Во имя отца и сына. Очи всех на тя, господи, уповают, шептал он, суетливо распределяя порции и поливая их из бутылки маслом. Вкушай, Сережа!
Не торопясь, медленно, в молчании, как едят настоящие труженики, принялись трое за свой скромный обед. Слышно было только, как жевали три пары челюстей.
Арто ел свою долю в сторонке, растянувшись на животе и положив на хлеб обе передние лапы. Дедушка и Сергей поочередно макали в соль спелые помидоры, из которых тек по их губам и рукам красный, как кровь, сок, и заедали их сыром и хлебом. Насытившись, они напились воды, подставляя под струю источника жестяную кружку. Вода была прозрачная, прекрасная на вкус и такая холодная, что от неё кружка даже запотела снаружи. Дневной жар и длинный путь изморили артистов, которые встали сегодня чуть свет. У дедушки слипались глаза. Сергей зевал и потягивался.
Что, братику, разве нам лечь поспать на минуточку? спросил дедушка. Дай-ка в последний раз водицы попью. Ух, хорошо! крякнул он, отнимая от кружки рот и тяжело переводя дыхание, между тем как светлые капли бежали с его усов и бороды. Если бы я был царём, всё бы эту воду пил с утра бы до ночи! Арто, иси, сюда! Ну вот, бог напитал, никто не видал, а кто и видел, тот не обидел Ох-ох-хонюшки-и!
Старик и мальчик легли рядом на траве, подмостив под головы свои старые пиджаки. Над их головами шумела тёмная листва корявых, раскидистых дубов. Сквозь неё синело чистое голубое небо. Ручей, сбегавший с камня на камень, журчал так однообразно и так вкрадчиво, точно завораживал кого-то своим усыпительным лепетом. Дедушка некоторое время ворочался, кряхтел и говорил что-то, но Сергею казалось, что голос его звучит из какой-то мягкой и сонной дали, а слова были непонятны, как в сказке.
Перво дело куплю тебе костюм: розовое трико с золотом туфли тоже розовые, атласные В Киеве, в Харькове или, например, скажем, в городе Одессе там, брат, во какие цирки!.. Фонарей видимо-невидимо всё электричество горит Народу, может быть, тысяч пять, а то и больше почему я знаю? Фамилию мы тебе сочиним непременно итальянскую. Что такая за фамилия Естифеев или, скажем, Лодыжкин? Чепуха одна нет никакого в ней воображения. А мы тебя в афише запустим Антонио или, например, тоже хорошо Энрико или Альфонзо
Дальше мальчик ничего не слыхал. Нежная и сладкая дремота овладела им, сковав и обессилив его тело. Заснул и дедушка, потерявший вдруг нить своих любимых послеобеденных мыслей о блестящем цирковом будущем Сергея. Один раз ему сквозь сон показалось, что Арто на кого-то рычит. На мгновение в его затуманенной голове скользнуло полусознательное и тревожное воспоминание о давешнем дворнике в розовой рубахе, но, разморённый сном, усталостью и жарой, он не смог встать, а только лениво, с закрытыми глазами, окликнул собаку:
Арто куда? Я т-тебя, бродяга!
Но мысли его тотчас же спутались и расплылись в тяжёлых и бесформенных видениях.
Разбудил дедушку голос Сергея. Мальчик бегал взад и вперед по той стороне ручья, пронзительно свистал и кричал громко, с беспокойством и испугом:
Арто, иси! Назад! Фью, фью, фью! Арто, назад!
Ты что, Сергей, вопишь? недовольно спросилЛодыжкин, с трудом расправляя затёкшую руку.
Собаку мы проспали, вот что! раздражённым голосом грубо ответил мальчик. Пропала собачка.
Он резко свистнул и ещё раз закричал протяжно:
Арто-о-о!
Глупости ты выдумываешь!.. Вернётся, сказал дедушка. Однако он быстро встал на ноги и стал кричать собаку сердитым, сиплым со сна, старческим фальцетом: Арто, сюда, собачий сын!
Он торопливо, мелкими, путающимися шажками перебежал через мост и поднялся вверх по шоссе, не переставая звать собаку. Перед ним лежало видное глазу на полверсты, ровное, ярко-белое полотно дороги, но на нём ни одной фигуры, ни одной тени.
Арто! Ар-то-шень-ка! жалобно завыл старик. Но вдруг он остановился, нагнулся низко к дороге и присел на корточки.
Да-a, вот оно какое дело-то! произнёс старик упавшим голосом. Сергей! Серёжа, поди-ка сюда.
