Продолжая ходить по помещению, София старалась изо всех сил не обращать внимание на других гидов. А здесь их было множество. Они, естественно, сразу раскусили в ней эфора, но надо отдать должное, не донимали вопросами. Некоторые из них сочувствующе косились на Либби, молва в высшем мире разносилась столь же быстро, сколь она разносилась в мире людей.
Картины одна за другой привлекали внимание Софии. Хаос в мыслях Константина, умело накладывался на его артхаусные работы. Чтобы хоть немного понять всю глубину творческой идеи, нужно было разглядывать каждую деталь, ничего не пропуская.
На одной из картин была изображена юная девушка с огромными светло-голубыми глазами. На бровях у неё были золотинки от фольги, до которых смело доставали длинные, белые ресницы. Её фарфоровая кожа, будто сияла через холст. На значительной части её головы находилась чайная чашка, а ухо было в виде ручки от этой чашки. Она была абсолютно голой, прикрытая в пикантных местах паром, который исходил то ли от чайного блюдца в её руках, то ли от её кожи.
Рядом с ней дублировались копии девушки, только на 20 лет старше. По мере приближения девушки к старости, её фарфоровая кожа тускнела, а морщинки на лице и чашке походили больше на трещины и сколы сервиза. Глаза теряли блеск, а блюдце в руках и вовсе пропало. Теперь пожилая, разбитая местами женщина без блюдца, стояла неприкрыто голая и олицетворяла износ тела и духа. На её щеках были прорисованы чаинки, напоминающие слезы.
Просто поразительно, правда? спросила Либби, оказавшись слева от Софии. Как тонко он видит этот мир.
В этой картине что-то есть, ответила эфор, без особого восторга. Что касается видения мира, люди не способны увидеть истину, как бы не старались.
Либби удивленно посмотрела на Софию и закатила глаза.
Они и есть истина, София. Их страсть к жизни тому подтверждение, не думаешь?
Страсть эфор произнесла это слово почти с отвращением. Что такое вообще страсть? Банальные животные инстинкты, не более.
Все есть страсть на ментальном уровне, как все есть искусство. Можно получать удовольствие от создания и еще больший экстаз, когда твою работу принимают и ценят по достоинству. Эротика между людьми проста и понятна, но то, что ты ощущаешь от творчества нечто большее.
Его состояние пограничное. В своем творческом порыве, Ван безумен, ответила София, не поворачивая головы в сторону собеседницы.
Но безумен ровно настолько, чтобы возвратиться обратно. Да, в нем живет та темная материя, которая обволакивает его, сливается с ним в одно целое и формирует уже то, что видят все художника.
София повернулась к Либби. Перед ней стояла далеко не беззаботная, розовощекая хохотушка. Она стала не менее безумна, чем её подопечный. Зловещая улыбка вперемешку с наслаждением, не сходила с некогда милого лица, которое жадно рассматривало картину.
«Даруя Константину страсть к искусству, она отнимает у него возможность баланса?»
Дамы и господа! Константин постучал стеклянной трубочкой по своему стакану с виски и запрыгнул на тумбу, прервав мысли Софии. Ловкости ему было не занимать. Еще раз хочу сказать спасибо, что Вы все сегодня собрались. Для меня очень ценно, делиться с Вами своими работами. Потому что, какой смысл в рисунках, если они пылятся на заброшенном бывшем заводе.
Люди одобрительно захлопали, кто-то свистнул, кто-то засмеялся.
Безусловно, надеюсь, вы рассмотрите все картины и выберете для себя любимую. Но позвольте начать презентацию с картины, которая возникла в моей голове случайно ночью. А посему, просто обязана быть первой, пока закат проникает своим оранжевым светом в мастерскую.
Константин указал всем на ту самую картину с близняшками.
Народ загалдел и стал подтягиваться к картине поближе. Вместе с ними задумчиво затихли и гиды.
Когда я рисовал эту картину, начал предысторию Ван, я не сразу смог правильно отразить важную, на мой взгляд, деталь. В ночном освещении светильника, кожа наших героинь отливала белым. Их светлые волосы, также можно было легко разглядеть, но только с наступлением рассвета, истина смогла открыться в их взгляде.
