Сиди и не суйся.
Мне страшно, сказала она я лучше убегу и одна проберусь в лес.
Сиди, повторил Ястреб и внимательно посмотрел на нее.
И пытливый взор Ястреба уловил какое-то несоответствие между ее испуганными словами и спокойным провалом черных глаз, в которые нельзя было смотреть и взгляд которых нельзя было пересмотреть, ибо они всегда светились ровной, загадочной темнотой.
И откуда она взялась на нашу голову? опять вслух высказался кто-то. Но в это время вошел Гром и передал, что Лбов приказал никому и никуда не уходить, ни с кем не связываться до рассвета, потому что надо во что бы то ни стало забрать и унести динамит, полученный для бомб. Он передал это, потом приказал Жидовке идти за ним.
Хай катится от нас подальше, сказал Ястреб, а то сидит, как сова какая-то, и молчит, ни с ней поговорить, ни к ней подступиться.
Жидовка накинула платок и вышла. Была чуть-чуть морозная ночь, ручьи продолжали еще булькать, но под ногами то и дело похрустывали тонкие пластинки льда. Гром никогда много не разговаривал, Жидовка та и подавно, потому и шли молча.
Было темно, и Гром несколько раз оступался и, продавливая стекляшки льда, попадал ногой в воду.
Ну, ну, не отставай, говорил он несколько раз Жидовке, бесшумной тенью следовавшей за ним.
Возле одного из поворотов Гром слегка поскользнулся и почти одновременно невдалеке заржала лошадь, а кто-то окрикнул громко:
Стой, стой Кто идет?.. Говори, а не то стрелять буду.
Гром сильно толкнул Жидовку в сторону и сам приник в углубление каких-то ворот.
Кто там шляется? спросил опять тот же голос.
Никого, должно быть, ответил другой. Это лед в ручье от мороза хрустнул.
Ну и жизнь, ну и жизнь, сплевывая, проговорил первый, ни тебе днем, ни тебе ночью покоя. Ворота скрипнут за винтовку хватайся, ветер зашумит к шашке тянись.
Один из трех конных проехал около забора близко-близко, так, что Гром мог бы достать круп его лошади концом дула своего револьвера. Гром уже думал, что опасность миновала вовсе, но в это время кто-то впереди загорланил какую-то несуразную песню должно быть, пьяный, возвращающийся с какой-нибудь попойки, и один из стражников тотчас же повернул и поскакал обратно, а остальные отъехали в сторону и остановились. Гром не видел их, но чувствовал по фырканию лошадей, что они близко. Он выбрался из своего убежища, тихонько дернул Жидовку за конец платка и пошел вперед. Но не прошел он и полсотни шагов, как столкнулся вдруг со стражником, возвращающимся с захваченным пьяным.
Что за человек? окликнул тот.
Здешний, сдержанно ответил Гром.
А ну, давай сюда!
Гром хотел уже выстрелить, но в этот момент пойманный пьяный заорал опять что-то бессмысленное, пытаясь вырваться, стражник ухватил его еще крепче за шиворот, а другой рукой схватился за луку седла, чтобы не слететь, и крикнул во все горло:
Эй, ребята, давай сюда!..
Бежим, шепнул Гром Жидовке и прыгнул в темноту.
Уф ну и влипли было, проговорил он, останавливаясь минут через двадцать. Он обернулся. Где ты? крикнул Жидовке и прислушался. Но было все тихо, только нудно подвывали встревоженные собаки да чуть слышно булькали запертые льдом ручейки, а Жидовки не было.
Наконец он добрался до места. Змей уже вернулся и передал, что ранили Демона, а ящик с динамитом уже здесь.
А где Жидовка? спросил недовольно Лбов. Он не любил, когда не выполняли его распоряжений, хотя бы и мелочных.
А пес ее знает, ответил Гром и рассказал, как было дело.
Лбов забеспокоился, он приказал тотчас же собираться, хотя ему нужно было еще видеть одного из членов подпольной партийной организации, чтобы передать ему некоторую сумму денег, а также кое о чем условиться.
Ежели ее захватили, так она все может выболтать и, того и гляди, что жандармы
Не выболтает, сказал Фома, она здорово молчаливая баба.
