И вот в тот день, делать нечего, я занялась реанимационными мероприятиями. Себя самой. И единственный, кто мне где-то в полдень позвонил, был этот мой кавалер.
Без какой-либо договоренности, причем, позвонил в фейсбуке, мы там все друзья. В первый при этом и в последний раз. Я так понимаю, ему поручили выяснить, жива ли я еще. Я ему только на следующий день уже написала, дескать, чего хотел? Оказывается, хотел срочно отдать мне книжку про Эйзенштейна, которую он благополучно читает уже лет пять. (Мы всегда встречались якобы для того, чтобы книжками обменяться. Вот прямо сказать, зачем, было нельзя)) Оставляй, пишу, себе. Считай, что я ее тебе подарила.
Вот же на самом деле: хороший мальчик. И так сильно меня любит. Столько лет. А, главное, про фильм ничего не понял)))
Александр Сергеевич Пушкин
Вот я всегда была какая-то наглая. Вернее, я как раз была скромная. Но регулярно умудрялась
Вплоть до того, что с Пушкиным на дружеской ноге. В газете "Комсомольская правда. В 80-е славные годы. Честно сказать, это была совсем другая газета. Мы там все были фрондеры.
Ну а с Пушкиным, это случайно даже получилось.
Хотя я и работала в отделе литературы и искусства.
Но программных текстов мне все же по молодости моей не доверяли. (Правильно делали, а то бы я там понаписала))
Потому что я сразу у себя в газете, да и потом много лет была поэт малых форм. В смысле, автор. Мало кто и вообще до этого опускался))
Зато я с дорогой душой. Тем более, что я дружила и с нашим главным художником, и с нашими ретушерами, и с нашими фотокорреспондентами (ну, у меня там в отделе иллюстрации была подружка). И понятное дело, когда нужно текстовку к фотографии написать, то вот тут кстати и я. Потому что я вечно у них в отделе чай пила.
А текстовка (такая расширенная подпись к фотографии) это единственный случай в газетной практике, когда текст, собственно, занимает почетное второе место. Зато можно смысл и достоинство картинки таким образом подчеркнуть. Мне потом все это на телевидении очень пригодилось. Когда надо уложиться в 40 секунд видео.
А началось все с Юры Феклистова. У него публикация в номер горит. Он снял фотографии ко дню лицея, вот просто очень хорошие, даже и не совсем газетные, такие очень изящные и наполненные, а текста к ним нет. А завтра 19 октября.
Ну и поскольку мы там все, молодые, были друзья, то Юра тут же меня и припахал. И как-то вот очень удачно.
Потому что я ухитрилась буквально что переписать в газетной прозе стихотворение Ахматовой «Смуглый отрок бродил по аллеям». Хотя это не намеренно получилось. Я просто на картинку смотрела. Такая вышла импровизация. На заданную тему.
Там и текста-то было на пол странички.
И с тех пор так и пошло. Как только в «Комсомольской правде» пушкинская тема, все на планёрке даже и не заморачиваются. Пушкин? Ну, это Оля Крутилина напишет
Честное слово, до сих пор не знаю, за что мне выпала такая честь.
Не Пушкин, а Кибиров
День рождения
Тимура Кибирова
Я с Пушкиным на дружеской ноге
Хотя, без панибратства, конечно
Свой первый диплом на Высших режиссёрских курсах, про передовую полосу в газете «Комсомольская правда» «Алый парус» я не защитила. Была послана. С худсовета. С формулировкой: «Эти журналисты развалили страну, а она тут про них будет фильмы снимать». Это 2014 год был, на минуточку, кто вспомнит, тот поймет.
И тогда я позвонила Тимуру.
Только на том основании, что мы с ним шесть проклятых лет сидели за соседними столами, в дирекции промо НТВ. Вот мы оба были редакторы. Промо-копирайтеры.
Причём, мы по природной вежливости и общей такой замкнутости за все шесть лет, кроме «здрасьте-здрасьте» слова друг другу не сказали. Даже когда на лестнице вместе курили. Ну вот спокойно курим и спокойно себе молчим.
Да и не до того как-то все было: то кассеты отсматривать, то тексты писать То, пока куришь, их в уме сочинять.
Только пару раз я к Тимуру все же пристала. От тоски. И уже сразу с дикими вопросами.