Константин театрально подошел к витражным окнам в пол и сдернул с них полупрозрачную тюль.
Люди ахнули, а вместе с ними насторожилась София. Глаза близняшек светились красным цветом. Перед ними больше не стояли милые девочки, первоклашки. Теперь с картины на них в мрачном свете смотрели Флавусы.
Выглядит довольно жутко, послышалось из толпы.
Это потрясающе, какая игра палитры, выдохнул кто-то.
В голове Софии смешались голоса, и она уже не различала, были ли то человеческие или гидов.
Такое ощущение, что я где-то их видел.
Она посмотрела вниз. Рядом стоял Лукас.
Здравствуй, Лукас, пробормотала София. Откуда ты здесь?
Мы сюда и ехали, с мамой и папой. Папа коллекционер, постоянно возит нас по разным выставкам и галереям, ответил мальчик, привычно зевая. Картина и правда красивая. Может папа захочет её купить
Вдали зала послышался визг. Если бы его могли слышать люди, у них бы лопнули барабанные перепонки.
Морщась, София повернулась к тем самым близняшкам, что сопровождали Лукаса на заправке.
По мере стремительного приближения к мальчику, их руки превращались в крылья летучей мыши. Они подбежали к ребенку и обняли его крыльями, образуя кокон. Их тела при этом срослись, превратив их в сиамских близнецов.
Лукас мгновенно перестал улыбаться.
Стоит ли винить мальчика, за то, что проекция воображения одного индивидуума, наводит на рассуждения другого? Каллидус не справляется со своими обязанностями. Нужно доложить руководству, сколь значительна даже маленькая брешь в дамбе, пробормотала одна из близняшек.
И какими коварными будут последствия, когда дамбу прорвет и волна обстоятельств накроет нас всех, закивала другая.
Знаешь, Лукас. Думаю, ты еще мал для такой картины, сказала София мальчику. Она скорее вымысел из мира ужасов, чем несущая в себе добро.
Ну спасибо, буркнули хором близняшки.
Лорина, послушай только эфора. Теперь мы еще и ночной кошмар, сказала одна.
А мне кажется, что они хорошие, не унимался мальчик. Вот бы они были настоящими, чтобы мы могли вместе играть.
Эдит, наш мальчик не может так просто испугаться. Иногда в нем отваги больше, чем кажется. Стал бы муравей бояться большого куска хлеба, так бы и умер с голоду.
Лукас!
Хаотичные мысленные отговорки Софии прервал грубый мужской голос.
Ты снова потерялся, мы с мамой учили тебя не отходить далеко от нас.
Мужчина лет сорока пяти, взял мальчика за руку.
Ну папа, мне так понравилась картина. Я хотел поближе посмотреть.
Бедный мальчик, гид отца с сочувствующим взглядом положил руку себе на грудь, сколько испытаний выпадает на это маленькое тело.
* * *
«Канисы гиды, напоминающие пожилых людей с кожей черепахи, всегда сочувствуют всем подряд. Эдакие невидимые друзья. Наделены безграничной мудростью и состраданием, заметным в серых, обвисших глазах. Дают поддержку своему подопечному, помогают принимать себя и других такими, какие они есть. Коммуникабельные, позитивные старички. Но это только на первый взгляд.
В истории эфоров числился первый прецедентный случай, когда в момент сильного энергетического голода, Канис выдал себя, став похож на уродливый иссохший скелет с кожей. А его подопечный утратил забвение и вспомнил, как выглядел его гид, в момент «кормежки». Впоследствии, земные люди в шендите, стали мумифицировать тела умерших, дабы верили в их загробную жизнь, и что для путешествия в высшее царство важно сохранить тело усопшего в сохранности, потому что душа должна находиться в своей телесной оболочке. Смешно? Эфорам было. Однако, гид был строго наказан, за такую провинность и навсегда отослан в Высший мир. Что с ним стало после, доподлинно неизвестно».