Во время продолжительных боевых действий Иван Михайлович «должен был непременно погибнуть, как многие миллионы и миллионы таких же бойцов. Но в его сердце всегда была большая любовь». И его супруга Анна ждала его и молилась, она воплотила то, что является сутью духовной работы жены офицера, что так пронзительно раскрыто Константином Симоновым в стихотворении «Жди меня». Они были «едины в своей бесконечной любви и нежности друг ко другу, и потому ничто не могло победить их».
Иван Михайлович, прошедший три войны, не раз бывший на волосок от гибели, на склоне жизненного пути заявлял, что их жизнь с супругой была счастливой, несмотря на «невзгоды, неустроенность, частые переезды, разлуки, волнения, переживания». Всё это, по его словам, ничто, ведь они жили друг для друга и были счастливы. (Митрополит Митрофан рассказывает и о другом ветеране Великой Отечественной войны своём отце, жизнь которого сложилась иначе. Почему? Об этом каждый желающий может самостоятельно узнать из книги «Война и любовь».)
Любовь на уровне духовном связывает человека с Богом, на уровне физическом становится той самой бодрой доминантой, которая, по учению академика А. А. Ухтомского, способна затормозить доминанту патологическую. Любовь, живущая в сердце воина-христианина, не означает его склонности к пассивности. Если он должен остановить зло, он идёт это зло останавливать. Но любовь помогает ему не только победить зло, но и не пропитаться этим злом.
О том, как любовь поддерживает человека в условиях боевых действий, рассказывают приводимые в книге «Щит веры. Ч. 1. Воину-защитнику в помощь» истории Евгения Невесского, Юрия Бессонова, Вадима Бойко[47]. В книгу «Щит веры» не включена часть статьи «Преодоление травматического опыта»[48], в которой приведены истории детей, переживших блокаду Ленинграда во время Великой Отечественной войны.
Две девочки-блокадницы, став взрослыми, написали книгу «Мученики ленинградской блокады». Почти три года голода, жизни под постоянными артобстрелами. Где же тут место теории Ганса Селье, почему избыточный выброс гормонов надпочечников не привёл к болезненному состоянию? Потому что в этом случае жёсткий психоэмоциональный стресс ослаблялся наличием веры, способностью обратить внимание на ближнего в его беде, способностью подумать о другом. И это позволяло детям избежать попадания в капсулу травматического опыта. Также приводится рассказ о Риточке Лосевой, которая, в хорошем смысле этого слова, растормошила детей, уже вошедших в стадию апатии, предшествовавшей умиранию. Деятельность Риточки, сумевшей сделать то, что было не под силу совершить педагогам, пример возможной терапии, этому опыту можно с уверенностью следовать.
Вера Христова, которой была так сильна русская армия до революции, по мнению митрополита Митрофана, утрачена современной армией России (с началом СВО многие воины стали обращаться к ней). «Российские воины оказались лишены самого главного оружия воина стержня веры, без которого невозможно быть уверенным в правоте своего дела, обрести бесстрашие и спокойную силу, ясное чувство бессмертия своей души, которое более всего духовно подавляет противника». Если же нет этого стержня, то пережитое на войне может порождать в душе воина конфликт, возвращая его память у жутким делам войны.
Многое из того, что позволяли себе участники войны, было бы недопустимо, если бы Российская армия исповедовала веру своих предков, идеалы православия[49]. Если нет стержня веры, то воины, командиры и рядовые начинают следовать тому образу ведения войны, который навязывается жестоким и фанатичный врагом. В итоге воины скатываются в слепую ненависть и мат, они охватываются единственным желанием «ответить ещё большим злом за зло и ещё большей кровью за кровь». Такое состояние и порождает в итоге ПТСР.
