Здравствуй, царь Иоанн. Что, договор пришёл заключать?
Да онемевшими губами ответил Васильич.
Ну что же, знаешь ты теперь цену жизни. Знаешь, что в мире наступит, если кругом смерть и зима восторжествуют?
Знаю
Знаешь теперь, как страшно умирать? Не пожелаешь теперь такого даже самому злому врагу своему?
Не пожелаю, царевна
Ну коли пришёл ты соглашение заключать, выслушай мои условия.
Слушаю внимательно тебя, государыня
А уговор наш будет таков. Отпущу я тебя обратно в мир живых, если зарок мне дашь, что будешь каждую травинку, каждую букашку беречь. Я хоть и царица мёртвых, да поставлена я Богом единым колесо жизни крутить на самой нижней точке, где вязнет оно в сугробе. Здесь, где вмерзает оно в землю, должна я толкнуть его, чтоб дальше оно двинулось к жизни и весне Понимаешь ты мои слова?
Понимаю, государыня.
Ну так что, по рукам?
По рукам, только и успел ответить царь, как исчезло видение. И превратилась Марена опять в мышку крошечную. И как отдала она тепло своё, и как проникло оно внутрь тела Иоаннова, так услышал он звон колокольный и понял, что жив, что на земле он. И сила вдруг такая в нём появилась, что выбил он крышку дубовой колоды да выбрался из-под земли на свет Божий.
Ну что, государь Иоанн Васильич, свиделся ты с Мареной, владычицей смерти, холода и зимы? спросил царя один из окольничих.
Свиделся, брат отвечал самодержец.
Заключил договор с ней?
Да, брат, заключил
Ну так что, когда прикажешь войску выдвигаться?
Думаю, подождём брат до лета, а там видно будет задумчиво ответил правитель.
Так отстроят же басурмане крепость новую, выше и сильнее прежней. Никак нашему воинству не взять её будет тогда.
Ну так может оно и к лучшему? молвил Иоанн. Пусть и на нашей земле построят, да не одну, так парочку Да хоть рядом с моим теремом! Чтоб Хана мне было из оконца видать. Вот сяду я поутру трапезничать да его поприветствую!
И приказал Иван отправить к хану гонцов и велел передать дозволение свои крепости на Московской земле построить для защиты. Да чтобы подвоха тот не заподозрил, сказал, что неинтересно ему воевать так. Нечестно это. Подле Казани во время войны последней мой Свияжск стоял, а подоле Москвы вашей крепости не стоит.
Подивился тиун Иоанновым словам, подумал, что, видно, подменила Марена Васильича в царстве мёртвых, да делать нечего. Своя голова, что называется, ближе к телу. Выполнил стольник приказ начальника своего в точности. Ни одного слова от себя не велел гонцам астраханскому хану к словам государевым добавить.
Возрадовался дозволению этому владыка басурманский Дервиш-али, да и впрямь на Москве свою твердыню отстроил. Да поиздержалась на том строительстве казна его. Народ он свой, чтоб вдоволь золота да серебра раздобыть, тяжелыми податями обременил. Взбунтовался на него за это люд татарский да сам под руку Иоанна Васильича попросился.
Долго правил народами в добре Иоанн царь по счёту первый, по завету с Мареной, царицей снежной, да сгубили душу его бояре, соблазнили на зло большое своими происками да каверзами, заговорами да убийствами. Но об этом сам в других книгах прочтешь. За сим кланяюсь тебе, милый человек.
7. Сны старые и сны молодые
В. спал и видел сон. Он видел как люди входят в этот мир. И они могли бы быть счастливы в нём, но Бог, чтобы осуществить свой замысел, сделал людей глухими друг к другу. И вот люди живут в этом мире и не слышат тех, кто рядом с ними. Порой мрак, окутавший их, становится таким густым и непроницаемым, что для того, чтобы рассеять его, требуются большие потрясения. Тогда, после долгих лет тягот и лишений, люди начинают слышать и понимать своих ближних. Бог так устроил, чтобы, научившись слышать друг друга, мы научились слышать и его.
