Прокурор поднялся на третий этаж и, отыскав нужную дверь, постучал. Услышав приглашение, он шагнул в приёмную, где хозяйничала секретарша средних лет.
Здравствуйте, поприветствовал её Вадим. Я Позёмкин, мне назначено на девять тридцать. Вот уведомление.
Секретарша, попросив подождать немного, скрылась за другой дверью. Ожидание действительно оказалось недолгим. Меньше чем через минуту женщина вернулась и, сделав приглашающий жест, сообщила:
Проходите, пожалуйста. Товарищ генерал ждёт вас.
Вадим прошёл в кабинет и отрапортовал:
Товарищ генерал! Майор прокураторы Позёмкин по вашему приказанию прибыл.
Вольно, майор, ответил генерал. Потом уже менее официальным тоном произнёс: Присаживайтесь, Вадим Андреевич.
Поняв, что арестовывать его не собираются, Вадим решился задать вопрос:
Товарищ генерал, разрешите спросить?
Разрешаю.
С какой целью вы меня вызвали?
А разве вам не сообщили об этом по месту вашей службы?
Нет. Только уведомление вручили.
Понятно. В Московскую прокуратуру поступило ходатайство о вашем повышении и переводе в Москву.
«Перевод в Москву. Кто бы мог подумать?»
Вадим Андреевич, вы бы хотели работать в Москве?
Работать в Москве! Да он и мечтать об этом не смел. Только вот дорога будет отнимать уйму времени, а он уже не мальчик как-никак сорок семь лет.
Товарищ генерал, я могу подумать?
Разумеется. Но позвольте дать вам совет.
Да, пожалуйста.
Соглашайтесь! И дело даже не в том, что такие предложения делают только раз в жизни и то не каждому, а в том, что это может сохранить вам жизнь и свободу. Похоже, что в своём райцентре вы кому-то сильно мешаете, вот вас решили оттуда убрать. Для начала этот кто-то предпринял вполне мирную попытку, а если откажетесь, последствия могут быть весьма печальными.
Спасибо, товарищ генерал. Буду иметь это в виду.
Пока не за что. Сами понимаете, что перед повышением проводится служебная проверка. Я полагаю, в данном случае это, скорее, формальность, но таковы правила.
Да, конечно. Я понимаю.
Так вы согласны её пройти?
Порядок есть порядок, товарищ генерал.
Ну, вот и отлично. Ещё вопросы есть?
Да. Если вопрос о моём переводе решится положительно, я смогу взять с собой семью?
Разумеется. Вам предоставят квартиру.
Ну что ж. Тогда давайте приступим.
Генерал вызвал секретаршу и поручил сопроводить прокурора Позёмкина в другое помещение. Вадим встал, попрощался с хозяином комнаты и вышел.
Профессор Громов ехал за Максом до самого института. Это заняло немало времени, ведь двигаться приходилось со скоростью автобуса, тормозя на каждой остановке и высматривая молодого человека в толпе выходящих пассажиров. Но вот автобус дополз до мединститута, и показался Макс в компании других студентов. Доктор Громов проследил взглядом, как сын добрался до ворот вуза, пересёк площадку перед входом и скрылся в дверях учебного заведения.
Всё, Ренат, теперь в больницу, скомандовал профессор.
Есть, шеф! отозвался водитель, и машина тронулась.
Макс обнаружил «хвост» с самого начала. Выйдя из подъезда, он заметил, что служебный автомобиль доктора стоит у дома. «Значит, отец ещё не уехал. Неужели решил следить за мной? Впрочем, я ведь вышел вскоре после него. Ладно, посмотрим, что будет дальше». Макс направился к остановке, сел в автобус и начал наблюдать за дорогой сзади. Всё время ему казалось, что машина отца движется следом. Потом автобус вроде бы оторвался, но когда юноша вышел у института и незаметно оглянулся, то увидел неподалёку знакомый автомобиль. «Всё-таки он следил за мной. Ну Лерка, ну зараза! Решила меня спалить. Ну да ладно! У меня на тебя тоже кое-что есть!»
Едва молодой человек попал в вестибюль вуза, его окликнул кто-то из однокурсников:
Макс! Громов! Глазам своим не верю! Ты ли это?
Ну я, вроде бы! попробовал отшутиться в ответ Макс. Он не помнил даже имени этого человека.
Так тебя же отчислили! У деканата списки висят!
