Обещали Да, обещали. Но сходишь один! В конце концов! В чем дело?!
Но как же Как один?! почти с отчаянием проговорил его собеседник, отрывая от листьев свою переливающуюся серебром фигуру и нервно хватаясь тонкой рукой за бледно-голубой, почти белый атласный бант на шее. Ну нас же все ждут, нас все ждут, нас ждут двоих, вместе! Нас ждали давно! И теперь
А теперь ты идешь сам, упрямо проговорил сморщенный человечек. Что ты так расстроился? Ну не хочешь идти один, сошлись на тучи, ты же Лунный Свет.
Лунный Свет отвел в сторону свое удлинённое лицо, всплеснул руками и воскликнул:
Какие тучи?! Да что стряслось?
Я себя плохо чувствую, ответил человечек и глубже забрался в свой халат.
И что? Я тоже плохо тебя чувствую, и
Вот, уже не упрямо и тихо ответил человечек. Вот! повысил он голос и патетически воздел палец, Какой смысл Лунному Свету приходить вместе с Цветочным Запахом, если Цветочного Запаха никто толком не чувствует?
Лунный Свет наконец развязал бант, тот стек с его шеи и засветился на земле. А Цветочный Запах продолжал:
Видишь, видишь, на что я стал похож? Как стручок! Меня почти нет, а всё сорванец этот, Июль! Никакого сладу, он высушил всё! Из-за него воздух, как пересушенный корж, рас-сы-па-ет-ся! И что? Меня нет! Я тону в собственном халате, куда мне идти, кому показаться?! Я такой, в такую ночь, которой так давно ждет всё!
Но что же делать?! Ведь море, степи, города, горы Звезды ткали занавес Что же делать?!
Что делать обреченно повторил Цветочный Запах, опустив лицо. Затем, помолчав, поднял глаза, почти скрытые колпаком, и тихо сказал: Роса
Что роса? механически спросил Лунный Свет и тут же воскликнул: Нет! И так энергично взмахнул рукой, что всколыхнул серебром ветку над головой.
Но, друг мой, для дела, с подозрительным энтузиазмом быстро проговорил Запах. Две-три рюмки могут вернуть мне бодрость! Ты знаешь
Нет! Мы же говорили!
Но нас ждут. Нас ждали столько времени, и эти надежды мы не оправдаем?
Но как же так?! явно сдаваясь, ломая руки, воскликнул Лунный Свет. Да и где достать сейчас росы? Жара дикая
Сказав это, он заходил из стороны в сторону, прокручивая серебряное кольцо на длинном пальце.
Волшебник, невозмутимо ответил Цветочный Запах. У него всегда имеется. По крайней мере, мне он никогда не отказывал
Лунный Свет охнул, Волшебник отступил на шаг и, развернувшись, сломя голову побежал в сторону дома.
Запыхавшись, добежал до ограды. Лунный Свет уже был на террасе и вглядывался сквозь сплошь застеклённые двери в комнаты. Волшебник кашлянул. Лунный Свет оглянулся. Прямо через ограду Волшебник влез в садик и поднялся на террасу.
Лунный Свет протянул ему руки, от чего тени, коротавшие здесь ночь, спрятались за колонны, и, страшно смущаясь, проговорил:
Э-э, доброй ночи. Э-э-э, простите, прошу покорно, видите ли, такое дело Такая ночь, а господин Цветочный Запах не в себе, как бы сказать, не в духе А нас ждут, ну да вы, словом, знаете
Волшебник, открывая дребезжащую створку двери, не без лукавства спросил:
Конечно. Я могу помочь?
Ну да, то есть вы-то, собственно, нет, но, словом, да замялся Лунный Свет и, пройдя сквозь стекло второй створки в комнату, вдруг нервно выдохнул: У вас есть роса? Одна бутылка
Конечно, совершенно просто сказал Волшебник: Какую предпочитаете, утреннюю или вечернюю?
Вечернюю, совсем смутился Лунный Свет.
Прошу вас, кивнул на стол Волшебник, где уже стояла длинная мерцающая бутыль, заткнутая деревянной пробкой.
Лунный Свет, не зная, как поступить, просто сказал:
Благодарю, и вышел, тихонько звякнув стеклом бутылки о стекло двери.
Полная Луна, полная властительница на три ночи, выплыла из-за горизонта. Ее лицо улыбалось, она шествовала по-королевски. Звезды раздвигали перед ней темные занавеси, где на черном черным были вытканы цветки, листья и бабочки.
