Геннадий Раков
Повести и рассказы
Книга четвертая
© Геннадий Раков, 2024
© Издательский дом «BookBox», 2024
Марьина гора
Мы втроём отец, сосед дядя Лёня и я, десятилетний мальчуган лежали у таёжного костра и молчали. Взрослые молчали от усталости: весь день рубили вековые деревья и спускали с горы вниз к воде на дрова зимой. Я просто молчал. Смотрел на костёр, на чёрное ночное небо, усыпанное бисером мелких сказочных ярких звёзд. В голову лезли фантастические видения, диковинные свирепые звери. Взрослые были рядом, и с ними было не страшно.
Наработавшиеся сверх меры мужики лежали на запашистых пихтовых ветках и чутко спали. Я испугался мысли, что вот так они совсем уснут, а меня возьмёт кто и украдёт. Тайга кругом. Или медведь явится Сон от трепетавшего в душе страха улетал сам собой.
Дядя Лёня, а дядя Лёня, не выдержал я.
Что тебе? Неужто не намаялся за день? Спи, давай, я посмотрю за огнём.
Он встал, накинул на плечи видавшую виды телогрейку, подошёл к спящему отцу, укрыл его сползшим брезентовым плащом, служившим что та же шинель солдату. Подправил огонь.
Спи, парень, утром всем работы хватит, он снова лёг на бок, спиной к огню.
Долго выдержать своего одиночества я не мог.
Дядя Лёня, робко позвал я снова.
Ну что ещё? Вот неугомонный какой, он повернулся ко мне.
Дядя Лёня, почему это место зовут Чёрная речка, а? попытался я завязать разговор.
Оно и правда название этой заброшенной полуразвалившейся деревни вызывало во мне интерес. Конечно, можно было спросить у дяди Лёни, всё знающего об этой местности, и завтра, днём. Я так и хотел сделать.
Не жалеешь ты, парень, нас, мужиков. Как баба, которая без головы.
Дядя Лёня не знал, а может, наоборот, своим хитрым, всё видящим, во всё проникающим, немного косящим глазом и усмотрел, что мне себя самого больше всех и жалко.
Извините, я не хотел, больше не буду. Спите.
Да что там. Теперь уж не заснуть. Он отошёл от костра в ночь, в сторону реки и словно растворился. Подойди ко мне, послышалось совсем рядом.
Я окунулся в темноту. Глаза понемногу привыкли к ней.
Видишь, на той стороне реки гору? И скалу, вон, прямо из реки?
Конечно, я её видел и днём, и на закате, когда разводил костёр. Ничего в ней такого не было. Скала, как скала, много таких на реке Мрас-Су.
Знаешь, как она зовётся?
Я не знал да и откуда, когда я здесь впервые, а от Усть-Кабырзы сюда не один десяток километров.
Дядя Лёня надолго замолчал. Казалось, он старался вспомнить её название.
Марьина гора, паря, он положил тяжёлую сильную руку на моё плечо. Давай я тебе про неё и расскажу. Что там Чёрная речка? Ручей вон видел, пониже нас?
Видел.
Мы уже сидели у костра на поваленном стволе векового дерева.
Так вот, в нём такие чёрные водоросли со дна растут до верха, да и рыба в ней плохо водится. Потому и назвали так ручей, от него и деревню. Понял?
Дядя Лёня не слыл хорошим рассказчиком, однако сейчас я был рад этому общению. И, конечно, всё понял.
Костёр согревал, голос рассказчика успокаивал. Теперь пришлось сражаться не со страхом со сном. Не мог же я, в самом деле, испортив сон взрослому уставшему человеку, уснуть сам.
Дядя Лёня продолжал:
Было это так давно, что никто и не упомнит. Болтались по тайге разные люди. Кто золотишко искал, кто лучшей доли. Забрёл сюда молодой мужик. Иваном его звали. Понравилось ему это место, тут он и срубил себе охотничью избушку. Год-два пожил, да так привык, что другого места ему и не надобно. Охотился, сдавал купцам шкуры, покупал что надо для тайги. Тем и жил. Узнали о том месте люди-горемыки, пошли, потянулись сюда с семьями. Ивану что? Пожалуйста. Человек он добрый. Селись. Зверя на всех хватит. Сам и избы, вон эти, дядя Лёня показал в темноту, помогал ставить.
Зародилась деревня, изб до двадцати вокруг. Иван и рад, и не рад. Ребятки малые бегают, играют. Смех вокруг, и такая радость на сердце бы от всего этого, да вот беда, всё больше печаль Ивана давит.
