Закат, который мы наблюдали, был преисполнен таким спокойствием и правильностью форм, так перенасыщен выверенными деталями, что и меня не покидало чувство искусственности момента. Если в природе все устроено ПОДОБНЫМ образом, что МЫ делаем здесь? Разве что наши тела были каплями с кисти художника, который приукрашивал увиденное не по собственной воле, а в силу врожденного таланта. Он писал нечто совершенное и случайно окропил холст тем, что теперь зовется нами.
Где бы ни был человек, в какую часть света его бы ни занесло солнце ежедневно уходило на покой. Мы всегда могли стать свидетелями процесса. Менялись только объекты, за которыми светило скрывается от части планеты: водная гладь, горный хребет, бетонные скелеты новостроек, но солнце никогда не бросало нас одних. Оно просто играло в прятки, чтобы объединить человечество.
Мы наблюдали за нашим общим солнцем, пока оно пряталось, а потом находили его снова и снова, но сейчас меня беспокоило чувство, что в игру вмешивается кто-то еще. Тот, кто решил поменять правила, отвлечь внимание, пока настоящее солнце садилось за моей спиной, а я следил за действиями его брата-близнеца.
Если я не мог поверить в собственные силы, с чего мне верить картинкам перед глазами?
Когда долго всматриваешься в горизонт, происходят странные вещи. Пропадают чувства, эмоции, мысли, желания. Исчезаешь сам, а следом за тобой и весь выдуманный тобой мир. Именно выдуманный, мы не можем знать, какой он на самом деле.
Даже смерть не заметит тебя на фоне заката, в такие моменты ты и есть смерть.
Вряд ли существует возможность улучшить восприятие мира, но мне кажется, что это происходило со мной. Словно подкручивалась резкость, или дело было в психике. Она устроена таким образом, что глубинное переливается во внешнее, когда становится слишком опасно держать в себе самое ценное.
Внутренняя война протекала вне зоны видимости внешнего наблюдателя, из-под завалов не полюбуешься пейзажами. Именно война, ее канонада звучала в каждом на этом пирсе, если внимательно прислушаться. Те же тела, те же лица, а в глубине шли толчки и колебания чудовищной магнитуды. Последствия ядерных взрывов. Там тектонические плиты «вчера» и «завтра» сдвинулись так, что никакого «сегодня» больше не существует и неясно, какие еще катастрофы за этим последуют.
Разрушено все.
Где-то были вывешены фальшивые фасады, полотна с нарисованными окнами. Если не останавливаться не заметишь подмену, а если заметишь кто решиться разбирать завалы и искать выживших?
Раньше окна были настоящими, за ними горел свет и играла музыка. Сейчас там никого и ничего не осталось.
Как давно мы прибыли на остров? Как потеряли память? Сами выстроили быт или явились на готовое? Большинство островитян сходилось во мнении, что мы справились сами. Пришли на голые земли, закрепились на местности и потратили на это уйму времени, раз каждый успел обзавестись лачугой и набором того, что необходимо для существования.
Место, где жить.
Место, где есть и пить.
Место, где растить еду, держать скот и необходимые инструменты.
Место, где работать и проводить свободное время. Если уместно употреблять подобное словосочетание в случае, когда слова «время» и «свобода» потеряли всякий смысл.
Ферма, пилорама, шахта, кузня, рыбное хозяйство на внутреннем озере, молитвенные алтари и, наконец, Червоточина.
Когда что-то было необходимо, мы просто брали и добывали это. Если не знали, откуда и что должно появиться, вещи находились сами по себе. Будто всегда лежали на своих местах, а мы не замечали их и мучились поисками, пока кто-то не указывал на их место. И там было ровно столько предметов, сколько требовалось. Словно кто-то невидимый следил за потребностями и раздавал имущество согласно составленному списку.
