Дорогие друзья наши, Павла Полиевктовна, Антон Владимирович!
Первое будьте здравы и бодры духом! Мне так это понятно, ибо я часто нездоров и часто дух мой слабеет и тревожен, и удручен бывает. Веруем, что, даст Господь, окрепнете.
Живем тихо, приехал Ивик (6-го), Юля наспех привезла и в тот же день уехала, дела, кормиться надо. Кульманы здесь с 8-го, очень довольны лесной дачкой, где они как помещики (с керосинчиком!). Николай Карлович погибает на рыбном лове, на Океане, и я посему составил злые стихи. Бальмонт сегодня-завтра вернется из Литвы, давно в Париже. Начинаются жары. Мне Господь послал написать за «Троицыным днем» «Царский золотой», вступление в «Богомолье». Засим написал 1-ю часть (очерк) «Богомолья» «Сборы». А должно быть их 45. Считаю душой, что это трудное дело, святое дело. Помоги, Господи! Второй очерк будет «Москвой (ю)», третий должен быть «Дорога», 4-й «У Троицы», 5-й «Под стенами» Справочку: где был о. Варнава у Черниговской? Что это скит? или рядом? А Вифания?.. Дело в том, что Ваша Троице-Сергиева лавра в Севре, а в записках моих (заметках) упущено. Читал Кульманам «Сборы» и «Золотой», говорят прости, Господи! восхитительно. Правда, пиша, я в одном месте поплакал. Грустно, что приходится печатать в «России и славянстве»96 круг узкий, и оплата..! Сам себя обрезал, с людской помощью. Но, взвешивая все, не так уж скорблю. Бог поможет выйдут эти очерки отдельными книжками (полагаю на две хватит!). Есть уже 18, нужно по плану еще до 1215. Пока издавать не могу, писалось враздробь. С «Солдатами», за которых меня ругают левые97 (и даже делают доносы левым и правым), на две книжки позадержусь98 великое утомление было, надо было душу осветить. А бросить не могу: я ведь лишь ноготок моего героя дал, да и то, как бы, грязноватый. Глупые, не видят, что это лишь приступок, а «дома» еще и не видать. Удивлен, слыша от Н. К. Кульмана: горячим хвалителем «Солдат» является Василий Алексеевич Маклаков! Он говорил Н.К. Кульману: я постигаю замысел Шмелева. Может быть Но он и для меня самого неясен еще. 3-я книжка будет отдана «Лизе Корольковой» (самоубийце-девочке). Этот роман не баловство мое: я его с мýкой пишу (может быть, и не удастся!). Я хочу через него искать человека. Это не гимн «солдату»: это искание оплота от зла, на фоне былóго нашего. И вовсе я не хотел бы, чтобы роман имел характер учительный, гимновый. Просто потребность идти с фонарем по раскопкам и учиться и постигать. Сцены «любовные» да это же ноготок Бураева, его забавка, ибо он и сам пока еще не сознает, что он и зачем. «Лиза Королькова»99 первый звонок тревоги. Война второй. Революция 3-й. И еще должны быть «звонки», пока все не сольется в гул набата, через который, кто знает, может быть, и услышится святая песнь?.. На этот роман (не для забавы и заполнения времени и не для выгоды!) надо, кажется, всего себя истратить. Но тогда у меня на тихое, мое, наше на «Лето Господне» не останется ни сил, ни времени, ни «усыпленной» души. А роман предполагается Россию пораскрыть. А хватит ли уменья, воли и сердца ох, не знаю. Вслепую иду и, пока, может быть, неясно и раздражающе для читателей.
Сегодня узнал, что вышла, наконец, в июльской книге (1 июля) revue «Les Oeuvres Libres» «Неупиваемая чаша», в переводе H. Mongault100. Кажется, целиком. Еще не видал. Это на 8-й язык уже101. А на два еще в пути102. С огромным наслаждением прочел «Откровенные рассказы странника» (переиздание YMCA)103. Не совсем удовлетворен Николаем Арсеньевым «Православие, католичество и протестантизм»104 очень уж поверхностно, как бы газетно взято. Видимо для толпы? Об этом надо бы писать с глубокой душой и глубоко. В этой области «общедоступность» вредит. А опечаток, как комаров на пруду, щелкай да щелкай, и пейзажа не увидишь.
