Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять всё заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:
Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, мёду, пива и вина. Всё съела, всё выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:
Когда завтра я уеду, ты смотри двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, бельё приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть её от чернушки. Да чтоб всё было сделано, а не то съем тебя!
После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжёлую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!
Кукла ответила:
Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!
Ранёшенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.
Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всём и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зёрна чернушки.
Ах, ты, избавительница моя! сказала Василиса куколке. Ты от беды меня спасла.
Тебе осталось только обед состряпать, отвечала куколка, влезая в карман Василисы. Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждёт бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами чёрный всадник и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья едет баба-яга. Василиса встретила её.
Всё ли сделано? спрашивает яга.
Изволь посмотреть сама, бабушка! молвила Василиса.
Баба-яга всё осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
Ну, хорошо!
Потом крикнула:
Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз.
Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зёрнышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!
Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!
Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела всё и крикнула:
Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.
Что ж ты ничего не говоришь со мною? сказала баба-яга. Стоишь как немая!
Не смела, отвечала Василиса, а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.
Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведёт: много будешь знать, скоро состареешься!
Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?
Это день мой ясный, отвечала баба-яга.
Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?
Это моё солнышко красное! отвечала баба-яга.
А что значит чёрный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
Это ночь моя тёмная всё мои слуги верные.
Василиса вспомнила о трёх парах рук и молчала.
Что ж ты ещё не спрашиваешь? молвила баба-яга.
Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь состареешься.
Хорошо, сказала баба-яга, что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
Мне помогает благословение моей матери, отвечала Василиса.
Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и, наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп.
Верно, дома, думает себе, уж больше в огне не нуждаются.
Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
Не бросай меня, неси к мачехе!
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили её ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей тот погасал, как только входили с ним в горницу.
Авось твой огонь будет держаться! сказала мачеха.
Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живёт себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.
Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у неё, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканьё приниматься, да таких бёрд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берётся и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
Принеси-ка мне какое-нибудь старое бёрдо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я всё тебе смастерю.
Василиса добыла всё, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.
Старуха взглянула на товар и ахнула:
Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.
Пошла старуха к царским палатам да всё мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
Что тебе, старушка, надобно?
Ваше царское величество, отвечает старуха, я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно вздивовался.
Что хочешь за него? спросил царь.
Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:
Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
Не я, государь, пряла и соткала полотно, сказала старуха, это работа приёмыша моего девушки.