Мы и желали ровно то, что было необходимо для скромного быта. Мысли о достатке блокировались. Зверушки в клетке должны быть сытыми и ухоженными, но ничто не должно отвлекать их от выполнения необходимых элементов дрессировки. Мы думали о бунте, побеге, самоубийстве или акте насилия по отношению к другим, но дальше мыслей дело не заходило. Случай с Хромым и маяком стал исключением, который в итоге подтвердил правило, что любые попытки проявления инициативы безрезультатны.
В воздухе витало чувство обреченности, оно пробивалось сквозь кожу, вызывало мандраж. От этого чувства невозможно было избавиться, накинув плед или выпив горячего отвара. Ощущения являлись частью сделки, постоянным напоминанием о том, где наше место в этой игре.
В этот раз пирс был практически пуст. Часть жителей решила сразу идти на площадь. Важный день: из своей обители, в преддверии Дня Рыка, должен спуститься Оракул. Мне и самому требовалось попасть на площадь вовремя. Я ведь из числа тех, кто возводит алтарь и устанавливает столбы, а значит, должен слышать все, что связано со Знанием.
Вода слишком точно отражала небо, чтобы я мог просто встать и уйти. Меня завораживала двойственность, я понял, что не могу определить, какая часть картинки являлась повторением другой. Где тут был верх, а где низ. От этого мне стало не по себе. Я потерялся в пространстве. Птицы плыли в воде и летели по небу, меня зажало между двумя плоскостями, и тело стало помехой. Застрявшей песчинкой, которая мешала им слипнуться во что-то цельное и совершенное. Меня следовало стряхнуть, я и сам хотел этого, но не мог сдвинуться, пока солнце, а точнее его части, не начали свое одновременное погружение то ли внутрь воды, то ли внутрь неба.
Когда половинки в разделенных плоскостях образовали полный круг, меня отпустило. Я смог увидеть целое в тот момент, когда остальные видели лишь половину.
Пришло время встать на ноги и отправиться на поляну. Помню, что решил пойти по прямой, через лес, но обнаружил себя на окольной дороге, идущей вдоль берега. Неужели я опять замечтался и перепутал пути?
У каменных ступеней я снова пришел в себя. Меня рывками перекидывало из одной точки пространства в другую, я не мог сосредоточиться и проследить собственные перемещения.
Амфитеатр располагался вокруг алтаря, где я, Седой и еще пара добровольцев должны были установить столбы тотемов, обрамляя Червоточину. Последняя представляла собой нагромождение каменных плит, похожих по своей структуре на лаву. Кто-то утверждал, что это и была застывшая магма и правильно выстроенный ритуал в День Рыка позволит ей вернуть форму, растопит портал. Предыдущие попытки попасть внутрь или наружу не привели ни к чему, кроме слухов о том, что Знания все еще недостаточно.
Мы с Седым были единственными людьми на острове, кто решился провести ночь на Червоточине. Это вышло случайно, не то чтобы мы горели желанием испытать себя и столкнуться с тем, что нельзя объяснить. Разметка места и необходимые расчеты затянулись. Сначала отключился я, потом Седой. Уснули, где пришлось, прямо под полной луной. Казалось бы ничего такого. Нет разницы, в какой точке острова расположиться на ночлег. Засыпая, человек умирает и возрождается уже другим, точка перерождения не имеет значения.
Пока тело спит, мозг вынужден работать с тем, что ты успел запихнуть в него с прошлого раза. Отсортировать, сравнить с имеющимися образцами, откалибровать по значимости. Провести анализ мыслей, действий, намерений, напомнить, напугать, указать возможные варианты решения, взмахнуть кнутом, дать пряник. Вся эта огромная работа сопровождается многочисленными сценками за гранью законов внешнего мира. Там лица вплывают друг в друга, а предметы не успевают принять четкие очертания, так как органы зрения отключены и приходится импровизировать по памяти, которая и так переполнена. В нашем случае в процесс вмешивается еще и некая третья сила, которая уничтожает большую часть переработанной информации, чтобы новый день мало чем отличался от предыдущего.