«Мне казалось, что горы, реки, озера, прекрасные деревья, цветы и звери с большим правом могут называться Божьими подобиями, нежели люди с их смехотворными одеждами, с их бестолковостью и тщеславием, лживостью и отвратительным эгоизмом со всем тем, что я так хорошо узнал в себе, то есть в моем номере 1, школьнике из 1890 года. Но существовал и другой мир, и он был как храм, где каждый забывает себя, с удивлением и восторгом постигая совершенство Божьего творения. В этом мире жил мой другой, который знал Бога в себе, знал Его как тайну, хоть это была не только его тайна. Там, в этом мире, ничто не отделяло человека от Бога. Там все было так, будто дух человеческий был с Богом заодно и глядел вместе с ним на все созданное».
А вот как каждый из них воспринимает другого (а заодно и Карла): «Номер 1 считал меня малосимпатичным и довольно посредственным молодым человеком Номер 2 видел в номере 1 тяжелую и неблагодарную моральную проблему, особь, отягощенную множеством дефектов Номер 1 рассматривал номер 2 как мрачное царство своего подсознания. Номер 2 сам себе казался камнем, однажды заброшенным на край света и бесшумно упавшим в ночную бездну. Но в нем самом царил свет» При этом два существа души Юнга как будто несовместимы: «Когда старец присутствовал, мой номер 1 как бы исчезал, и, наоборот, когда на сцену выходил номер 1, старец превращался в далекую и нереальную мечту».
Как их совместить это задача, которую Юнг осознает с годами и опишет как процесс индивидуации (в свое время мы и об этом поговорим), а сейчас пока молодой человек выбирает профессию. Его интересуют естественные науки, но и науки о человеке. Компромисс медицина. Но на учебу нужны деньги. И вообще, надо делать что-то практическое В это время Юнгу снится сон: незнакомое место, туман, в котором он идет навстречу почти ураганному ветру. В его руках маленький огонек, готовый погаснуть. И все зависит от того, удастся ли его сохранить. Вдруг чувство, что кто-то идет за ним попятам. Сновидец оглядывается, видит огромную черную фигуру и тут же понимает, что, несмотря на весь ужас, должен пронести и спасти свой маленький огонек.
Кляйн-Хюненген под Базелем, куда Юнги переехали в 1884 году. В глубине за деревьями церковь, в которой служил отец Карла
Напомню, что история камня4, на котором маленький Юнг предавался игре «кто я, камень или тот, кто на нем», непосредственно связана с историей о костерке, который он жег с товарищами, но считал только своим. Теперь во сне он несет свой огонек, а сзади черная фигура. Проснувшийся Карл сразу сообразил, что эта фигура «всего лишь его собственная тень на облаке, созданная игрой света того огонька». Пройдет время, и в аналитической психологии «тень» станет одной из фигур бессознательного. А мы сейчас запомним на будущее, что в детских играх Юнга где-то рядом с огоньком (необходимым условием тени) маячит камень, всплывающий так или иначе во всех метаморфозах его второго «я».
Тогда же, проснувшись, Карл понял еще одну вещь: этот огонек «был моим сознанием, моим единственным сокровищем. И хоть в сравнении с силами тьмы огонь мал и слаб, все же это свет, мой единственный свет». Практический вывод: «Теперь я знал, что номер 1 был носителем света, а номер 2 следовал за ним как тень. И моей задачей было сохранить свет, не оглядываясь на vita peracta на то, что закрыто для света. Я должен идти вперед, пробиваться сквозь отбрасывающий меня назад ветер, идти в неизмеримую тьму мира, где нет ничего, где мне видны лишь внешние очертания, зримые и обманчивые, того, что невидимо и скрыто. Я, мой номер 1, должен учиться, зарабатывать деньги, должен жить, побеждая трудности, заблуждаться и терпеть поражения».