Она наклоняла лицо морю, горам, лесам и полю, она глядела в города: дома выстраивались в линию, деревья склоняли кроны, она тревожила своим светом сны и воды. И воды, воды всех морей и океанов стекались сейчас к берегам свидетельствовать о ее могуществе.
Сверчки выходили, чтоб встретить и сопровождать. Всё в ночном мире двигалось за ней вслед, в её подчинении, и только двое предшествовали ей.
Тонкий и высокий, серебряный мерцающий Лунный Свет, рядом с которым шагал уверенно и широко длинноволосый, плечистый, хмельной от росы Цветочный Запах. Скинув халат и обув подбитые лепестками башмаки, он оставлял благоухающий след там, куда влекли его вечерняя роса и безудержная вечная молодость жизни.
Туда, где в тени, сжимая ладони друг другу, сидели пары, где в ночных полях фыркали кони и где у раскрытых окон матери склонялись над всхлипнувшим малышом! И всюду с ним шел Лунный Свет, мягкий, чуткий
Волшебник вышел на террасу. Замерев и склонив перед Луной головы, стояли тени. Звуки, что были неподалеку от дома, перекликались негромко, переходили с места на место и позванивали колокольцами, вместо кистей свисавшими с их мягких шляп. Ночные бражники тяжело порхали над белыми цветками клумб.
Облокотившись о перила, Волшебник встречал Луну.
Чудо, а не ночь! Верно? услышал он глубокий женский голос, шедший словно бы отовсюду, и вздрогнул. А голос меж тем продолжал:
Сколько таких ночей, и все равно каждая чудо
Вы можете испугать, сказал Волшебник, не поворачивая головы. Он понимал, что его собеседница сейчас есть всё, что его окружает.
Могу. И даже вас, ответила она просто.
О да, мадам проговорил Волшебник. Тьма, первая, вечная и настоящая.
Тьма, повторила она, растворяясь эхом, позволяя Луне создавать из себя цветы, верхушки деревьев, гряду холмов на западе, глубину неба и полированную ширину моря.
Была такая игрушка, а может, есть и сейчас плоский пластмассовый диск, прозрачный с одной стороны, а внутри диска круглый лабиринт с тремя шариками, которые, вращая диск в разных плоскостях, нужно было собрать в углубление в центре. Сделать это было непросто, иногда удавалось загнать туда один и даже два шарика, но пока подгоняешь оставшийся, те обязательно выкатывались, и приходилось начинать сызнова.
Иной раз утренний сон похож на такую игрушку: вот-вот удается вопреки пробравшемуся в комнату настойчивому Лучу собрать растекающиеся шарики сна, но они тут же раскатываются и сон, теряя смысл, расползается, и нет больше желания его смотреть, и от этого сами собой открываются глаза, в которые смотрит этот самый настойчивый Луч.
Волшебник вспоминал об этой игрушке и сравнивал ощущения, сидя у стола. Проснулся он давно и теперь завтракал в огромной кухне, в которой, хоть она и располагалась в подвале, утро наступало раньше всего, потому что низкое кухонное окно чуть ли ни самым первым принимало рассвет.
Гренки сегодня Волшебник глотал почти не жуя торопился на берег. Отчаянно хотелось столкнуть свой небольшой швертбот в воду, это было крайне необходимо для одного опыта.
Наспех покончив с завтраком, сбежал к морю, свернул к лодочным гаражам и, подготовив лодку, разобрав веревки, оттолкнулся. Ширина простиралась перед ним, воды не колыхались спокойные, как икона, лишь кое-где Ветер трогал их пальцем. Далеко справа, на пирсе, маячила женская фигурка в красном, а лежаки между волнорезами были почти пусты.
Волшебник ждал, когда его отнесет подальше. Дышать хотелось много и дышать было вкусно. Вода обтекала корпус лодки. Не слышалось ни всплеска, словно море не чувствовало на своей ладони лодку или, может, чувствовало, но, разнежившись в жемчужном утре, пока не желало проснуться.
Поднялась и, чиркнув гладь клювом, низко над зеркальной водой полетела чайка, отразились в зеленой воде ее серые крылья. Солнце выше подняло голову, и вдруг сразу, будто солнце ими руководило, грохнули цикады молодой день вышел на просторы. По пояс в акациях, молодой день опирался на облака и глядел в море.