Он резко встал, привычном жестом подхватывая свои официальные одеяния, и подошел к двери.
Мы не закончили, сеньора. Не следует идти против церкви, это может очень плохо кончиться, не только для вашего мужа, с которым уже и так все решено, но и для вас лично, он открыл дверь.
Не следует мне угрожать, кардинал Асканио. Вы же, насколько мне известно, свое звание получили не совсем законным путем, а скелеты в шкафу есть у каждого, только не у всех они хорошо спрятаны, прорычала я ему вслед. Он ничего не ответил и вышел, громко хлопнув дверью, в которую полетела чернильница, разлетевшись от удара на мелкие осколки, окрашивая черными неаккуратными брызгами стены и пол.
В голове шумело, сердце бешено колотилось в груди. От осознания, что я напортачила, проявив не самые лучшие свои качества, усиленные гормонами, с которыми мой организм никогда не встречался, и неизвестными до недавнего времени некоторыми чертами характера, становилось очень гадко. И теперь меня грызли сомнения, смогу ли я выбраться из этой западни, в которую я загнала не только себя, но и мужа подтянула следом, хотя не о нем следует сейчас думать.
Жар постепенно уходил, а мысли и эмоции приходили в свое обычное состояние.
Остается только ждать, но просто ждать, сложа руки, я не стану. Подкоп что ли вырыть какой? Я усмехнулась своим мыслям и взяла-таки конверт, который Асканио оставил сиротливо лежать на столе.
Прочитав содержимое, я глубоко задумалась. Что именно этим пытался сказать мне мой дядя?
Глава 4
Иван
Поговорить нормально с Еленой у меня так и не получилось. Она со мной разговаривать не была намерена, отвечала односложно и словно по принуждению. Дмитрий же был слишком мал, чтобы я что-то мог сделать, кроме как недолго подержать ребенка на руках. Никакого умиления во мне не возникло, может, потому, что это был совершенно чужой ребенок. У меня был опыт старшего брата, а вот побывать отцом до этого момента как-то не довелось.
Вообще, когда я сел за накрытый стол, то с некоторым удивлением отметил, что на мгновение отвлекшись, сам не понимая как, занял место во главе стола. А перед этим повернулся к иконам в углу и широко перекрестился, склонив голову.
Оказывается, у тела сохранилась определенная память, и нужно было всего лишь не мешать ему выполнять то или иное действо. Возникал вопрос, и каким образом мне отключить голову и не думать вовсе, чтобы никак телу не мешать? Пока ответ на этот вопрос оставался риторическим.
А вот, когда я взял на руки Дмитрия, то не заметил вообще никакого отклика, словно Ивану сын был безразличен. И даже таким элементарным делом, как время от времени забирать у кормилицы ребенка, чтобы познакомиться с ним поближе, он не занимался.
Внезапно, сидя за столом и глядя на совершенно непривычную для меня пищу, я разозлился. Меня разозлила эта инфантильность Ивана, который, похоже, жил словно по течению плыл, выполняя волю отца, а своей и вовсе не имея.
Единственный раз он проявил характер, когда стоял на Угре. И то, если бы Холмский не принял его сторону, не известно, чем бы там дело кончилось.
Что-то я перехотел есть, спасибо тебе, хозяюшка, за привет, не скрывая издевательского сарказма, я легко поклонился. После чего, встал из-за стола и направился вон из светлицы.
Елена осталась сидеть на своем месте за столом, не двинувшись, ни чтобы меня остановить, ни попрощаться. Просто охрененная семейная жизнь, слов нет. Недаром в сказках все дело свадьбой кончается, а вот что после происходит знать никому не обязательно.
И ведь ни один летописец не написал, падлы они все, что живи Иван и Лена в мое время, то уже давно бы развелись к чертовой матери.
Не в самом радостном расположении духа я вышел из терема и осмотрелся. Никиты нигде видно не было, наверное, решил, что я могу задержаться в тереме у жены и куда-то свалил пожрать. Возвращаться в маленькую душную комнату с крохотными слюдяными окнами не хотелось, а для того, чтобы не возвращаться, нужно было придумать себе занятие.
