Я лечу к окну и смотрю вниз: вода заполняет укрепленное металлом углубление как и каждый раз, когда идет дождь. Но в этот раз воды слишком много, а пломбам на окнах несколько десятков лет. Через минуту вода начинает просачиваться внутрь, а с улицы поток не успокаивается.
Подвал! Я бегу к двери, слыша шаги Лизы за мной.
Лестница в подвал книжного находится в задней части магазина, поэтому я добираюсь к ступенькам уже выдохшись. Я спускаюсь в подземелье хранилище под зданием.
Куда пропала Лиза?
Не поддаваясь раздражению, я бегу через весь этаж к окнам, сквозь которые уже сочится вода, разливаясь масляной пленкой по полу. Вода тянет скользкие пальцы к коробкам со старыми документами и записями: часть из них относятся к книжному, остальные принадлежат временам, когда здесь еще был театр.
Я начинаю хватать коробки, оттаскивая их назад, подальше от воды. В подвале нет полок, никаких возвышений. Надеюсь, воду скоро перекроют.
Спустя несколько мгновений сзади раздается громоподобный звук и рядом со мной оказываются семь подростков и Лиза.
Чем помочь, мисс Келси?
Коробки! Тащите их к задней стене подвала, как можно дальше.
Дно одной из коробок рассыпается у меня в руках, роняя на пол пачки пожелтевших листов.
Джэ и Саанви помогают подобрать их и унести подальше от воды, в другой конец подвала.
Фотографии актерских трупп разных лет, газетные вырезки с отзывами на старые постановки. Провожу пальцами по верхней картинке. Может, обществу любителей истории они будут интересны? Мы с Ба зря оставили их плесневеть.
Двадцать минут спустя вода едва течет, коробки в безопасности. Наша группа поднимается обратно.
Я стараюсь занять детей чем-то в оставшееся время, но в голове слишком много мыслей о «реквизировании», ущербе от воды, налогах. Что еще пойдет не так? Нужно будет починить окна еще одна статья расходов.
Лучше бы «Волшебнику страны Оз» продаться быстрее, и за «хорошенькую сумму».
Но могу ли я не отдавать городу магазин?
Вскоре после того, как мы возвращаемся в детский отдел, время нашего урока подходит к концу. Ученики забирают рюкзаки, и я провожаю их из Нарнии в настоящий мир, до входной двери. Я приобнимаю каждого и напоминаю, что сочинения должны быть готовы к следующей неделе.
Серьезная тихоня Оливия задерживается.
Мисс Келси, можно вопрос?
Я киваю и жду.
Почему у вас есть Ба, но нет родителей?
Я сжимаю пальцами переносицу. Предчувствие головной боли давит на глаза.
В другой раз расскажу, Оливия.
Когда за последним учеником закрывается дверь, я оборачиваюсь и вижу, как Лиза запихивает мусор в черный мешок.
Не понимаю, почему ты не расскажешь им правду.
Это и есть правда.
Глава 11
Сочиняя истории, мы узнаем, что живет внутри нас. Сам процесс письма раскрывает то, что живо внутри нас.
Генри Нувен
Наконец-то пять часов! Я переворачиваю табличку на двери с «Когда-то, давным-давно» на «Конец» и с облегчением закрываю замок.
Весь день у меня не было времени изучить ситуацию с реквизированием, и я начинаю жалеть о том, что перенесла ужин с Остином на сегодня, но отказываться сейчас будет невежливо. Может, получится распрощаться пораньше и вернуться домой, чтобы поискать выход.
Лиза закончила на пару минут пораньше, чтобы выкурить сигарету на крыше, прежде чем уйти.
Я поднимаюсь по лестнице до своей квартиры, затем на крышу задать вопрос, весь день маячивший у меня в голове сквозь туман катастроф.
В середине дня прошел краткий дождь, во второй половине снова вышло солнце. Крыша из гудрона и гравия еще хранит немного тепла.
Лиза смотрит на город, оперевшись на парапет.
Прежде чем присоединиться к ней, я подхожу к восточной стороне здания и заглядываю вниз, на пустой участок.
Как и ожидалось, только сорняки и мусор от книжного до разрушающейся стены «Ритм и чудо». По левую руку от меня Каштановая улица, по правую задняя стена музея и переулок.
