Потому что, если где-то власти прибыло, то где-то её и убыло.
Да и сейчас порой приходится заниматься делами, которые многие полагают личными. Семейными даже.
Вроде тех книг в серебре? Даже думать не хочу, что станет с тем, кто эти книги взял да и отдал студентке Яне Ласточкиной для написания реферата.
Поэтому я пойму, если вдруг ты сочтешь что продолжать общение со мной тебе теперь неприятно.
С чего бы?
Княжич пожал плечами.
Мало ли
Мало ли.
Много ли.
А зачем им историк? я решаю сменить тему.
Я консультирую так уж вышло, что талант у меня все же обнаружился, Лют, кажется, выдохнул и с облегчением. Неужели и вправду полагал, что я гордо прикажу остановиться и выйду из машины, чтобы не терпеть рядом с собой такого какого?
Отложившего свои дела по-за сомнительной поездки на край мира? Ладно, в соседнюю область. Но эта поездка ему лично не нужна.
А дела у него наверняка есть.
И
И вообще.
И какой?
Выяснилось, что я неплохо слышу старые артефакты. Более того, умею находить с ними общий язык. Я еще в университете работы писал по исторической артефакторике. Период, правда, брал узкий но читал много. Интересная тема, на самом-то деле. С нею мне и помогли книги там, рукописи еще вот Особый отдел сложная структура. И я работаю в той его части, которая опасным наследием занимается. Скажем так. Не свечами на бабкином чердаке, но чем-то посерьезней. Посложнее
Да и со свечами тут, как выяснилось, многое наворотить можно. Что уж говорить о том, что посерьезней.
И выходит, что моим делом то есть, делом Розалии, они заняться должны?
На самом деле такие вот штуки редкость несказанная. Так что нам повезло не повезло тогда. Просто не повезло.
И княжич получил орден с предложением. А тот, другой, уютную палату в психиатрической лечебнице.
Да уж
Я хотела что-то сказать. Честно. Но ничего не сказала.
А потом мы приехали.
И я увидела дом.
Глава 2
Старый забор накренился, а в одном месте и вовсе лег, придавив сочные жирные стебли крапивы. Та, изогнувшись, поднялась меж штакетин, растопырила колючие ладони, словно предупреждая, что гостям тут не рады.
Но дом еще стоял.
И дорожка.
Помню эти плоские камни, врытые в землю. В дождь они блестели, и я порой сама лила воду, чтобы увидеть этот блеск. Желтый. Красный. В том, черном, будто серебряная пыль проступает. И я присаживаюсь, касаясь её.
У самого дома зеленой стеной поднимается сныть. Над нею, покачиваясь под собственной тяжестью, возвышаются огромные шары пионов. Надо же и его помню. Как мешали в ведре куриный навоз и лили под корни, подкармливая. И мне еще обидно было, как это, пион ест такую гадость?
А мама смеялась.
Вот вот лицо её, сколь ни пытаюсь, вспомнить не получается, а смех и сейчас как наяву.
Я протянула руку. И не коснулась.
Оглянулась.
Машину княжич отогнал чуть в сторону. И сам в ней остался. Спасибо. Он хороший. Очень. Слишком даже. И пельмени лепит вкусные. И
Выбрось из головы, Ласточкина.
Вы не пара.
И близко.
Шаг.
Старая дверь. Замок я словно во сне наклоняюсь. Порог сложен из тех же крупных гладких камней, что и дорожка, но один с секретом. И ключ нашелся. Старый, покрытый черной пленкой то ли земли, то ли плесени, но пальцы стирают её.
А металл поблескивает.
Как?
И замок цел. Причем я знаю, что замок этот тот самый, который мама повесила, в больницу уезжая. Почему его не сняли? Почему он не проржавел, как должен был бы? Почему он вовсе выглядит так, будто будто его вчера повесили?
Ключ проворачивается не сразу.
Но я стараюсь. И замок с хрустом время все-таки сказалось раскрывается. Я дрожащими пальцами пытаюсь вытащить его из дужек, но не выходит. И в какой-то момент палец застревает между дужкой и замком. И обидно. До слез обидно.
Погоди, княжич перехватил руку. Не спеши. Давай я. Вот так.
И замок приподнял.
Палец мой злосчастный вытащил. Да и дверь открыл.
Помощь нужна?
Не знаю, честно сказала я.