Вот, к примеру, Тимур Юрьевич, вопрошала внезапно я. Оторвавшись от компьютера. Когда мы от пятичасового ожидания кассет для сегодняшнего просмотра уже все офигевали. А это означало, что до 12 ночи мы отсюда не выйдем. Как Вы полагаете, кто лучше поэт: Анненский или Венцлова?
Тимур несколько терялся. От такой моей уже окончательной дикости. Но очень вежливо и осторожно мне отвечал (а то мало ли что, какая-то психованная))
Оля, если брать значение для русской поэзии, то все же Анненский. Венцлова это все-таки переводы
И вот я, отчаявшись уже, позвонила, наконец, Тимуру.
(А телефон я знала. Они наши все списком в отделе на стеночке висели. На случай ядерной войны. Чтобы нас сразу на работу вызвать, практически кому попало. Кто первый до списка добежит))
Тимур Юрьевич, взмолилась я, спасите. Помогите. Давайте я про вас фильм сниму, а то меня уже хотят выгонять без справки, как неблагонадежную».
Оля, я вам не отказываю, но вообще-то в смысле благонадежности я тоже не очень-то ну, подхожу. Как бы вам опять
Тимур Юрьевич, я не отступлюсь. Я их буду брать измором. Снимать свое кино до посинения. В конце концов им надоест, и они мне выдадут как минимум, «волчий билет».
И Тимур пошел на эту авантюру.
И мы выиграли, и через год я защитила диплом.
Это, конечно, была победа моих мастеров Герасимова и Добровольского. А также всего прогрессивного человечества)
На защите члены худсовета вдрызг переругались, даже про мой фильм забыли, и только кричали друг на друга:
Меньшов: «Ну, все-таки, он не Пушкин!»
Фенченко: «Он не Пушкин, он Кибиров!!!»
И от нервов убегал курить на балкон. Опасаясь, я думаю, дать кому-нибудь по морде))
Но наша ректор, Вера Игоревна, которая, посмотрев мой диплом, побежала и купила все книжки Тимура Кибирова, атаки изящно отбивала. Я бы так не смогла.
Кибиров прекрасный русский поэт
Он не русский! кричал кто-то из мракобесов. (Вот тоже ещё, поставили в вину))
Ну, он осетин, невозмутимо отвечала Вера Игоревна. Но пишет-то он по-русски
Короче, всем лучшим в моей жизни я обязана русской поэзии))
Так что ДР Тимур Кибирова это и мой личный праздник
Генеральская дочка
Вот блин! Я хотела бы быть! Генеральской уже дочкой! Я под это прямо вот заточена!
И красота, и стать, и высокий рост
У меня, правда, не получилось.
И не по зависящим от меня обстоятельствам.
Отца разжаловали, за развод, с женщиной с тремя детьми. Прямо скажем, что его так разжаловали уже не в первый раз. Правда, ранее без женщин. Так он и метался вообще: то он полковник. То вдруг опять подполковник
И так десять раз)))
Ну вот если предположить. Что родители эти мои как-то между собою все же поладили. И что мамочка наша, красивая, как кинозвезда, внезапно научилась суп варить. И Карибский кризис Хрущев с Кеннеди благополучно преодолели.
А я прямо вот 1964-го года рождения.
Хронику почитайте.
(Вот из всего случившегося только Хрущев с Кеннеди и оказались молодцы. Обо всех остальных я этого сказать не могу).
Но вот могла же бы быть жизнь! Мама дорогая!
Я же могла бы быть генеральской дочкой, с ног до головы в панбархате, лейтенанты бы папочкины мне пирожное бы на тарелочке носили! А не это вот все!
Я бы могла, к примеру, с 17 лет начиная, не пахать? Как проклятая? От машбюро ТАСС и дальше, со всеми остановками? От газеты «Комсомольская правда» до Первого канала? На фиг оно мне было надо?
И вот я, может быть, могла бы не бояться? Всю свою жизнь? Что мы с дочкой умрем с голоду? Ещё и мамочку-инвалида нафиг угробим?
Я же могла бы блистать?
И ведь никто бы мне даже лопоухих ушей в вину не поставил! (Мамочка, бедная, все мое детство по этому поводу причитала. Утешала меня. Дескать, Олечка! Как только вырастешь, тут же и сделаем пластическую операцию. Такое вообще уродство! Но ты, типа, не расстраивайся).