Старое здание Базельского университета
В студенческие годы жизнью Юнга рулил в основном «номер 1»: лекции, сходки общества «Zofingia», вылазки на природу, пирушки, философские споры Но уже в конце второго семестра в его руки попала книга о спиритизме. Прочитав ее, он увидел, что изложенное напоминает то, что он часто слышал в детстве. «Материал был, конечно, подлинный, отмечает он, но возникал другой важный вопрос: были ли эти явления правдивы с точки зрения естественных законов, ответить на него с уверенностью я не мог. Но все же мне удалось установить, что в разное время в разных концах земли появлялись одни и те же истории Скорее всего, следовало предположить, что здесь не обошлось без определенных объективных свойств человеческой психики».
Однако об этом как раз в книге ничего не было. И тогда студент стал читать «Грезы духовидца» Канта, от него перешел к Сведенборгу. Позднее увлекся философией бессознательного Эдуарда фон Гартмана, стал читать Ницше. В Заратустре Юнг увидел «номера 2» автора (как до того увидел в Фаусте «номера 2» Гете) и подумал: а не был ли его собственный «номер 2» столь же болезненным, как «номер 2» Ницше? «Мысль об этом переполняла меня ужасом, и я долгое время отказывался признать это; но она появлялась снова и снова в самые неожиданные моменты, и каждый раз я ощущал физический страх». В Базеле многие еще помнили Ницше и много чего могли рассказать о его душевной болезни. Это отпугивало. «Как Фауст в свое время приоткрыл для меня некую дверь, так Заратустра ее захлопнул, причем основательно и на долгое время».
Студиоз Карл Юнг с товарищами.
Он над парнем, который лежит слева от бочки
Где-то с конца 1898 года Юнг стал думать о выборе специальности: хирургия или терапия? В разгар этих раздумий, во время летних каникул он сидел в своей комнате и читал. В столовой за прикрытой дверью мать что-то вязала. Вдруг страшный треск. Карл бросился к матери. Она, заикаясь, спросила: «Ч-что случилось? Это было прямо возле меня». И указала на стол. Столешница была до средины расколота. Юнг: «Я лишился речи. Как такое могло случиться? Стол из прочного орехового дерева, который сох в течение семидесяти лет, как мог он расколоться в летний день при более чем достаточной влажности?» Он еще подумал: «Странные вещи случаются». А мать на это своим «вторым» голосом ответила: «Да, да, это что-то да значит».
Тут надо пояснить, что мать Юнга тоже обладала мощным «номером 2». Я рассказывал о том, как амбивалентно она учила сына молитвам, как двусмысленно изъяснялась во снах, как из ее комнаты выходило привидение. К этому стоит добавить, что Юнг часто описывает ее как существо двойственное.
Например: «Взгляды ее были вполне традиционными для человека ее положения, однако ее бессознательное нередко обнаруживало себя, и тогда возникал образ мрачный и сильный, обладающий абсолютной властью и как бы лишенный физического тела. Мне казалось, она состояла из двух половинок, одна безобидная и человечная, другая темная и таинственная. Эта вторая обнаруживала себя лишь иногда, но всякий раз это было неожиданно и страшно. Тогда она говорила как бы сама с собой, но все ею сказанное проникало мне в душу, и я совершенно терялся». И далее: «Двойственная природа матери была одной из главных причин моих ночных кошмаров. Днем ласковая, по ночам она казалась странной и таинственной, являясь мне страшным всевидящим существом полузверем, жрицей из медвежьей пещеры, беспощадной как правда и как природа». В общем, трудно отделаться от подозрения, что Карл унаследовал своего «номера 2» именно от нее.
После того, как треснула столешница, прошло две недели. Вернувшись однажды домой, Юнг нашел домочадцев в форменной панике. Оказывается, опять был грохот, на сей раз он исходил от буфета (тоже старинная вещь). Стали смотреть. На самом буфете трещин не нашли, зато внутри обнаружили нож с разломанным на куски лезвием. Литейщик, к которому Юнг показал обломки, сказал: «Этот нож в полном порядке, в стали нет никаких дефектов. Кто-то умышленно отламывал от него кусок за куском. Это можно сделать, если зажать лезвие в щели выдвижного ящика или сбросить его с большой высоты на камень. Хорошая сталь не может просто так расколоться. Кто-то подшутил над вами». Кто бы это мог быть? Юнг говорит, что, когда раздался треск, в комнате были мать и сестра. И замечает: «Номер 2 моей матери с напряжением всматривался в меня».