Больше она ни разу не тронула Дэвиса, но он кожей ощущал её ненависть. Словно дуновение холодного ветра было её присутствие и Дэвиса каждый раз охватывало омерзение. С тех пор он ещё больше замкнулся в себе, чаще стал убегать из замка. Перестал даже обедать с семьёй кусок не лез в горло под ненавидящим взглядом мачехи. Отец порол его нещадно, но толку не было.
Дэвис с наступлением весны повадился ночевать на сеновалах, в крестьянских лачугах или просто в лесу, в шалашах из веток и листьев. Ему везде были рады, всегда делились куском он в долгу не оставался, помогал по хозяйству, присматривал за детьми. Иной раз селяне его просили что-либо прочесть или написать. Ему нравилось общаться с простыми людьми, радоваться их немудрёными радостями, вникать в их проблемы. Нравился и их нехитрый жизненный уклад. Он, даже иногда завидовал им. Их искренним и сердечным, отношениям, которых ему так недоставало. Погревшись у чужого очага, Дэвис уходил и снова оставался наедине с собой и со своими фантазиями.
Несколько раз он забредал от дома так далеко, что оказывался на побережье. Он пробирался по камням, поросшим вереском и огненным дроком к самому краю скалы, там ложился, и долго смотрел в бесконечную синь моря, слушая песню прибоя. Море околдовало его, оно притягивало как магнит, и ему казалось, что если прыгнуть вниз, со скалы, то можно полететь над его блестящей с барашками пены зыбью, туда, где за линией горизонта скрывались страны неведомые и прекрасные.
Осенью, барон, обеспокоенный таким поведением сына решил отправить его учиться в приходскую школу при Фаунтезианском аббатстве, неподалёку от Линкольна. Монахи там были грамотные, а розги толстые. Учиться отправили и Эриха.
В то время быть учёным становилось модно, и знать старалась дать своим отпрыскам хоть какое-то образование. Перспектива учиться несказанно обрадовала Дэвиса. Эриха он уже давно простил, хотя по прежнему, ни в чём ему не доверял. Эрих тоже был с ним в приятельских отношениях, но прекрасно помнил своё поражение и позорное бегство. Он побаивался Дэвиса, помня его отчаянную храбрость, поэтому демонстрировал снисходительное покровительство, как младшему брату. Это выражалось и в проявлении заботы и в чересчур усердных хлопотах у наставника. Вместе с тем Эрих никогда не упускал возможность тихонько подставить Дэвиса, чтобы потом со злорадством наблюдать, как тот терпит очередные побои.
Эрих верховодил у учеников и его уважали за хитрость и умение сплачивать вокруг себя людей. Дэвис держался одиночкой, не претендовал на лидерство, но и никого не боялся, ни от кого не зависел. В драке всегда принимал сторону слабого и дрался так, что за ним скорее закрепилась репутация «бешеного». К товарищам он относился благосклонно, но ни с кем не заводил дружбы, никому не доверял и никому больше не открывал своей блистающей мечты.
Учился он легко, и чтение быстро стало его любимым занятием. Дэвис мог бы стать лучшим учеником в школе, но взор его лазурных глаз слишком часто устремлялся вдаль, сквозь учителя, мысли витали далеко-далеко и только грубый окрик наставника возвращал мечтателя с небес на землю. Дэвис шёл в угол и с благодарностью становился коленями на горох. Так как ничто не мешало ему думать.
В монастырской библиотеке к великой радости Дэвиса нашлось множество географических карт. Некоторые из них были похожи на карты, сожжённые в Ховнингхэме.
Однажды аббат Брантон застал мальчика за перерисовкой карты Британских островов. Аббатство в тот момент вело судебную тяжбу из-за участка земли, и отсутствие хорошей карты монастыря с прилегающими окрестностями существенно осложняло дело. Аббат попросил Дэвиса нарисовать карту заново, объяснив ему правила масштабирования и через несколько дней получил новую карту, где были внесены необходимые дополнения и исправлены неточности. Эта способность Дэвиса заинтересовала аббата, и он стал более внимательно относиться к мальчику, иногда уделяя ему время для бесед.
