Завред
А правда ли их было 9? Муз?
Вот в чем загадка: была ли среди них одна самая тупая шесть в одной? Поэзия, эротика, рэп батл, гимны вождям? Трагедия? Сатира и..уйня всякая матом? Каллиопа, Эвтерпа, Мельпомена, Талия, Эрато, Полигимния, все вместе белый шум, избыток цифрового хаоса, нарастающая энтропия, 9 мгновений до вселенского взрыва.
Завред
Нет. Театр одного актера не наше.
Пафос
Так всегда. Народ должен тупеть и смердеть. А умные вещи в топку?
Завред
Народ должен рожать, а не писать жалобы на непонятное содержание.
А кто пишет -то? Пишет -то кто?
Консилиум
Сцена
Палаты и койки с ремнями, рядами уходящие в бесконечность.
ПАФОС
А не лжете, что врачей не хватает? Что ковид унес эскулапов?
Тогда почему психиатров не становится меньше? Или это глобальный эксперимент?
Сцена
Консилиум. Совещание свинок. Тушки за полукруглым столом, дугой охватывающим небольшую сцену, где Аленушка связана своим телом тройным узлом. Из нагромождения опухолей, суставов, торчит одна голова.
Свинки в белых халатиках
Зато мы избавились от тремора. Мышца фиксирует мышцу и пациент не жалуется.
Алена, как самочувствие?
Алена
Сегодня хуже, чем вчера.
Свинки в белых халатиках.
Правильно, милая, в целом намного лучше.
Таблеточки не пропускаете?
Алена пытается сказать, но начинает дергаться коленка где-то возле уха.
Свинки в белых халатиках
Уведите больную.
Нет, нет, милая, не просите, мы услышали вас.
Алену выкатывают из зала.
Свинки переговариваются. Кое-кто прикуривает, ловит пятачками веселый дымок.
Она не наша. Ее нужно лечить в обычной больнице.
Всех тяжелых переводят в дурки.
А это, простите, разве не правильно?
Вам всегда не хватает больных.
Бюджетный рывок наш единственный выход из нищеты.
Аленушка никогда не развяжется.
Не будем лишать надежды.
Любая болезнь усталость мозга. Взбодрим!
Запереть, привязать и улицы будут чисты.
От подозрительных, мнительных, угрюмых
А также от дряхлых!
Сгорбленных!
Жирных!
Мелких!
Слепых и безногих!
Они же все, кажется, оттуда?
Только без оскорблений.
Итак, аленушкам спать, спать, спать.
Палата 000
Аленушка пытается развязать узлы своего тела. Но они еще больше сжимаются, руки все больше корчатся, пальцы дотягиваются до шеи, но.. Эта шея оказывается не своя.
Аленушка превращается в монстра. Она орет матом, рычит, визжит свиньей. И всех нянек, которые бросаются с ремнями на визг, она сплетает в одно целое.
Бегут кабанчики, тряся накаченными боками.
Мужчины! Ребята! Помогайте! кричит изнутри монстра садистка Светлана Сергеевна.
Аленушка накидывает на очередную добычу скорченные клетки, ребра- кости, и слышно, как трещит, растет уродливый хрюкающий визжатник.
Аленушка поднимает глаза вверх. Она что-то вспоминает. Читает роль. Голос меняется от низкого до фальцета, и обратно.
Ее уже ничто не может остановить. Гигантский шприц вставлен в угол глаза, раскачивается в такт монологу.
Она в одеянии Спящей Красавицы. На лбу сверкает диадема.
АЛЕНУШКА
Мир летит в пропасть, большую зловонную дыру.
Невозможно ничего исправить, изменить.
На горизонте ядерные грибы, пожары.
Тошно от ликов.
Хочется заснуть и проснуться через сто лет.
И вот мое желание исполнено.
Меня будит программа ровно через сотню лет.
Вокруг ничего нет кроме пустоты.
Куски скал летят рядом с хрустальным гробом.
Наш мир уже сейчас приговорен.
Выходи!
Свинки в белых халатиках
Бедняжка!
Это ее последняя роль.
На пороге появляется Очкарик. Он нервно протирает полой халата стеклышки.
Я ничего не понял.
Свинки в белых халатиках.
Пять кубиков хватит?
Вид на угол, где копошится стая кабанчиков, спеленутых в шар рук-ног, чушек жоп.
Ничего страшного. Обычный день в палате 000.
Тысяча лет одиночества
Над чем смеется противник: в бронежилетах вместо металла картон. Пайки персроченой давности.