Такой сон приснился В. и он рассказал о нём дяде.
О-о-о, это старый сон, сказал дядя.
Это почему?
Потому, что это сон, который всё объясняет. Старые сны умные, и они могут нам обо всём рассказать.
А что могут молодые?
А молодые сны ничего не объясняют. Они как дети. Это просто сны, где можно радоваться и всё Увидеть родную деревню такой, какой она осталась только в твоих воспоминаниях: пеликанов на фоне золотых куполов или, например, деревянные дома в небесах
Ого да, и мне тоже такое иногда снится. А всё-таки что же насчет этого моего старого сна? Он объясняет мне что-то, но я не могу понять, что
Тогда давай я расскажу тебе один свой очень старый сон, хотя может это и не сон вовсе Ты знаешь, старые сны имеют ещё одну особенность. Через какое-то время ты не будешь помнить, привиделось это тебе ночью или же всё было на самом деле. Во всяком случае, у меня есть полное ощущение, что я видел всё то, о чем ты сейчас услышишь своими собственными глазами
Это случилось четыреста лет тому назад в одном замке, в Андалусии, на земле могущественного в прошлом Кордовского халифата, когда Кастилия уже вернула христианам эти земли, а из страны были изгнаны все мавры и евреи, не считая тех, кто под страхом сожжения на костре отрекся от своей веры. Но и те, что отреклись, называемые морисками и марранами, вызывали всеобщее отвращение, подозрение и ненависть, как люди, которые втайне соблюдали свои обычаи и, как считалось, отравляли воду и пищу христиан и пили человеческую кровь. Их тоже заставляли уезжать из Испании, а тех, кто остался, притесняли, вынуждая бродяжничать в поисках работы и пропитания. В крепости проходил Фестиваль Дураков традиционный народный праздник христианского мира, во время которого, по обычаю, выступали лицедеи, скоморохи и музыканты представители профессии настолько богопротивной, что для них, как и для самоубийц, не находилось места на тесных городских кладбищах.
Но Граф Хуан Аугусто де Фернандес, хозяин цитадели, несмотря на строгость католической церкви, беспощадно боровшейся с этим «пережитком язычества», благоволил народному искусству и потому, желая усладить свой слух виртуозной игрой исполнителей халео и булерии, зазывал к себе музыкантов не только из окрестных земель, но и со всей Испании, рискуя навлечь на себя гнев местного епископа. Артисты охотно приезжали, зная, как щедр на подаяние строптивый гранд.
Был среди музыкантов и один ничем не отличавшийся от всех остальных, за исключением разве что чуть более смуглого оттенка кожи. Из года в год он приходил в замок в надежде на щедрую милостыню. Был он одет на андалузский манер, и ничто не выдавало в нём мавра Граф особенно любил его за искусную игру на виуэле. Но вот однажды один человек, любящий навредить, прикрывая это соображениями заботы, шепнул дону Аугусто:
Этот лабух вовсе не тот, за кого себя выдает. Он мавр, и даже не думал креститься в католическую веру
Аугусто де Фернандес подозвал к себе музыканта и гневно спросил:
Как посмел ты играть нашу музыку?
Мавр, поняв, что отпираться бессмысленно, без вызова, но прямо ответил:
Это не ваша музыка.
Что? подумав было, что он ослышался, сказал Хуан Аугусто.
Это не ваша музыка, без страха повторил мавр свою крамольную мысль, просто ты так часто слышал её, что тебе стало казаться, что она ваша. Как и мысли, которые мы считаем своими, хотя услышали их только вчера в сутолоке базарной площади или, может быть, во сне Сны учат нас. Они мудрее нас. Но сновидения это не мы. Они стары, как вселенная Они знают всё
Воцарилась тишина. Никто не мог поверить, что какой-то бряцальщик произносит во всеуслышание дерзкие обвинительные речи по адресу испанского дворянина служителя могущественнейшей в мире короны. Мавр продолжил:
Ты думаешь, что это халео? Да, это халео, но если бы ты услышал мавританский мувашшах, ты едва ли подумал бы, что это музыка арабов, а не андалузцев.