Так ты говоришь, на швабре катался? веселился вовсю отец, как будто не было вчера беспокойного вечера. Выжимали тебя в ведре? Ха-ха-ха! Быть тогда тебе отныне Тряпкой!
Пужанна потянулась за ложкой, которая, как подумалось Крохе, теперь всегда будет при ней.
-О нет! Будешь Ведром! заметив её движение и осознав свою оплошность, поправил сам себя отец.
Ой-ой! уже убегая, орал он. Водопроводчиком будешь
Но метко брошенная ложка уже настигла Горюню, и он понёс очередной урон.
Маленькая сестрёнка, дожёвывая мармеладку, спросила с набитым ртом:
Ма-ам, а ма-ам! Почему у дяди из нашей квартиры сегодня один глаз стал маленький, опухший и синий?
Это потому, дочурка, что наш папа глаз дяде лечил, а сосед снизу ему помог за то, что папа вымыл в его квартире потолок и, возможно, пушистые ковры на полу. Так что сходит дядя ко врачу и станет видеть лучше прежнего!
А молоко с пряниками и мармеладки у холодильника больше не появлялись.
Глава 3.
После того случая Кроху больше не брали на работу по дому, и он слонялся без дела, подыскивая себе занятие по душе, но так ничего и не придумал. Ему только и оставалось, что сестрёнке сопли вытирать или развлекаться тем, что швырять тапком по выключателю в ванной и туалетной комнате, когда люди в спешке собирались на работу и забывали выключать там свет. Порой он ставил заряжаться сотовый телефон, опять же забытый в спешке, а потом подслушивать, как женщина нахваливала эту модель, обладающею, по её словам, самым не разряжаемым аккумулятором на свете. Дело в том, что, разрядив батарею, телефон начинал противно попискивать на всю квартиру, напоминая семейству домовых о своём присутствии, и этот писк выводил из себя, издавая омерзительные звуки. Казалось, порой даже ворс на ковре становился дыбом, словно ковёр был соткан из кошачьей шерсти. Вот и приходилось за телефоном ухаживать, а смыть его в унитаз совесть не позволяла. И потом, где гарантия, что человек не купит себе новый и так же не будет его забывать, уходя из дома.
Однажды, маясь от безделья, Кроха расставил по цвету плоские коробочки с матовыми серыми дисками внутри, которые люди использовали для просмотра фильмов и прослушивания своей несуразной музыки. Кроха тоже иногда пристраивался к ним в компанию и незаметно для людей наблюдал, как на экране телевизора кипела чужая жизнь, яркая, весёлая, а иногда грустная, но так не похожая на ту, которой жили люди в их квартире.
"Неужели им нравится жить в этой одинаковой повседневности, когда можно жить так же, как на экране? Будь я человеком, то уж непременно бы воспользовался первым же шансом, чтобы изменить для себя эти будни, похожие один на другой", думал маленький домовой.
Только вот отец совсем неодобрительно отнёсся к Крохиной затее с расстановкой дисков.
Неправильно ты, сынок, порядок здесь наводишь. Как ты их расставил?
По-моему красиво по расцветке. Чтобы красные стояли отдельной стопочкой от белых, а зелёные от синих. Ведь это и называется порядком?
Это по-твоему, порядок, а по-ихнему это бардак! У людей свой порядок есть, и люди им живут. Ведь они не кутный народец, а люди! назидательно подняв указательный палец, наставлял отец Кроху.
Не понятно прозвучала интонация в словах Горюни про людей. Там было тщательно скрытое пренебрежение этими лентяями и бездельниками, которые так устают жить, что скорее стараются умереть, сокращая свой без того короткий век различными сомнительными удовольствиями. Но присутствовала и нотка превосходства над ними, как над неразумными детками.
Например, что касательно коробочек, продолжал вещать Горюня. Их они ставят не по-нашенски, чтоб красиво, а по-своему. Да так, чтобы названия коробочек шли по алфавиту или по номерам, как они стояли до этого. Видишь сбоку маленькие знаки, что в ряд выстроились, как крысы под дудочку? Так вот, они именуются Буквами. Те же буквы, но побольше размером на крышке коробки.
А означают они что, эти крысы-буквы? перебил отца Кроха.