Как начнут нагайками, так и выболтает. А ну, давай, собирайся.
Но в это время со двора послышался условный свист.
Кто-то из наших.
Распахнулась дверь, и вошла Жидовка.
Ты где была, дура? недовольно, но вместе с тем и облегченно спросил Лбов.
Я отстала, он слишком быстро бежал, и потом я попала не в тот проулок.
Через несколько минут пришел и тот, кого ожидал Лбов. Они долго и горячо разговаривали. Стало уже светать.
Смотри, сказал под конец пришедший, смотри, Лбов, сочувствие к тебе сейчас огромное, но не покатись только вниз, ребята твои что-то того
Чего? Лбов пристально посмотрел на него.
Не слишком ли уже они экспроприациями увлекаются
Говори проще, грабят, мол, много, так это правда, а вот погоди еще больше будем. Мы не без толку грабим, а с разбором.
Смотри разбирайся лучше, а то ты восстановишь всех против себя и даже
Вас, что ли? резко перебил Лбов.
А хотя бы и нас.
А кто вы и что вы можете?.. начал было Лбов Впрочем, не будем ссориться, оборвался он вдруг и крепко стиснул руку товарищу.
В сенях послышался топот. С силой ударилась о стену отброшенная дверь, ввалился полицейский пристав, а за ним показались около десятка вооруженных городовых.
Стой! торжествующе крикнул пристав. Стой, руки вверх!
Но прежде чем он успел нажать собачку своего револьвера, низенький и толстый Фома с неожиданным проворством выхватил револьвер и разбил приставу череп, и все лбовцы, почти одновременно, ахнули в столпившихся полицейских горячим, огневым залпом.
Ошарашенные городовые откачнулись обратно за дверь. Не давая им опомниться, лбовцы кинулись за ними.
Тащите динамит через огороды! крикнул Лбов Змею. А мы их отвлечем на себя.
Через минуту по улицам шла отчаянная стрельба, через две первая партия полицейских во весь дух уносилась от лбовцев. Но уже со всех сторон к полиции подбегало подкрепление.
Забирай динамит! крикнул еще раз Лбов. А мы мы заманим их сейчас в ловушку.
И он приказал остальным:
Отходи, ребята, за мной, в сторону Ястреба.
И ребята поняли, что он задумал.
Полиция, получив новое подкрепление, снова открыла бешеную стрельбу по отступающим лбовцам. Но все же перейти в открытую атаку полицейские не решались и держались на почтительном расстоянии.
Не торопись, не торопись успокаивая, отрывисто бросал отстреливающийся Лбов своим товарищам, перебегающим от одного уступа к другому.
Лбовцы отходили, полиция наседала.
Наконец Лбову надоела эта канитель, и, кроме того, он решил, что ящик с динамитом, должно быть, давно уже в надежном месте. И раздразнив напоследок полицию, он приказал громко:
А ну, бегом, ребята!
И все быстро кинулись прочь. Полиция поняла это по-своему, она решила, что лбовцы не выдержали и убегают. С торжествующими криками вся орава бросилась вдогонку. Но это была только ловушка. Прислушивающийся к выстрелам Ястреб давно уже стоял на крыше какого-то сарайчика и, крепко сжимая винтовку, всматривался, силясь разобрать, в чем там дело. Ястреб помнил приказ Лбова не двигаться с места и сейчас зоркими глазами разглядывал отступающих в его сторону лбовцев и несшихся за ними преследователей.
Ястреб понял все и криво усмехнулся краями губ. Через минуту он с пятерыми товарищами прильнул за забором.
Эге-ей окрикнул Лбов, не останавливаясь и пробегая мимо.
Эге-ей есть! ответил Ястреб. И когда бегущие полицейские поравнялись с засадой, Ястреб дунул залпом шести винтовок в бок преследователям. Не ожидавшая отсюда удара полиция дрогнула. А лбовцы, повернувшись, бросились опять на нее с фронта, и расстреливаемые городовые в диком ужасе панически бросились назад
Через несколько минут соединившиеся лбовцы спокойно уходили за Каму, покрытую полыньями и блесками пятен выступающей весенней воды.
И только когда они были уже возле середины реки, вдогонку им щелкнули три-четыре выстрела.