Представить себе ясную картину жизни индейцев Канады накануне колониальной экспансии не просто. Индейские сообщества не имели письменности и потому не оставили нам каких-либо письменных свидетельств, на которые историки могли бы опереться. Чтобы ясно представить жизнь индейцев, нам необходимо обратиться к археологии, индейской устной традиции и документам первых европейских завоевателей, однако все эти источники предоставляют ограниченные сведения.
Весьма неполную картину общества того времени дает археология. Глиняные черепки, каменные орудия и большинство других предметов, которые извлекают из земли археологи, ничего прямо не говорят о том, как люди организовывали свою жизнь или что они думали о своем мире. Об этом мы можем лишь делать выводы, покоящиеся на сходных проявлениях наших собственных современных культурных традиций. При этом множество элементов в археологических раскопках упускается, поскольку органические останки долго не сохраняются, исключая те случаи, когда они находятся во влажных болотистых почвах, вечной мерзлоте и в засушливых районах прерий. Часто мы извлекаем очень немного сведений о жизни ранних индейских племен, кроме небольших образцов каменных орудий труда или незначительного количества керамических черепков в тех местах, где изготовлялась глиняная посуда.
Большинство индейских групп обладали хорошо разработанными устными историями, традициями и легендами, и они давали некоторые представления о жизни, существовавшей до европейского вторжения. Однако, к несчастью, многие из этих рассказов не были записаны в течение долгого времени после первой встречи с пришельцами, и как результат, они оказываются фрагментированными и иногда смешивают знания из обеих эпох до и после начала контактов. Наперекор этим трудностям множество историй, традиций и легенд предлагают нам ключевые образы из системы верований, взглядов на мир и действительной жизни групп и некоторых отдельных индивидов.
Обладая такими мизерными данными, мы должны при любой возможности извлекать сведения из отчетов первых исследователей, торговцев и миссионеров. Однако и здесь мы встречаемся с трудностями, поскольку практически все записи первых встреч с местным населением велись людьми, большинство из которых в течение длительного периода находилось в разлуке со своими семьями и вдалеке от европейских женщин. Та информация, которую они записывали, и способы, с помощью которых люди объясняли увиденное, сильно зависели от сиюминутной социальной ситуации, в которой они оказывались, их культурного уровня и цели визита. Продолжительность посещения также играла решающую роль. Для того чтобы правильно понять общество туземцев, было необходимо долго жить вместе с ними. Однако у большинства первых исследователей имелся опыт только кратковременных встреч, поскольку их общение с аборигенами происходило во время поисков полезных ископаемых, новых источников пушнины и воображаемого моря на западе. Даже те, кто провел с коренными жителями много времени, обнаруживали, что существуют барьеры, которые мешают им полностью понять многие аспекты жизни индейцев, в особенности религию. «Я должен отметить, писал Дэвид Томпсон, что какое бы вероучение другие люди ни приписывали этим аборигенам, я всегда находил сложным понимание их действительного отношения к религиозным темам. Задавать им об этом вопросы бессмысленно: они дадут такой ответ, который позволит избежать других вопросов и вместе с тем удовлетворит вопрошающего».
Время года и место, где европейцы впервые встретили группы исконных обитателей, также оказывали сильное влияние на те представления, которые они формировали об индейском мире. Большая часть их экспедиций проходила по рекам в период между поздней весной и ранней осенью. В основном они искали водный путь в Азию или же новых торговых партнеров. По этим причинам наши первые картины внутреннего облика страны являлись в значительной степени изображением речных берегов, а наши первые карты схемами маршрутов путешественников. Многие аборигенные народы ежегодно могли перемещаться на несколько сотен миль и, по мере того как сменялись времена года, зависели от разных источников пропитания, поэтому взгляд на них только летом или только зимой давал неполную картину. В наше время это иногда приводит к противоречивым заключениям о том, где жили многие группы аборигенов и от каких ресурсов они зависели. Дебаты по этим вопросам теперь представляют не только академический интерес; претензии, выдвигавшиеся по поводу прав аборигенов и гарантированных договорных прав, часто основывались на интерпретациях этих ранних записей.
Еще более сбивает с толку тот факт, что за пределами прибрежных регионов европейское присутствие в Северной Америке начало воздействовать на уклад жизни индейцев задолго до того, как европейцы и коренные жители в действительности встретились, в первую очередь это были последствия торговли различных индейских племен европейскими товарами между собой и распространения европейских болезней. Утверждение о том, что изменения имели место задолго до любого действительного контакта с завоевателями, означает, что многие ранние отчеты «из первых рук» не дают нам точного образа Канады аборигенных племен в своем непотревоженном виде, поскольку индейские общества уже находились в состоянии перехода. Когда в 1793 г. Александр Маккензи совершил первое путешествие через Британскую Колумбию, он встретил в верховьях реки Фрейзер туземцев, уже обладавших европейскими товарами, даже несмотря на то, что Маккензи был первым белым человеком, которого они видели.
Рисунки, картины, а позднее фотографии европейцев часто содержат важные бытовые подробности прежнего времени. Но многие из них представляют собой образы, выполненные художниками, отражавшими на картине свои собственные толкования на основе записей других исследователей. Даже в случае, если художники в реальности посещали индейские племена, на их рисунки и живописные полотна сильно влияло их собственное отношение к изображаемым объектам, их изобразительное мастерство и мода того времени. Фотографии также могли быть весьма обманчивы. Хороший пример это работы Эдварда Кёртиса, знаменитого фотографа конца XIX начала XX в., который намеревался запечатлеть исконную культуру индейцев, пока она не исчезла. Для достижения этого Кёртис брал с собой в полевые экспедиции коллекцию индейских артефактов и одеяний, которые использовал, чтобы выстроить многие из своих композиций. Он также «подновлял» некоторые негативы так, чтобы на отпечатках нельзя было увидеть предметы европейского происхождения. Хотя фотографии Кёртиса признанные произведения искусства, они не являются достоверным отражением жизни туземцев.
Очевидно, что фиксация достаточно точного облика индейской Канады непростая задача; мы должны учитывать множество видов свидетельств, добытых из многочисленных источников, относящихся к периоду времени, предшествовавшему началу контактов с европейцами и вплоть до конца первого столетия после этого.
Охотники северных лесов
Северные леса огромны. Они простираются на запад от берега полуострова Лабрадор более чем на 3 тыс. миль46, вплоть до нижнего течения рек Маккензи и Юкон. Народы, проживающие в этих северных лесах, говорили на разных диалектах двух основных языков: атапаскского (на северо-западе от реки Черчилл) и алгонкинского (к югу и востоку от этой реки). Несмотря на то что они были не в состоянии понять друг друга, племена атапасков и алгонкинов противостояли сходным вызовам окружающей природы и находили похожие решения; таким образом, многие стороны их повседневной жизни являлись сходными. Эти обитатели лесов были хорошо приспособлены к окружавшей их среде. Орудия труда, оружие, одежда и ритуальные объекты изготавливались из доступных в данной местности материалов в большей степени, нежели доставлялись издалека путем торговли. Жизнь была организована вокруг простых навыков и легко переносимых во время миграций орудий труда и инструментов. Оружие для охоты на крупную и мелкую дичь состояло из луков, стрел и копий с каменными наконечниками, ловушек, в которые попадала жертва, и силков.