими вопросами у меня не оказалось времени. Пока я переписывался с Ирой, настало время обеда, на котором полицейский подошёл к нашему столу и поставил нам новоприбывшим наши первые задачи. Ангелина вверялась в распоряжение своей матери, и квесты ей должна была выдавать она, исходя из того, чем ей самой нужно было заниматься. Аркадия приняли в банду Юры, его отца и ещё нескольких человек, занимавшихся постройкой многоуровневых баррикад на всех входах и уязвимых местах первых этажей. Мне же выпала честь стать вахтёром и нести дозорную службу на крыше, сменяя от случая к случаю тамошних завсегдатаев, с которыми мне сегодня предстояло познакомиться. Они-то там, наверху и должны были ввести меня в курс дела. Я был рад уже тому, что меня не подрядили таскать тяжести или делать что-то непосильно сложное.
Ребят наверху звали Лёха и Тоха, и выглядели они, сидящие за раскладным столом и играющие в карты, так же органично, как и их имена, написанные через запятую. Мне показалось, что они не очень-то были рады компании. Так или иначе, я объяснил, что меня сюда отправил полицейский, и что я должен находиться здесь и нести вахту, хотя сам предпочёл бы сейчас оказаться дома и играть в видеоигры. Они рассказали, в чём состоит суть их службы:
Просто смотри по сторонам и всё. «Гляди в оба», как в фильмах говорят. Постоянно считай мертвецов, которых видишь неподалёку. Считай, определяй по компасу стороны света и докладывай, когда надо, мол, к северу четверо, к югу пять, и так далее, начал объяснять Лёха.
Да, типа того. Это надо, чтобы всегда быть в курсе, чё происходит вокруг. Ну и вести себя нужно тихо это ясно. Чтоб не сбежались кто попало. А, ну и если кто-то живой придёт сразу по рации сообщаешь вниз, мол, идут свои, быть готовыми, дополнил Тоха.
И часто живые приходят? спросил я.
Последними вы были, вроде. А так да, иногда приходят чисто так, закупиться по мелочи. Мы их впускаем, мент им магаз открывает, они всё чё надо берут и уходят. Так много раз было. В основном, люди не задерживаются и идут назад к себе. Иногда возвращаются, типа чтоб ещё раз чё-то прикупить. Магазов-то больше нормальных кругом нет: все либо вынесли, либо там конченные всякие сидят и стригут по десятку косарей тупо за вход. У нас тут оно как-то по-людски в этом смысле.
Ага, подтвердил Лёха, Это пока мент всё держит, и пока шпана огнестрелом не разжилась.
Ой, не нагнетай, ну! Всё ништяк же.
Ага. Те типы чё тогда, просто так приходили? Стопудов разнюхивали, смотрели, чё-кого, кто тут есть вообще, где зайти, чё вынести.
Да ну пришли и ушли, чё теперь? Вернутся разберёмся поди, чё зря тему мусолить?
Не знаю, братуха, тревожная ситуация какая-то была просто.
Это вы про что? вмешался я, Что за типы приходили?
Ай, да ну, нафиг тебе это знать? Меньше знаешь крепче спишь. Не забивай голову, ответил Тоха.
Может, на троих раскинем? сменил тему Лёха, а потом обратился ко мне, показывая взглядом на карточный стол, Будешь?
Я согласился, но сугубо для того, чтобы поддержать компанию и за партией-другой узнать побольше о вахте и о том, как часто мне придётся здесь стоять. Как оказалось практически каждый день с перерывом на сон. Такими, во всяком случае, были предположения Лёхи и Тохи. Они полагали, что меня прислали сюда для того, чтобы их задействовать где-нибудь ещё, и когда я во всё вникну, их станут забирать на другие задачи. Им самим не нравилась идея потери козырного местечка и непыльной работёнки, заключавшейся в игре в карты с перерывами на дозорную службу. Потому-то они и не были рады меня видеть и встретили поначалу довольно холодно.
Мне стало неловко, но ребята, правда, успокоили меня, сказав, что всё нормально, и что я тут особо ни при чём. Они научили меня пользоваться рациями, с помощью которых поддерживалась связь с полицейским внизу. Изначально рации были найдены в комнате охраны, но, поскольку охрана ретировалась из Радуги в первые же дни, рации эти стали никому не нужны, как и униформа, и много чего ещё, что оставалось в здешних подсобках, и на использование чего не распространялось общее правило неприкосновенности и необходимости выкупать что-то прежде, чем это взять. Уже к вечеру я вник в суть всего и был готов нести службу в одиночку. Я сказал об этом ребятам, но они попросили меня не говорить полицейскому о том, что я уже сейчас готов начать сменять их на посту. Сказали, мол, когда он спросит, во всём ли ты разобрался, ответь, что ты-де ещё теряешься, что с рациями не до конца всё понятно, или что стороны света путаешь. Словом, Лёха и Тоха попросили меня наврать что-нибудь нашему большому боссу для того, чтобы они могли подольше наслаждаться своей непыльной работёнкой и отсутствием необходимости делать что-то ещё. Я сказал, что совру полицейскому: не хотелось портить отношения с ребятами и идти на конфликт. Хотя чувствовал я себя погано, когда плёл свою чепуху перед полицейским. Он вызывал у меня больше симпатии и доверия, чем Лёха с Тохой, да и чем вообще кто-либо ещё.
В конце дня Юра и Аркадий выглядели уставшими. Похоже, они тоже жалели, что пришли сюда, и что теперь не могли отсюда уйти. У Аркадия здесь была Ангелина, которая хорошо чувствовала себя тут, и которая никуда не собиралась уходить от матери. А у Юры был отец, который проникся идеей причастности к чему-то большому и важному, и который не отпустил бы Юру одного назад, в их дом. На этой почве на почве неприязни к Радуге и к своему здесь положению нам удалось сблизиться, несмотря на различия в характерах и на то, что в прошлой жизни мы существовали в разных мирах и особенно не общались за неимением чего-либо общего меж нами. Здесь же, помимо глобальной общей беды, нас объединяло ещё и недовольство необходимостью повзрослеть по щелчку пальцев и вмиг переродиться из инфантильных гусениц в трудолюбивых бабочек. Юра и Аркадий, чётко понимавшие те причины, по которым они не могут отсюда уйти, недоумевали, глядя на меня.