Я отталкиваюсь от ограждения и иду к Лизе, не обращая внимания на жалкие горшки, где в прошлом году я выращивала бархатцы и петунии рядом со старым раскладным стулом из дома Ба. После роскоши воображаемого сада неухоженные однолетники будто бы насмехаются над моими полуусилиями и забытыми увлечениями.
Лиза поворачивает голову, когда я подхожу, и протягивает пачку сигарет.
Нет, спасибо.
Она пожимает плечами, прячет пачку в карман неопрятного кардигана и выдыхает тонкую струю дыма через нос.
Подумала, что если ты когда и начнешь, то сегодня.
Я облокачиваюсь на стену и осматриваю вид. Склонившееся над городом солнце на той стороне улицы раскрашивает крыши в цвет пламени.
Лиза качает головой.
Если бы у меня были деньги, я бы нашла тебе адвоката или что-то такое.
Я ценю порыв.
Лиза хороший человек, несмотря на то, что жизненные передряги ее потрепали. Сколько лет из своих сорока с чем-то она была счастлива?
Я тут подумала. Твоя мама и Ба были близки, так ведь?
Лиза глубоко затягивается и выдыхает.
Ну да. А что?
Она как будто готовится защищаться. Наверное, потому что было очевидно: Ба не увольняла Лизу почти семь лет не потому, что она такой замечательный работник. Я бы даже сказала, Лиза то приходила, то уходила, пытаясь справиться с алкогольной зависимостью, очередным никчемным парнем и даже парой месяцев без крыши над головой. Доброта Ба, оправдываемая верностью давно умершей подруге, была мне непонятна.
А она Она обо мне когда-нибудь говорила? Твоя мама. Когда-нибудь говорила о моем удочерении?
Она тогда уже умерла.
Что? Мне так жаль ты тогда была еще совсем ребенком?
Мне было четырнадцать, да.
Ого.
Почему ты об этом спрашиваешь? Лиза тушит сигарету о каменную стену и кашляет, прочищая горло.
Просто было интересно. Узнать про своих родителей.
Элизабет тебе ничего не рассказывала?
Я пожимаю плечами.
Да нет. Название агентства, и все.
И ты никогда не пыталась выяснить?
Я медлю.
То самое письмо.
Больно вспоминать, как детское любопытство выросло до тревожной необходимости понять, кто я и откуда.
Было дело, выдыхаю я, чувствуя, как падает камень с души. Я написала запрос в агентство, когда мне было шестнадцать.
Лиза кутается в свой кардиган от весеннего холода.
И как?
Ответа не было. Я тогда подумала, что они не хотели или не могли мне ничего рассказать.
Лиза пожимает плечами и смотрит на городские крыши:
Не знаю, как это работает.
А через два года я нашла свое письмо у Ба в ящике стола. Неотправленное.
Сейчас я рассказываю эту историю спокойно, а тогда чувствовала себя глубоко преданной. Да и сейчас чувствую.
Лиза хмурится.
То есть?
Она, наверное, забрала его из ящика и не послала.
Ты ее об этом спрашивала?
Да. Она сказала: «Лучше тебе не знать, Келси».
Воспоминание обжигает. Разочарование Ба. Загадочные, зловещие слова о Письме. Ощущение, что во мне, моем прошлом или моей семье скрывается что-то по-настоящему ужасное.
Она права.
Я поворачиваюсь к Лизе и жду продолжения.
Ба твоя мать, Келси. Она тебя вырастила. Вот что важно. Обычно грубая, Лиза кажется мягче. Ты должна быть благодарна. Не всем так везет.
Я киваю.
Я знаю. Ты права. Но иногда мне тяжело. Не знать Я провожу пальцами по рассыпающемуся камню и продолжаю тише: Когда я была маленькой, я придумывала всякие истории про мое прошлое. О том, кто я такая.
Типа, что тебя подменили при рождении?
Я смеюсь.
Что-то в этом роде, да.
Ну, Элизабет говорит, ты всегда была рассказчицей. В ее тоне чувствуется снисходительность. Всегда пыталась сбежать в свои книжки.
Да, это бессмысленно. Кроме того, если моя мать от меня отказалась, стоит ли мне ее знать?
Она пожимает плечами, достает еще одну сигарету, зажигает.
Почему ты об этом сейчас задумалась? У тебя и без того хлопот полон рот.