09.01.1991 Лори. Дневник
Я сегодня поняла одну вещь. Я не чувствую себя, не осознаю ценность своей личности, не вижу своих талантов, качеств или недостатков. Хотя нет, один недостаток я знаю слабость. Вот и все.
Я вчера порезала руку уголком книги. Снова попыталась почувствовать то, что чувствовала до всего этого. Но ничего, кроме боли. Причем душевной. Вся моя история, вся эта история Как будто не моя. Я слышала ее столько раз, но нет, она не моя. Мне теперь кажется, что я вижу себя со стороны. Смотрю в зеркало и думаю: «Вот это Лори Бирн, там, в зеркале». Касаюсь своего лица и понимаю: «А это то, что даже не имеет имени».
Он, конечно, вчера приходил опять. Мне все равно. Я даже не стала реагировать, как сидела на окне, так и сидела. Он ничего не сделал, просто посмотрел. А потом вдруг заявил: «Напиши на меня жалобу, в конце концов! Иди, расскажи сестрам. Сделай уже что-нибудь!»
А я сказала, что это бессмысленно.
«Бессмысленно молчать, Лори».
И ушел. Это был так странно. Даже не подошел ближе. Я не чувствую, что способна с этим справляться. Внутри чувствую, как отпустила все руки помощи и сейчас нахожусь в нигде и плыву в никуда. Все мое существо сжимается до размеров песчинки, если он появляется рядом. Если раньше это был, как он говорил, трепет, то сейчас это дрожь. Я не знаю, как довел он меня до такого состояния, но я совершенно уверена, что сильнее болит не тело, а душа, и боль эта заполняет все, вплоть до последней мысли в глубине разума. И отравляет все здоровое, желание жить, желание смеяться. Легкие как будто заполняются дымом, но это не табак, это моя боль, серая, вязкая, оседающая в ребрах и не дающая вздохнуть. Боже, я все потеряла. И не вижу, что кто-то действительно готов помочь. Только потанцевать на развалинах, как он.
13.01.1991 Лори
Да, правда. Никому не пожелаешь. Бедная девочка.
Стройная темноволосая женщина сорока лет с яркой розовой помадой и не застегнутым белым поварским халатом неспешно помешивает суп в огромной алюминиевой кастрюле. Собранные черной заколкой волосы так и норовят сорваться вниз, но она то и дело заправляет пряди за уши.
А мне кажется, врет она все. Да и посмотри на нее: тихая, как мышь. Она только и делает, что слушает. Слушает, слушает, чтобы насочинять поправдивее. Я так считаю.
Черноволосая женщина достает полную поварешку и принимается ждать, наблюдая за паром.
Ну и злая ты, Лили. Молчит эта девочка от страха. Ты знаешь, что у нее на теле? Нет. А я слышала и точно знаю, что это правда. Полиция тоже не спешит с выводами, однако версию побега уже давно отмела. Уж мой Кристофер врать не станет, вторая женщина, чуть старше и полнее, облокотившись на стол и закинув ногу на ногу, довольно улыбается, как будто упоминание мужа может придать любому диалогу особой пафосности. Ей кажется, будто она и сама уже давно стала частью его важной работы и будто бы может знать куда больше, чем все вокруг.
На плите в другой стороне кухни закипает чайник.
Лили откладывает в сторону поварешку, так и не попробовав суп, кидает в кастрюлу с десяток лавровых листов, вытирает руки и обращается к подруге:
Я скажу ей. А ты помешаешь тут пару минуток, ладно?
Не дождавшись ответа, Лили выдвигается к выходу и попутно прихорашивается, то поправляя прическу, то как-то не так сидящий на ней халат. Она застегивает пуговицы и открывает дверь в коридор. Лори сидит у окна, забравшись на стул с ногами, и читает. А может быть, просто делает вид.
Лори, милая, чайник вскипел.
Лори откладывает книгу на подоконник и подхватывает пальцем белую чашку.
За женщиной в кухню она заходит молча. И в том же молчании наливает кипяток. Сплетни, действительно, неуместны в присутствии их главной героини.
Тебе сахар нужен?
Нет, спасибо.
Лори медленно разворачивается, стараясь не расплескать кипяток. Слышала она эти разговоры или нет, мысли ее сейчас заняты совсем другим, а потому задерживаться здесь без надобности она не будет.
Спасибо за чайник, она улыбается и скрывается в темноте коридора.
Не за что, приходи еще.