Я буду называть их просто буквы, смущённо хмыкнул отец. Означают они те самые звуки, из которых складывают слова. Вот мы с тобой говорим слово, например, мыло, и слышим в нём четыре звука, хотя мыло оно одно. Если научиться читать книги, то можно совершенно по-другому смотреть на мир, что тебя окружает.
А ты умеешь, папа? опять перебил отцову речь Кроха, на этот раз уже нетерпеливо, что, конечно же, было невежливо. Но тут сложилась такая ситуация, когда надо было ковать железо, пока оно горячо.
Глаза Крохи горели таким любопытством, что, окажись отец на свою беду неграмотным, Кроха вспыхнет ярким пламенем разочарования и осыплется серым пеплом на полку с дисками. Убирай его потом. Но отец в этот раз не подвёл, несмотря на свою несуразную натуру.
А то, скромно потупив взгляд, но поправляя роскошные усы и гордо выпятив грудь, выговорил он. И по старому стилю читать писать могём, и новому стилю обучены.
И как? Как ты научился? не унимался Кроха.
А я у гимназёров на шее любил сидеть, когда чуточку моложе был. Они, бывало, согнутся в три погибели над книжками своими и учат чего-то там, и учат. Иной раз взрослый человек подойдёт к горе-гимназисту и давай объяснять, что к чему. Бывает, так доходчиво толкует, что даже мне, бестолковому, ясно и понятно. А они, дети, ровно из полена выструганные, вещей простых не понимают и сидят за партой, тупят помаленьку. Когда наскучит на шее сидеть, спустишься на стол и начинаешь забавляться: перья писчие да карандаши по столу катать, перемешивать, линейки да тетрадки со стола спихивать, чтобы учиться веселее было! Вот как-то раз, лет сто пятьдесят двести тому назад, помню в
Научи меня! вполголоса пересохшим от волнения горлом выдавил Кроха. Я тоже читать писать хочу! Там книг столько, в том стеклянном шкафу, который в Большой комнате стоит, что ввек не перечитаешь! А я и не ведал досель, что в них все тайны мира прописаны!
Эвон, куда хватил! Кто же тебе такое поведал про те книги?
Никто. Но я нутром чую: нужны они мне!
Раз такое дело, так и быть, обучу тебя науке. Но есть один уговор: книги для обучения я буду приносить сам, а тебе в шкафу не рыться! Есть у меня на примете парочка забытых людьми книг: одна между тумбочкой и стенкой в коридоре застряла, вторая под кроватью в спальне пылью покрылась. И ещё просьба есть: ты матери и сестрёнке не рассказывай, что я читать могу и тебя обучать взялся. Мать у нас из старорежимных, а они грамотеев страсть как не любят. Вот и приходится под дурачка шифроваться, чтоб из дому, значит, не выгнали. А уж, коль она прознает, как я писать умею, то представить не трудно, на что она и её ложка способны.
Глава 4.
Прошла неделя с тех пор, как Кроха начал постигать грамоту, но увлекательное занятие вскоре обернулось выматывающим до изнурения заучиванием букв и банальную зубрёжку. А отец спуску не давал:
Ты, как тот конопатый школяр с красным галстуком на шее, в носу пальцем ковырялся, да всё норовил знания в свою башку через нос пропихнуть. Вытащит палец, вытрет о штанину, руку сменит и опять палец в нос пихает. Так и вырос неучем. Самолично видел. Вынь пальцы из ноздрей! Аль намёков не понимаешь? То-то же! Учи азбуку не по буквам, а по слогам, так-то оно сподручнее пойдёт.
Ничуть не смущаясь, Горюня обучал Кроху по старому телефонному справочнику, в котором слова располагались по алфавиту, и в этом состояло главное удобство книги. Попутно заучивая цифры, Кроха уже разбирался сам кое в чём, но помощь наставника по-прежнему была не лишней. Так они проводили день за днём, сидя высоко в углу на широком гардеробе, что стоял деревянным монументом сменной одежде жильцов в людской спальне. Они взбирались на него по оконным шторам, затем осторожно передвигались по скользкому карнизу и прыгали с него на шкаф, где занимались в своё удовольствие изучением азов литературы, пока Пужанна думала, что отец с сыном работают по хозяйству, и не беспокоилась ни о чём.