Да знаю я, Макс поправил ремень сумки на плече. За документами пришёл. Не слышал, выдают уже?
Не интересовался у меня-то всё в порядке.
Что, неужели сдал уже?
Сегодня последний экзамен.
Ну, удачи тебе.
Спасибо.
Ладно, пока. И Макс зашагал к деканату.
Глава 10
Вернувшись в номер, Альбина подошла к окну. На улице вовсю кипела жизнь. Прохожие, автомобили, общественный транспорт всё это двигалось в каком-то своём особом порядке, но сейчас ей не было до этого дела. «Когда вернётся Вадим? беспрестанно думала она. Да и вернётся ли?»
Вздохнув, Альбина отступила от подоконника и устроилась на диване, обхватив колени руками. Она дожидалась мужа и думала: «А ведь когда-то я так же мучилась от неизвестности и молилась за Вадима».
Тогда, в тысяча девятьсот семнадцатом году, Алю Медведеву с группой выпускниц медсестринских курсов направили в военно-полевой госпиталь. В обязанности девушек входила перевязка ран, уколы обезболивающего на ночь, раздача пищи и всё это каждый день, без выходных. Жили они там же, в палатах, и спали на отгороженных ширмой койках. На каждую медсестру приходилось по десять-пятнадцать пациентов. Были, правда, ещё и санитары: мужчины носили раненых в операционную и обратно, а женщины мыли полы и меняли бельё.
Учась на курсах, юная Аля и представить себе не могла, что работа окажется настолько тяжелой. В первый же день она набегалась так, что на следующий не смогла подняться ноги отказались повиноваться. И тогда Майя Уланская, сестра милосердия из той же палаты, спросила:
Слушай, Алька, а куда так торопишься?
Как это куда, Май? Раны перевязывать.
Да не бегай ты так! Всех дел всё равно не переделаешь, а вот свалиться можешь запросто.
Ну а как же тогда быть?
Я здесь с весны и уже кое-чему научилась. Тут Майка наклонилась к Альбине и прошептала: В общем, когда перевязываешь рану, делай это чуть медленнее, чем можешь. Так будешь задерживаться возле каждого на две-три минуты дольше. Пока сидишь ноги отдыхают. Поняла?
Альбина кивнула.
Есть ещё вариант с кормёжкой, продолжила Майя. Приносишь еду и предлагаешь покормить бойца. На это, правда, соглашаются не все, но тоже можно использовать. А вот с перевязкой это дело верное.
На следующий день Альбина попробовала воспользоваться советами Майи и поняла, что та права: мышцы болели уже не так сильно. Впрочем, быстро передвигаться девушка всё равно не могла.
Вскоре Альбина втянулась. Постепенно она запомнила своих подопечных не только по ранам, но и по именам. Теперь юная медсестра старалась подольше побыть возле каждого пациента, поговорить с ним, пока делала перевязку. Некоторых как правило, тех, у кого были забинтованы руки, удавалось даже покормить с ложки. Но сама Аля потеряла счёт времени: все дни слились в один нескончаемый день, полный боли, стонов, бреда.
Однажды привезли большую партию раненых. Подойдя к одной из коек, Альбина увидела симпатичного темноволосого мужчину лет тридцати. Он был без сознания и беспрестанно стонал. Аля сняла со спинки кровати дощечку с данными. Запись была на французском, но девушка из дворянской семьи прочла её без труда: «Капитан Вадим Позёмкин. 29 лет. Ранение в правую ногу осколком мины». Альбина откинула одеяло и, сняв окровавленные бинты, пришла в ужас от увиденного.
Франсуа! позвала девушка одного из санитаров, когда тот с напарником принесли очередного раненого. Почему этого человека принесли сюда?
А куда его должны были нести? Не в мертвецкую же!
Его должны были отнести в операционную!
Это не ко мне, мадмуазель! Сортировкой не я занимаюсь. Моё дело доставить бойца туда, куда скажут.
Сортировка была рутинным делом. Когда привозили раненых, доктора быстро осматривали их и принимали решения. Те, чьи увечья оставляли неплохой шанс выжить, сразу же поступали к хирургам. Их менее счастливые товарищи дожидались, пока закончатся первоочередные операции, и тут уж как повезёт. А тех, чьи раны врач счел не представляющими прямой угрозы для жизни, отправляли в палаты. Этих лечили в самый последний черёд.