Изнутри пахнуло да всем и сразу. Подгнивающим деревом. Затхлым воздухом, который случается в запертых домах. Травами. Лекарствами.
Страхом моим.
Чего я боюсь-то? Это же просто дом. Старый. Заброшенный. И не уверена, что он вообще мне принадлежит. Там, в детдоме, я как-то не думала о возвращении.
Давай тогда я? княжич смотрел спокойно и серьезно. Иногда в них может прятаться всякое.
Венец мертвеца?
И это тоже. Кстати, он теперь под таким именем и значится.
Не было у нас венцов.
И даже серег.
То есть одно время были, я помню, красные камушки и гнутые дужки-замочки, левый из которых обломался. Куда подевались? Еще при маминой жизни продала?
Наверное.
Княжич присел у порога.
Провел ладонью.
Хмыкнул.
Заговор, сказал он. От незваных гостей. Причем сильный, старый и на крови. Поэтому и работает.
Как?
Посмотри, Лют взял меня за руку. Пальцы у него теплые, а я понимаю, что замерзла. Вот так не спеши. Чувствуешь?
Разве что прикосновение его.
Или да.
Тепло, исходящее от порога. И заклятье не на нем. В нем. Заговор? Из тех самых, старых, которые наука не то, чтобы отрицает, скорее уж осторожненько так, с оглядкою, сомнением, упоминает, что есть они. Но с недоказанной эффективностью.
И в исполнении сложны.
А зачем сложно, когда можно проще и эффективней? По этой самой науке.
Мы пройдем, я первой перешагнула через этот порог, держа княжича за руку. Званый он гость. Званый и нужный. В сенях темно. Оконце давно заросло пылью, и свет почти не пробивается, но его хватает, чтобы увидеть стену. Да, на ней когда-то висели грабли, и лопата, и еще там, дальше, ведра стояли. А веник из березовых прутьев до сих пор жмется в углу.
И я касаюсь стены.
А под пальцами оживает сложная вязь заговоров. Они отличны от заклятий, в них нет четкой структуры, скорее уж заговоры похожи на сложные узоры из тех, что вышивают по сей день на рушниках и сорочках.
Это княжич тоже видит. И руку мою не отпускает. Надо же я прежде только читал твоя мать была ведьмой?
Нет.
Я помню. Я ведь довольно большой была, когда она заболела. И будь она ведьмой ведьмы, даже необученные, нужны, особенно в селе. Их уважают.
Им кланяются.
К ним идут с нуждой ли, с бедой ли.
А мы к нам редко кто заглядывал. И теперь мне кажется, что матушку в селе вовсе сторонились. Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь к ней в гости приходил. Или чтобы она останавливалась с кем-то поболтать. Мы и в магазин-то выбирались не на привоз, а ближе к вечеру.
Почему?
Кухня.
Земляной пол. Печь мама её белила каждую весну. А к осени та все одно становилась темною. Однажды я нарисовала на печи цветы, мелками
Вот они, до сих пор.
И тут, княжич касается бока. Твое творчество?
Это в тот год, когда мама
Я не смогла сказать это вслух. А он понял. Кивнул. И уточнять не стал.
Если не она, то та, что до нее точно была ведьмой. Взгляни.
Снова вязь.
Я не все понять могу, но вот эта часть, палец Люта очерчивает круг, встречается во многих мотивах украшений. Считается, что для крепости. Но зачем на печи?
Для сохранения жара, я вдруг поняла. А это это чтобы огонь не выбрался. И в стенах тоже, от огня.
Нет, узоры не стали понятны, просто просто я вдруг почувствовала, какой из них и для чего надобен. И пожалуй, я бы смогла повторить.
Или создать свой?
Правильный.
Поэтому и ненаучные они, что нет правил, как и нет вовсе одинаковых. У каждой ведьмы своим выходит.
Комната одна. И две кровати. С высокими спинками да на пружинах. Они еще скрипели жутко, помню, когда ворочаешься. И провисали в центре. Мама под свой потом доски подкладывала. А мне на них было жестко.
Мне нравился скрип.
И что провисала эта сетка, особенно, если в кровать кирпич положить. Зачем? Понятия не имею. Но я одно время так, с кирпичом, обернутым в полотенце, и спала.
Знаешь я приезжала на кладбище, а не сюда то есть после детдома как бы поехала, но почему-то не вошла. Дом снаружи выглядел так, будто вот-вот развалится. А тут на самом деле и жить можно.