«Поженился бы ты, Иван, советовали поселенцы. Одному век вековать негоже. Мужик ты справный, любая за тебя пойдёт».
Он и сам подумывал о том. Да где её найдёшь, жену-то?
«Анфискина дочь чем плоха?» советовали бабы.
И вправду, Иван присмотрелся к Анфискиной дочери. Не приглянулась она ему. Работящая, но глупая больно. Пусть кому другому достанется.
Охотник он был, тебе скажу, паря, настоящий. Поискать таких надо, сейчас нет таких, дядя Лёня вспомнил обо мне. На медведя с одним ножом ходил. Много зверя добывал. Но много ль одному надо? Что добывал сельчанам давал, помогал, чем мог, у кого фарт не выпал.
В тайге по-другому никак нельзя. За это и всё такое люди любили его.
Часто уходил он в тайгу надолго. В один раз уж и не чаяли живым его увидеть. Как ушёл с осени, снег успел сойти с гор, а его всё нет. Всякое плохое думали. Жаль было селянам Ивана. Да и не страшно было при нём. Даже в лес стали реже ходить: медведи пошаливали.
Уже забывать начали, а он вдруг и объявился. Да не один. Приплавился он из городу на плоту с девкой, такой, вроде из себя ничего не стоящей. Сидит себе на стульчике, ножки в мягких сапожках на сухом держит. А Иван насквозь мокрый, ободранный в клочья, вагой правит.
Пристали к берегу. Сошли. Иван-то девку свою на руки да на бережок через водицу. Улыбается.
«Вот, значит, жена тепереча моя, Марья, доложил он сбежавшимся на берег. Прошу любить да жаловать, стало быть. Марьей Спиридоновной величайте», уточнил он ещё раз.
«Что ты, Ваня, неловко как-то. Кто уж я такая? Здравствуйте», обратилась она к деревенским, с любопытством изучающим её.
Улыбнулась приветливо.
Да, парень, что это была за улыбка дядя Лёня поднял голову в небо, будто там была Марья, вздохнул. Он, конечно, не мог видеть этой Марьи, но его растревоженное воображение старого холостяка рисовало ту, о ком он вёл рассказ. Одной улыбки было достаточно, чтобы полюбилась. Вот какова была!
Приняли её как свою. Девушкой она оказалось простой, работящей, умной, образованной по тому времени.
Встретил её Иван у купца. Состояла в прислуге, была сиротой. Как увидел, так сердце его и зашлось. Пожил он по этому случаю в городе. Пригляделся к Марьюшке, да и к купцу.
«Отдай девку в жёны».
«Рехнулся? Куда она тебе, в тайгу-то? Загнётся там». Купцу было жалко терять тихую и работящую девушку.
«Степан Назарович, Христом Богом прошу».
«Нет, Иван. Как можно? Нет, и не думай».
«Степан Назарович, проси, чего хочешь. Золотишко водится отдам. Шкуры, какие есть лучшие, задаром отдам. Что ещё? Только скажи отдам. Нет мне более без неё жизни. Добром не отдашь, Иван встал, табурет от ног его отлетел в угол, не спросясь возьму. Не тебя учить законам нашим, таёжным. В тайгу носа на сунешь».
Купец смекнул, что перегнул и может лишиться обещанной Иваном награды.
«У самой-то спрашивал желание? Люб ли ей? Вон, рожа какая, антихристова. Поди испугается, как увидит. Да и годами десятка на полтора, не менее, старее будешь». Купец долго рассматривал Ивана, будто в первый раз, и тем злил его ещё сильней.
«Ну?»
«Что ну?» купец что-то удумал и, улыбаясь, потирал руки.
«Говори решение своё».
«Это мы мигом. Прямо сейчас и устроим. Купец заглянул за притолоку открытой двери: Марья»
Марья не отозвалась.
«Марья, где тебя черти носят?»
«Здесь я, произнесла появившаяся работница. Марья не обратила внимания на мужика в комнате, медведем стоявшего около её хозяина. Чего изволите, Степан Назарович?»
«Чё на меня пялишь зенки-то? довольный своей выдумкой, он показал на Ивана. Вон, на него смотри. Не ко мне же свататься пришел».
Марьюшка ахнула.
«Иван Фёдорович, как же так?» она не нашлась больше, что сказать, загорелась лицом.
От кого угодно, но только не от Ивана, она могла ждать предложения. Ну видела несколько раз, ну говорила, о чём, уж теперь и не припомнить. Некоторое время приходила в себя от такой неожиданности.