Поправляйтесь же! Было бы важно Вам, действительно, на ярый юг уехать после ванн. Именно на ярый, где суше. И это надо сделать. У нас все время лили дожди, заплеснела вся обувь и платье (редкий год!), только 23 дня жары, но сейчас, пока писал, замолаживает, будет гроза, ливень. А если все же вдруг вздумаете в наши места, известите: может быть, что поприглядим. У нас пока остановитесь, тесно только, да на время не обессудите. На Океан я не хожу нервы никуда, сплю плохо после. И так сон плохой. Скрипим помаленьку. Вот сочинил стишонки:
Эх, пошел бы пешком к Угоднику! С посошком бы с чувством! Попробую на бумаге Здоровейте, обнимаем Вас, дорогой. А к «злобе дня сего» у меня устал, с болью. Стена, тьма. Сохранить бы силы на свое, к чему призван. Иначе я с винтов сорвусь, ни-куда нервы, плáчу порой, и хотел бы стать маленьким-маленьким, и чтобы кто-нибудь взрослый водил меня за ручку! Этим «взрослым» ныне может быть только Святой, Господня Сила, но надо уметь принять ее, надо уметь молиться. Хочу, учусь Годы ведь не молился! А умел ли когда? Вряд ли. Разве лепетал ребенком..?
Ну, будьте же здоровы, сильны. Господь да поможет Вам! Ваши Ольга и Ив. Шмелевы.
Дорогая кумушка, Павла Полиевктовна, Оля так измучена хозяйством (о, казнь наша!), что не в силах писать. Я за нее. Спасибо за письмецо. С квартирой не решили и не ведаем, что решим. Куда нам рипаться?! На это лишние нервы надо и деньги. Так что спасибо за предложение помочь нам с мебелью, где нам обзаводиться, постояльцам жизни! Будем протирать чужое за свои денежки-гроши. Помнится мне, что у Metro в конце парка, когда ездили в Сергиевское подворье, строится дом с маленькими квартирами. Я даже сам было загорелся ах, ко всенощной-то ходить! Юля побежала справиться (на Пасхе было), а контора заперта. С тем и уехали. Мы как бы в ветре, куда понесет. Даст Бог день даст и кров, и пищу. Отсыпайтесь и оздоровляйте Антона Владимировича и себя. В Париж как всегда, ибо связаны хозяином, который там садовничает. Ивик целует Вас и Антона Владимировича. Отдыхает, заморился паренек, перешел в 7-й класс (их 11 там, в лицее). По арифметике вторым! Остальное среднее. Да 2 месяца был без присмотра, без репетиторства. Мать-то в хлопотах! Хорошо и так. Лишь бы идол-то не потревожил.
Ольга Александровна с утра до ночи на ногах, ужас. Одной посудой подавиться. 4 еды в день, с чаями-то! Да еще, для экономии, тайно от меня стирает. Я, говорит, тряпки для кухни, нельзя же их прачке! А какое там тряпки! Борюсь, умоляю Убивает себя, внутреннее свое, работой. Да, итоги. 14-го ст. ст. (не для поздравления сие пишу!) 35 лет нашей свадьбы106 Ах, как все больно. А 1-го было 35 лет, как я напечатал 1-й рассказ «У мельницы» в «Русском обозрении» (толстый журнал покойного К. Леонтьева), зеленый студент107! Подарил на свои, заработанные невесте, за неделю до свадьбы (бедные мы были) конфеты, цитру и эмалевые краски для раскрашивания глиняных кувшинчиков Вот, сидел вечером 1-го числа, и заплакал, все вспомнил И такая скорбь, боль Она подошла тихо, тихо поцеловала в голову, постояла. А у меня слезы, слезы боли и горечи за что отнято единственное, наше?! Правда, светлое не помнится, будто. Было и его, и много. Но боль все кроет. Вот и наши юбилеи, у семи дорог. Но Господи! мы хоть под хорошим кровом, а сколько, сколько что говорить! Простите, расписался. Скулю. Не надо бы так. Да эгоистичен человек, отдать часть из себя грезит, растрепать Да где!.. Надо уметь клапаны затыкать и не смотреть «в ту сторону, где больно». Тут нужна духовная пристань. Где она? Надо и ее уметь найти, и причалы иметь, чалки-то и крючки-кольца, а то сорвет. К св. Отцам идти. Да неопытен я. И свой голос еще не затихает. А надежд у меня, у нас никаких. На починку-то сердца. Надо его как-то другим сделать, новое. Хожу около Господа, и не вижу. Глаза надо новые Где же сей хирург-окулист?!
Ну, простите скулу. Будьте здоровы. Затянуло все небо, вихрь. Дождь будет. Я люблю дождь. Солнце раздражает. Когда душу теснит солнце особенно режет. Дождь, лей не жалей. Помните Короля Лира108? Все мы в некотором роде такие Лиры, только вот зрячие. И можем мерить его мерой: тигр страшнее волка, пропасть огня. И спасение наше в относительности. А кругом мир пляшет!