Памятная доска на высотном здании, обозначающая место в Москве, где родился великий поэт
Мишенька Лермонтов. Неизвестный художник, 18201822
Это был трехэтажный особняк с овальным куполом. Художник Илларион Мошков, ученик Федора Алексеева, запечатлел панораму Моховой улицы времен существования дворца Апраксина на одном из своих эскизов. И вот что интересно: пройдет немало лет, и Лермонтову предстоит оказаться в университетских стенах, но теперь уже в качестве студента.
И вновь в Москве, на Поварской
В конце лета 1827 года Лермонтов с бабушкой теперь уже надолго приехали в Москву. Елизавета Алексеевна захотела проконсультироваться с московскими врачами относительно продолжения лечения Михаила серными водами Северного Кавказа. Поначалу они ненадолго поселились у Мещериновых, что жили на Трубной улице, а затем Елизавета Алексеевна сняла квартиру в доме гвардии прапорщицы Е.Я. Костомаровой на Поварской (здание не сохранилось, на его месте нынче дом 26).
Старинная московская улочка Поварская, возникшая на месте одноименной царской слободы, была окружена, под стать своему названию, гроздью колоритных переулков: Хлебный, Ножовый, Скатертный, Столовый, Чашников Здесь маленький Мишель Лермонтов начал постигать географию Москвы. Тихая, уютная Поварская со своими небольшими, по-настоящему московскими усадьбами завидно отличалась от той же Тверской с ее непомерно высокими расценками на съемные квартиры.
Не зря же здесь в детстве некоторое время жил А.С. Пушкин семья великого поэта не отличалась особым богатством и часто перемещалась по Москве в поисках жилья, сдаваемого по более приемлемой цене.
Какой увидел Лермонтов Москву? Своих впечатлений он нам не оставил, но зато есть любопытные заметки Виссариона Григорьевича Белинского, приехавшего в 1829 году в Первопрестольную из своего Чембара, где прошло его детство, поступать в университет. Имение родителей Белинского находилось в том же уезде, что и Тарханы. Будущий великий критик русской литературы проделал почти тот же путь в Москву, что и Лермонтов, за тем исключением, что город он увидел впервые.
В «Журнале моей поездки в Москву и пребывания в оной» Белинский пишет: «Поутру, часов в 8, мы приехали в Москву. Еще вечером накануне нашего в нее въезда, за несколько до нее верст, как в тумане, виднелась колокольня Ивана Великого.
Мы въехали в заставу. Сильно билось у меня ретивое, когда мы тащились по звонкой мостовой. Смешение всех чувств волновало мою душу. Утро было ясное. Я протирал глаза, старался увидеть Москву и не видел ее, ибо мы ехали по самой средственной улице. Наконец приблизились к Москве-реке, запруженной барками. Неисчислимое множество народа толпилось по обеим сторонам набережной и на Москворецком мосту. Одна сторона Кремля открылась пред нами. Шумные клики, говор народа, треск экипажей, высокий и частый лес мачт с развевающимися разноцветными флагами, белокаменные стены Кремля, его высокие башни все это вместе поражало меня, возбуждало в душе удивление и темное смешанное чувство удовольствия. Я почувствовал, что нахожусь в первопрестольном граде в сердце царства русского» Завершаются московские заметки на приподнятой ноте: раздумья по поводу памятника Минину и Пожарскому на Красной площади звучат вдохновенно и поэтически, выдавая в их авторе призвание критика, будущего «неистового Виссариона».
Бабушка поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева. Неизвестный художник, начало XIX века
Белинский был всего на три года старше Лермонтова, и потому их ощущения довольно близки по своей красочности и восприятию. Добавим также, что в Кремле Лермонтов мог видеть и трофейные французские орудия, собранные там числом почти что до тысячи, и восстанавливающийся Арсенал, что приказал разрушить маршал Мортье перед бегством его армии из Москвы.
«Молодежь мечтает о конституции»
В том самом 1827 году, когда Лермонтов приехал в Москву, произошло в Российском царстве-государстве историческое событие: впервые пред царские очи представлен «Краткий отчет общественного мнения», подготовленный Третьим отделением Собственной Его Величества канцелярии, созданным аккурат в 1826 году. Не нужно, видимо, доказывать прямую связь между вступлением на царство Николая Павловича и учреждением этого нового для страны надзорно-аналитического органа.
А вот о причинах, побудивших царя сделать столь новаторский шаг, сказать стоит. Жаль, что зачастую Николая Павловича именуют не иначе как «фельдфебелем с оловянными глазами». Это герценовское выражение встречается и в биографических книгах о Лермонтове. Но такими ли оловянными были глаза императора? Взгляд-то у него на происходящее в России был вполне трезвым. А иначе зачем бы тогда он приказал составить «Свод показаний декабристов о внутреннем состоянии России»? Этот на редкость правдивый документ стал настольной книгой императора, создавая довольно полную картину «злоупотреблений и беспорядков во многих частях управления».
Вот Николай I и решил создать у себя под боком свой собственный, карманный социологический орган, который мог бы регулярно надзирать (подобно золотому петушку царя Додо-на) и доносить государю обо всем, что творится в его империи.
И конечно, одним из важнейших и главных объектов наблюдения Третьего отделения стала Москва. Уже в первом «Кратком обзоре общественного мнения за 1827 год» Первопрестольной отведено было особое место. Согласно обзору, высшее общество в России делится на две большие группы: «довольные» и «недовольные». К «довольным» относятся те, кто предан государю и существующему строю, среди них называются Кочубей, Сперанский, Пален, Закревский, то есть те, кто «распространяет благоприятное правительству мнение, но в силу местных условий влияние их невелико и зависит от индивидуальных свойств и умения действовать каждого из них».
Гораздо более многочисленной является группировка «недовольных», состоящая из двух частей: «русских патриотов» во главе с Мордвиновым и «старых взяточников», собравшихся вокруг князя Куракина. Центр фронды, недовольной принимаемыми государем кадровыми решениями, находится в Москве.
Среди видных фрондеров генералы Ермолов и Раевский. Недовольные главным своим орудием выбрали «ропот на немцев», то есть на иностранцев, назначаемых на высокие посты.
По крайней мере, несколько упомянутых фамилий Лермонтову хорошо известны Мордвинов, Сперанский Но в отчете говорится и о Лермонтове. Нет, конечно, в том году, когда Михаил Юрьевич появился в Москве, он еще не стал известным государю. Просто он, повзрослев не по годам, относился к той части общества, которая охарактеризована так:
«Молодежь, т. е. дворянчики от 17 до 25 лет, составляют в массе самую гангренозную часть Империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные формы и чаще всего прикрывающийся маской русского патриотизма. Тенденции, незаметно внедряемые в них старшими, иногда даже их собственными отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбонариев. Все это несчастье происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ.