При создании фальсификата перед Анонимом стояло по крайней мере две разных задачи: литературная и лингвистическая.
Литературная часть задачи Анонима состояла в том, чтобы из материала Задонщины и летописного рассказа о походе 1185 г. (взятого в основном из Ипатьевской летописи) создать литературное произведение, которое общество примет за древнее. Эта сторона проблемы более всего и обсуждалась литературоведами обоих лагерей. С нашей точки зрения, в этой сфере имеется целый ряд надежных и чрезвычайно показательных фактов, ведущих к тем же выводам, что и лингвистические аргументы, разбираемые ниже. Но, как уже указано, в настоящей работе мы не касаемся этой стороны дела, а ограничиваемся только лингвистической проблематикой.
Лингвистическая часть задачи Анонима, очевидно, должна была состоять в следующем:
1) создать текст, удовлетворяющий грамматическим и лексическим нормам языка XII века;
2) сымитировать эффекты орфографического, фонетического, морфологического и иного характера (включая ошибки), которыми обычно сопровождалось копирование древнего текста переписчиком XVXVI века;
3) сымитировать диалектные эффекты, характерные для северо-западных писцов данного времени.
Мы знаем теперь, что эти конкретные лингвистические задачи решены в тексте СПИ в целом очень хорошо. Так что не может быть и речи о том, чтобы Аноним решал их наугад, придумывая недостающие грамматические и лексические звенья просто из головы. Он безусловно должен был обладать в этих вопросах вполне достоверными сведениями.
Откуда он мог почерпнуть такие сведения?
Мыслимых путей только два: а) из грамматик и словарей; б) из собственных наблюдений над древними рукописями (или их изданиями), а также над современными славянскими языками и их народными говорами.
Первый путь в конце XVIII века (не говоря уже о более раннем времени) был в отношении грамматик предельно ограничен (см. об этом Исаченко 1941), а в отношении словарей еще практически закрыт: десятки слов, использованных в СПИ, не фигурируют ни в каких словарях того времени.
Но изучение древних рукописей, равно как изучение славянских языков и их говоров, в принципе было возможно хотя, конечно, Аноним находился в этом отношении перед лицом ситуации, неизмеримо более трудной, чем теперь, когда и в то и в другое уже вложен труд сотен и тысяч исследователей и результаты их труда так или иначе опубликованы.
Все сказанное выше, казалось бы, уже само по себе подводит лингвиста к выводу о том, что версия поддельности СПИ крайне неправдоподобна. Но мы все же не будем на основе одних лишь общих соображений отрицать возможность успеха Анонима в его предполагаемой деятельности, а попытаемся внимательно и непредвзято рассмотреть возникающие в связи с этой проблемой конкретные лингвистические сюжеты.
Последующий разбор строится в основном в порядке названных выше лингвистических задач, которые должны были стоять перед Анонимом.
Общие сведения о рассматриваемых памятниках
§ 6. Лингвистический анализ СПИ следует предварить некоторыми замечаниями о его списках. Наши нынешние источники первое издание, т. е. издание А. И. Мусина-Пушкина 1800 г. (условное обозначение П.), рукописная копия, изготовленная в 17951796 гг. для Екатерины II (Е.), выписки А. Ф. Малиновского (М.) и выписки Н. М. Карамзина (К.) имеют между собой много мелких расхождений (согласно СССПИ, в 591 точке), в подавляющем большинстве случаев касающихся, правда, лишь орфографии. Из сравнения этих списков некоторые отличия погибшей рукописи от публикации ныне ясны. Так, в рукописи скорее всего вообще не было буквы i, не различались и и й, предлог и приставка 'от' почти наверное записывались в виде , в начале слова, вероятно, писалось
, а не о, встречалось (а может быть, даже было последовательно проведено) написание оу и несомненно присутствовали выносные буквы и написания под титлом. В публикации написания с выносными буквами и под титлом раскрыты к сожалению, в соответствии с не очень высоким уровнем знаний издателя и с его не слишком скрупулезным отношением к деталям орфографии оригинала. Скажем, рассоушѧс (так в М.) передано в издании как рассушясь. Между тем выносное с здесь почти наверное заменяло сѧ, а не сь (последнее в аористах выступало крайне редко). Это значит, что различию ся и -сь, а также, например, различию -ть и тъ, -мь и -мъ, же и жъ и т. п., в публикации СПИ (равно как и в других его списках) непосредственно доверять нельзя. Конечно, определенные заключения об орфографии рукописи все же возможны, но лишь через призму сравнительного анализа разных списков.
Как уже указано в начале работы, цитаты из СПИ в принципе приводятся по первому изданию, но без обязательного соблюдения принятых в этом издании словоделения, заглавных букв и пунктуации. При этом, однако, могут быть использованы конъектуры; они отмечаются так: добавленные буквы круглыми скобками, исправленные угловыми. Единичные буквы могут быть взяты не из первого издания, а из Екатерининской копии; при цитировании это специально не отмечается. При желании установить более точно, откуда взят тот или иной элемент текста, надлежит обращаться к приложению.
Буквы и и й распределяются при цитировании не в соответствии с первым изданием, а по морфологическим правилам, и это специально не отмечается.
При рассмотрении Задонщины нам потребуется обращение к следующим ее спискам: КБ Кирилло-Белозерский список (1470-е гг.); И-1 1-й список Исторического музея (XVI в.); И-2 2-й список Исторического музея (XVI в.); У список Ундольского (XVII в.); С Синодальный список (XVII в.).
Раннедревнерусские черты СПИ
§ 7. Языку СПИ посвящено значительное число работ; назовем лишь немногие наиболее важные: Потебня 1914, Каринский 1916, Соболевский 1916, 1929, Петерсон 1937, Обнорский 1939, 1946, Исаченко 1941, Якобсон 1948, Булаховский 1950, Тимберлейк 1999{3}. Из совокупности этих работ явствует, что язык СПИ в целом вполне соответствует древнерусским нормам XIXII вв. (если отвлечься от явлений, которые объясняются как эффекты позднейшего переписчика [или переписчиков]).
Защитники подлинности СПИ много сделали, чтобы выявить как можно более полный список таких морфологических и синтаксических явлений СПИ, которые характерны исключительно или преимущественно для раннедревнерусского периода. При этом они констатировали, что в отношении этих явлений язык СПИ гораздо архаичнее языка Задонщины (ср., в частности, Котляренко 1966).
Последнее вне всякого сомнения верно. Однако, вопреки встречающемуся во многих работах утверждению, это еще не доказывает подлинности СПИ. Такая констатация опровергает лишь ту простейшую версию, что Аноним заимствовал из Задонщины не только содержание, но и языковую форму. Это опровержение, конечно, существенно. Действительно, указанную версию ныне несомненно следует признать неверной. И ниже мы уже вообще не будем больше ее рассматривать. Но Аноним вовсе не обязательно был так прост. В принципе он мог брать из Задонщины лишь содержание того или иного пассажа и «переводить» этот пассаж на язык каких-то подлинных памятников XII века{4}. Такими памятниками могли быть, например, относящиеся к XII в. части летописей.
Итак, цель защитников подлинности СПИ еще не достигается демонстрацией того, что язык СПИ правильный раннедревнерусский. Ведь если Аноним умел сочинить грамотный текст на языке заданной эпохи, то эта демонстрация означает всего лишь комплимент его искусству.