Так, протоиерей Димитрий Василенков и протодиакон Владимир Василик, авторы книги «Путь Архистратига. Преодоление зверя», отмечают, насколько важно «при столкновении с противником, потерявшим на войне человеческий облик, самому не озвереть и не превратиться в убийцу»[50]. Если же у воина нет понимания, что он как христианин ведёт битву также и с падшими духами, ищущими погибели человека, то он, «сталкиваясь со зверствами и беззакониями противника начинает сам по отношению к нему поступать так же». Если же воин начинает совершать греховные поступки, то тьма будет разрушать его душу. Потусторонний мир, овладевая душой человека вследствие того, что человек живёт по страстям, заставляет его всё больше творить беззакония. «Человек становится инструментом в руках тёмных сил. Звериность убивает того, кто сам уподобился зверю. Раненный тьмой человек, вернувшись с войны, совершает жестокие поступки, тяжкие преступления или глушит свою совесть алкоголем и наркотиками. Совершив беззаконие, он становится духовно беззащитным. Даже выжив на войне, он получает возмездие в мирной жизни». Стоит отметить, что один из авторов книги, протоиерей Димитрий Василенков, имел несколько десятков командировок в зоны боевых действий и своими глазами видел многое, о чём рассказывает в своей книге «Записки военного священника» (она включена в серию книг Сергея Галицкого «Из смерти в жизнь»).
В эфирах на тему боевых действий, проведённых автором[51], разбирался вопрос о различиях между воином-волком и воином-христианином. Тот, кто считает, что воин-христианин небоеспособен, пусть попробует объяснить феномен генерала Суворова, не проигравшего ни одного сражения, и адмирала Фёдора Ушакова, причисленного к лику святых. За время службы адмирал Фёдор Ушаков также не проиграл ни одного сражения, не потерял ни одного корабля, и ни один из его матросов не сдался в плен.
Здесь можно вспомнить и дневниковые записи о русско-японской войне, составленные преподобно-исповедником Сергием (Сребрянским). Он два года провёл вместе с воинами на передовой в качестве полкового священника (в то время он ещё не был пострижен в монашество и упоминается в источниках как протоиерей Митрофан). Отец Сергий свидетельствовал о высоком морально-нравственном уровне воинов-казаков. Он не слышал у их костров мата, видел, как они пели вечерние молитвы; они были неприхотливы в быту, устойчивы к трудностям, приходили друг другу на помощь и готовы были к самопожертвованию; были храбры и не собирались сдаваться в плен. Те, кого он причащал перед смертью, совершали переход в вечную жизнь без страха, с пониманием того, что исполнили свой долг. В его заметках нет упоминаний о ПТСР, и, как можно судить, данный пробел объясняется моральным обликом воинов. Если отец Сергий собирался служить молебен или Литургию, то в службе принимали участие не только рядовые, но и представители командования, штабные офицеры бывали певчими.
В своих заметках, опубликованных под названием «Дневник полкового священника», он касается вопроса о том, почему война была проиграна. Для нашей темы этот вопрос не является центральным, лишь мимоходом стоит отметить следующее. По его наблюдениям, заключение мира не было связано непосредственно с боевыми действиями. За два года русские войска обжились в условиях непривычного для себя климата Дальнего Востока. Японские же войска поредели, вымотались, боеспособных резервов осталось мало. Первые неуспехи русской армии объяснялись тем, что на восстановление сил японцы тратили гораздо меньше времени вследствие близости своих границ. Русской же армии, чтобы восстановиться, было необходимо около месяца по железной дороге перебрасывать войска, обмундирование, оружие и пр. Необходимо учесть и то, что в лице японцев с их многовековыми традициями воинского искусства и самурайского кодекса русские войска встретили высоко мотивированного противника, который не собирался сдаваться по пустякам. В своих заметках отец Сергий описывал ситуацию, чем-то напоминающую начало СВО. На фронте казаки проявляли достойную изумления храбрость, принимали бой в непривычных для себя условиях, и, кстати, потерь со стороны японцев было больше. Но в то же время пресса позорила русскую армию, подавляя, деморализуя с помощью печати дух населения. Простой народ, солдаты из провинций ещё крепко держались веры, но в крупных городах, как можно понять из дневников, уже полным ходом шло моральное разложение. Армия не была поддержана морально, лишь высокий нравственный уровень боевых частей позволял не предаваться унынию.