Теперь Лори напряженнее обхватывает чашку, покуда все ближе подходит к конечной цели. Она ступает бесшумно и плавно. За окном погода давно стоит холодной. Этот холод успел содрать последние листья с деревьев и ветром вылизал последние краски на земле. По утрам, уже без особых случаев, на земле тихо потрескивает иней, а вдалеке молоком разливался густой туман. И теперь Лори все же приходится пользоваться гардеробом, поскольку январский холод ее любимая пора. Теперь гораздо больше времени она проводит на улице, в парке или закрытой беседке, где стекла никто не мыл еще, наверное, с девятнадцатого века. Они кажутся тонкими и держатся будто на одних только замерзших побегах, окутавших их снаружи. Это место имеет свою магию и когда то было другим миром, еще сто лет назад абсолютно автономным. Но со временем все больше подчинялось ходу времени и законам, и вот теперь территория постепенно пустеет. Сестринский дом практически заброшен, ферму закрыли еще в конце шестидесятых, да и общее количество как больных, так и персонала вместе взятых сейчас уже не превышает полутора тысяч человек. Вся эта отрешенность Лори безумно приходится по душе. Ей кажется, что в таком месте ее мало кто сможет найти, ведь она на фоне выцветших на солнце досок, сваленных деревянных стульев и грязных стекол стала практически своей.
И вот сейчас она снова подумывает о том, чтобы вновь отправиться в беседку, но сперва все-таки нужно донести чай. Она минует бледно-желтый коридор с синими полосами вдоль стен и сворачивает в левое крыло. Здесь тихо. На посту никого нет, только свет и телевизор, оставленные включенными без надобности. Лори стучится в нужную дверь.
Да, войдите.
Она обхватывает чашку двумя руками и робко переступает порог.
Лори, здравствуй, Питер дарит ей широкую мимолетную улыбку, промелькнувшую на лице, будто солнечный блик, и тут же снова склоняется над какими-то бумагами. Тебя что-то беспокоит?
Нет. Я Просто принесла вам чай. Без сахара, как вы любите, она поджимает губы и вцепляется пальцами в чашку. Ей кажется невероятным подвигом этот маленький знак внимания.
Питер перелистывает страницу журнала и продолжает письмо.
Что ж, в таком случае можешь поставить на стол. Это очень мило с твоей стороны, спасибо.
Его голос звучит тихо, то и дело подрывается ходом параллельных мыслей в голове.
Лори ставит чашку на край стола. Затем выпрямляется, сцепив пальцы рук перед собой, и молча замирает перед столом.
И поначалу никого это не смущает, все будто идет своим чередом. И лишь через несколько секунд Питер отрывает взгляд от бумаги и, на мгновение прищурившись, смотрит на девушку. Несколько секунд он тратит на то, чтобы заглянуть ей в глаза, и еще пару на то, чтобы окинуть ее сверху донизу. Затем снова вернувшись к глазам, он поправляет коричневый галстук, откладывает в сторону ручку и смыкает руки в замок.
Что-то еще? он беспрекословно цепляется за ее взгляд, а она в ответ его отводит.
Слов у нее не находится вовсе. Что-то еще у нее определенно есть, вот только что это такое, она и сама не успела толком понять.
Нет. Только чай.
Виснет пауза. Питер берет чашку и делает глоток прямо с пакетиком и ложкой.
Если это все, Лори, тогда ты можешь идти. Спасибо тебе еще раз за прекрасный чай.
Лори опускает голову, стараясь скрыть улыбку.
Конечно.
Она все так же невесомо направляется к двери, как вдруг голос позади останавливает:
И, да. Заскочи ко мне сегодня к вечеру, хорошо?
Конечно.
Лори закрывает дверь за спиной. Вот и все.
«Все-таки не могу я просто уйти, да?»
14.01.1991 Лори. Дневник
Вчера, после того как Питер ушел (он забегал буквально на секунду, чтобы спросить, как я себя чувствую после таблеток), я почувствовала что-то непривычное в груди. Этакий комок воодушевления, способный пробудить разум и чувства, которые у меня спят уже давно. Причем совершенно физический комок отчего-то так легко было дышать и мыслить. Словно место между ребер занимает пушистый кот. Так тепло. Хотя и причин особых на то не было. Я вдруг подумала, что для меня мало того, что люди обычно называют жизнью. Я смотрю на Питера и понимаю, что он не счастливый человек. А мог бы быть им, я уверена. Я, конечно, тоже не пример искрометного счастья, но его грустные глаза что-то во мне задевают. Я бы хотела сделать его хоть чуточку счастливее Все, что он делает для меня и для всех людей, нуждающихся в помощи Каждый день он приходит сюда, проходит мимо заброшеного корпуса, открывает кабинет, здоровается с сестрами и снова садится за бумажную работу и ведет прием. Второе, конечно, куда интереснее, но в основном расстройства тут граничат с однообразием и списком других причин, по которым здесь можно оказаться.