По воскресеньям и в праздники барон забирал мальчиков домой в замок. Дэвис уезжал из аббатства неохотно, предпочитая монастырскую дисциплину мачехиной ненависти, но Эймунд хоть иногда хотел видеть рядом с собой сына.
В одно из таких воскресений случилась неприятная история. Забавляясь охотой на зайца, барон де Рокайль со своей свитой мчался, не разбирая дороги, и въехал на поле своего соседа Уолефа Олдерсона. Случилась потрава. Барон рассудил, что пара виргат помятой травы не стоит его забот, тем более, что сосед беден и чудаковат. Эймунд затравил зайца и преспокойно вернулся в замок, устроившись пировать со своими гостями. Он поступил так, как в его понимании сильный должен был поступить со слабым. Но у Уолефа были свои соображения на этот счёт.
Происходил Уолеф Олдерсон или как его все называли Рыжий Уолеф, из знатного рода датских викингов, осевших в Британии лет двести назад. Судьба его была во многом схожа с судьбой самого де Рокайля. Пройдясь под знаменем Креста по землям Палестины, Уолеф ещё долго скитался, был в Константинополе, на Дунае, странствовал по землям южной Европы. Нажил, как говорят несметное состояние, но почему-то жил очень бедно.
В Британию Уолеф вернулся с множеством таинственных сундуков и с маленькой девочкой. Сначала проживал у сестры в Дарроуби, потом унаследовал по завещанию дяди поместье Исторп небольшой кусок болотистой земли по соседству с Ховнингхэмом и неуклюжий запущенный дом. В этом доме, одноэтажном с низкими стенами и высокой крышей Уолеф поселился вместе с ребёнком и старым слугой. О жене Ольдерсона, матери девочки ходили самые разные сплетни: говорили, что она безродная куртизанка или иудейка, во всяком случае, её никто никогда не видел, а сам Уолеф никому о ней не рассказывал. Поэтому маленькая Инге, так звали девочку, считала мамой свою тётю и не задавала ненужных вопросов.
Олдерсон жил открыто, с соседями ссориться не любил, но в охотничьих забавах участия не принимал, предпочитая заниматься хозяйственными делами. Соседи его недопонимали, считая чудаком. Особенно, когда выяснилось, что в таинственных сундуках Уолеф привёз не золото и драгоценности, а книги. Однако, уважали и немного побаивались.
Выслушав жалобы фермеров, Уолеф сокрушённо осмотрел поломанные ростки молодых посевов, почесал в затылке и решился идти в Ховнингхэм, искать справедливости. Явился он туда как раз в самый разгар пиршества и появление его не вызвало особой радости у Эймунда де Рокайля. Не понравился ему и тон, в котором Уолеф потребовал возместить нанесённый ущерб.
Убирайся вон! Пока я не вышвырнул тебя отсюда как паршивого пса! нелюбезно ответил хозяин замка.
Не бросай слов на ветер, барон! с вызовом в голосе прокричал Уолеф Попробуй меня вышвырнуть. Вышвырнешь твоя правда, а ну если я одолею придётся заплатить.
Эймунду деваться было некуда при гостях отказаться от поединка означало уронить своё достоинство, и он выхватил меч.
Брось эти игрушки барон, не дай Бог покалечим друг друга, а у нас дети. Давай врукопашную силой померяемся, один на один, кто кого положит, тот и победил.
Датчанин был ростом ниже Эймунда, но шире в плечах. Говорили, что ручищами Уолеф гнул железные подковы.
Поколебавшись, Эймунд оставил меч и вышел навстречу Уолефу. Дэвис, затаив дыхание, с волнением наблюдал за этой сценой. Он не сомневался, что отец легко победит этого рыжего наглеца, но вышло всё иначе. Уолеф быстро опрокинул Эймунда навзничь и наступил коленом на грудь под крики и улюлюканье собравшейся толпы гостей и челяди.