Можно было бы этому не верить, но вот уже и по другую сторону спецфронта:
«Рассказываю, моего парня на прошлой неделе забрали на учения, а завтра отправлют. Из снаряжения каска, которая не подходит по размеру и автомат. Ни броника, ни рации, ничего Я молюсь всем богам, чтобы он вернулся живой и здоровый. Но почему это вообще возможно???»
И это не все.
Похоронки.
Радость свинок.
Хрюканье сливается в Марш Славянки.
Свиноматки
Бабы, которые совершенно не заботятся о помете. Родила и кинула в песочник. Ничему приплод не учат. Музыка и наука под запретом. А зачем? Чтобы чадо выросло умнее поросятника?
Вот и ненавидят других детей. Даже тех, кто в шахматах поднаторел, вундеркиндов ненавидят особенно.
Наука им не доступна. Да и вообще образование не обязательно, если для девчонок завидная судьба эскорт, а для пацанов закладки.
Если все рядом гэ то это как-бы и незаметно.
Только спрашивается: для чего такое гэ в Европу впускать?
Детки Фаллаута
Дождь. Ледяные кольца в лужах, наледь в окопах. Из развороченной земли торчат обглоданные кости. Струи дождя лениво обклевывают их. Сквозь густой туман доносится зловещая суета. Семейство кабанчиков наслаждается пиршеством. Человеческая перистальтика извивается в жиже и смердит.
Пара сосунков пяти шести лет уныло разглядывает мрачный пейзаж. На спинах болтаются подобранные автоматы, винтовки, за поясом боевые ножи, карманы топорщатся, из них периодически вываливаются гранаты.
У мальчика на шлеме добротный фонарик. У девочки на шее маска противогаза.
Мы остались одни. Никто не стонет, не стреляет.
Холодно.
Смотри сколько танков. В них можно жить.
В них живут одни самовары, они заползли туда перед тревогой.
Самовары?
Так называют тех, кто остался без рук и ног.
Смешно.
Кто смеется тому прилетит.
Заткнись!
Слышишь коптер? Кинет на тебя гранату.
Бежим, под танки.
У него тепловизор, все равно увидит, хуже будет.
Надо белый флаг. Тогда он поговорит.
А если это другой?
Тогда прилетит.
Мы же дети.
Тогда нас украдут.
Зачем мы им?
Сделают из нас.
Улетел. Ничего не взорвалось.
Там кончились ракеты. Или последняя застряла где-то.
Где? Где могла последняя ракета застрять? Не в облаках же?
Ее могло заклинить в сцеплении. Она еще себя покажет.
Врешь! Такое не может быть. Ракета должна была взорваться.
Послушай как тихо! Только дождь стучит в ледяные лужи. Один дождь.
Скрип. Медленно открывается люк танка.
Послышался стон. Кто-то выглядывает из люка и ловит перекошенным ртом струи дождя.
ДЕТИ
Смотри самовар проснулся.
Как они выживают? У них ни рук, ни ног.
Поэтому и выживают ни рук ни ног.
Они ползают, поэтому могут еще родине послужить.
Как могут?
Обвеситься минами и ползти под танки, а тем, кто не полз надевают таймер.
Какой таймер?
С миной.
Наверно, таймер не сработал.
Гляди ОН смотрит на нас.
Хенде хох!
Самовар испугался, нырнул обратно в танк.
Ладно, найдем себе другой танк. В этом все обосрано.
Вон там другой танк лежит на боку, но целый.
Там на нас нападут.
Кто?
Кабанчики. Видишь, доедают.
Подождем.
Самовар
Пафос тащит по развороченному воронками полю тело. Он не замечает, что раненый уже скончался, и продолжает что-то декламировать сквозь зубы.
ПАФОС
Зевота одного побуждает зевать пещеру.
Аппетит стаи поднимает больного птенца.
Слезы женщин плавят мозги мужчин.
* * *
Когда видишь воронки, усеянные трупами твоих людей, хочется рядом лечь, исчезнуть и сгнить, вместе с ними.
Откуда это ужасное чувство? Солидарность? Коллективизм?
Идти в бой со всеми, в одну ногу, в один шаг, спрятаться в одной могиле, стать общим глиняным горшком.
Самоваром! Ты уже самовар!
Да, именно так. Самовар. Станем одним большим самоваром.
* * *
Искореженные танки справа и слева. В них тихо, ни стона, ни шелеста.
Камера упирается в небо. Хруст костей.
Танки ожили. В них самовары, им снится всякое, но в основном приказ «давить».