Тебе коня седлать, княжич? ко мне подошел хмурый молодой мужчина. Определить возраст правильно, учитывая повсеместную растительность на лицах, я не мог, но, вроде бы, моложе тридцатника. В небогатом, но чистом кафтане, с шапкой темно-русых, я бы даже сказал, серых волос на голове.
А, седлай, я махнул рукой, направляясь следом за этим мужчиной, хотя понятия не имел, кто это такой. Зато заурчавший живот быстро вернул меня к мысли, что есть все-таки хочется.
Пока шел за своим невольным провожатым, сунул руку и нащупал несколько мелких монеток. Они ощущались под пальцами, как рыбья чешуя. На какой-нибудь пирожок должно хватить, я надеюсь.
В конюшню я не пошел, остался ждать снаружи. Сейчас наступит момент истины: или я смогу удержаться в седле, потому что это мог делать Иван, или даже взобраться на лошадь не смогу. И тем самым весьма повеселю шмыгавшую туда-сюда дворню, растянувшись в пыли.
Сергей! раздался зычный голос из-за конюшни. И лишь спустя почти полминуты, в поле моего зрения показался его обладатель грузный мужик, с отвислыми щеками и пузом, которое даже кафтан не мог скрыть. Волков! Вот пёсий сын, где его черти носят?
Да тут я, боярин, значит, его зовут Сергей Волков. И он, определенно имеет какое-то отношение к конюшне и лошадям. Чего вопишь так? Две кобылы чуть не разродились от твоего воя. А Волков-то этот тот еще тип. Вон как дерзит боярину, и хоть бы хны. Кто он такой на самом деле?
Пока я размышлял над тем, кем мог быть конюх, который вот так запросто мог боярина послать, этот самый конюх появился, ведя под уздцы статного длинноного коня. Мы с конем посмотрели друг на друга оценивающе, но наглядеться не успели, потому что Волков подвел его ко мне тем боком, с которого, получается, нужно на эту махину взобраться.
Я вставил ногу в стремя, как видел в кино, закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Тело само взлетело в седло, и, приоткрыв один глаз, я забрал поводья, протягиваемые мне конюхом.
Всё это время боярин молча смотрел на нас, видимо осознал, что пытался поперек княжича влезть. А молчал, надеясь, что я его не замечу или забуду, как он вопил, пока мне коня седлали. Смерив его пристальным взглядом, я повернулся к Волкову.
Со мной поедешь, коротко бросил ему, и он, кивнув, побежал на конюшню.
А кто мне коня оседлает? нерешительно спросил боярин, переводя взгляд с меня на умчавшегося Сергея.
А что, Волков один конюший? я говорил, не сводя с него пристального взгляда. Ты же мне глаза прямо открыл, боярин, я благословил про себя манеру общаться, позволяющую обходиться без имен. Я так и передам Великому князю, что в его конюшне людей почитай-то и нет. Куда только делись, надобно узнать будет.
Да нет, княжич, зачем Великого князя такими пустяками тревожить? Напутал я что-то, есть, конечно, здесь еще людишки, не только Волков, боярин махнул рукой и выдавил из себя улыбку. А ты никак прогуляться собрался?
Верно приметил, боярин, верно, именно что прогуляться, я кивнул, надеюсь, что благожелательно, и повернулся к воротам конюшни. Оттуда как раз выходил Волков, держа на поводу справную лошадку, но не настолько благородных кровей, как мой жеребец. Тронули.
И мы выехали со двора. Держался я в седле очень прямо, крепко тиская в руке поводья, на что мой сопровождающий сразу же обратил внимание.
Что с тобой, княжич? он нахмурился еще больше, хотя и так был хмурый и сосредоточенный. Ты словно болями мучишься.
Так оно и есть, потому и велел седлать коня, чтобы проверить, насколько я могу в седле держаться. А не то князь грозился поход на Тверь отложить, коли я вести армию не сумею.
А почто рынд своих не кликнул? Я-то один, ежели что и с татями какими не смогу тебе подсобить.