Ну, что там ещё? грубо отозвался мальчик, подходя к Лодыжкину. Вчерашний день нашёл?
Сережа что это такое?.. Вот это, что это такое? Ты понимаешь? еле слышно спрашивал старик.
Он глядел на мальчика жалкими, растерянными глазами, а его рука, показывавшая прямо в землю, ходила во все стороны.
На дороге в белой пыли валялся довольно большой недоеденный огрызок колбасы, а рядом с ним во всех направлениях отпечатались следы собачьих лап.
Свёл ведь, подлец, собаку! испуганно прошептал дедушка, всё еще сидя на корточках. Никто, как он дело ясное Помнишь, давеча у моря-то он всё колбасой прикармливал.
Дело ясное, мрачно и со злобой повторил Сергей.
Широко раскрытые глаза дедушки вдруг наполнились крупными слезами и быстро замигали. Он закрыл их руками.
Что же нам теперь делать, Серёженька? А? Делать-то нам что теперь? спрашивал старик, качаясь взад и вперёд и беспомощно всхлипывая.
Что делать, что делать! сердито передразнил его Сергей. Вставай, дедушка Лодыжкин, пойдём!..
Пойдём, уныло и покорно повторил старик, подымаясь с земли. Ну что ж, пойдём, Серёженька!
Вышедший из терпения Сергей закричал на старика, как на маленького:
Будет тебе, старик, дурака-то валять! Где это видано всамделе, чтобы чужих собак заманивать? Чего ты глазами на меня хлопаешь? Неправду, я говорю? Прямо придём и скажем: «Подавай назад собаку!» А нет к мировому, вот и весь сказ.
. К мировому да конечно Это верно, к мировому с бессмысленной, горькой улыбкой повторял Лодыжкин. Но глаза его неловко и конфузливо забегали. К мировому да Только вот что, Серёженька не выходит это дело чтобы к миров ому
Как это не выходит? Закон один для всех. Чего им в зубы смотреть? нетерпеливо перебил мальчик.
А ты, Серёжа, не того не сердись на меня. Собаку-то нам с тобой не вернут. Дедушка таинственно понизил голос. Насчёт пачпорта я опасаюсь. Слыхал, что давеча господин говорил? Спрашивает: «А пачпорт у тебя есть?» Вот она какая история. А у меня, дедушка сделал испуганное лицо и зашептал еле слышно, у меня, Сережа, пачпорт-то чужой.
Как чужой?
То-то вот чужой. Свой я потерял в Таганроге, а может быть, украли его у меня. Года два я потом крутился: прятался, взятки давал, писал прошения Наконец вижу, нет никакой моей возможности, живу точно заяц всякого опасаюсь. Покою вовсе не стало. А тут в Одессе, в ночлежке, подвернулся один грек. «Это, говорит, сущие пустяки. Клади, говорит, старик, на стол двадцать пять рублей, а я тебя навеки пачпортом обеспечу». Раскинул я умом туда-сюда. Эх, думаю, пропадай моя голова. Давай, говорю. И с тех пор, милый мой, вот я и живу по чужому пачпорту.
Ах, дедушка, дедушка! глубоко, со слезами в груди вздохнул Сергей. Собаку мне уж больно жалко Собака-то уж хороша очень
Серёженька, родной мой! протянул к нему старик дрожащие руки. Да будь только у меня пачпорт настоящий, разве бы я поглядел, что они генералы? За горло бы взял!.. «Кактак? Позвольте! Какое имеете полное право чужих собак красть? Какой такой закон на это есть?» А теперь нам крышка, Сережа. Приду я в полицию первое дело: «Подавай пачпорт! Это ты самарский мещанин Мартын Лодыжкин?» «Я, вашескродие». Ая, братец, и не Лодыжкин вовсе и не мещанин, а крестьянин, Иван Дудкин. А кто таков этот Лодыжкин один бог его ведает. Почем я знаю, может воришка какой или беглый каторжник? Или, может быть, даже убивец? Нет, Серёжа, ничего мы тут не сделаем Ничего, Серёжа
Голос у дедушки оборвался и захлебнулся. Слёзы опять потекли по глубоким, коричневым от загара, морщинам. Сергей, который слушал ослабевшего старика молча, с плотно сжатыми бровями, бледный от волнения, вдруг взял его под мышки и стал подымать.
Пойдём, дедушка, сказал он повелительно и ласково в то же время. К чёрту пачпорт, пойдём! Не ночевать же нам на большой дороге.