Когда в интернате по два человека стали появляться незнакомые подростки шестнадцати лет, все как один крепкие, широкоплечие и радостно скалящиеся при виде сверстников, играющих во дворе, дрожь страха пробивала меня с головы до пят, поскольку я знал, что случится вскоре на восьмое марта. Иван помнил этот день так отчётливо, что и мне рассказывал, сжимая губы и выдавливая из себя слова. В этот праздничный Международный женский день ночью изнасиловали самую красивую девочку девятого класса, пустив её по кругу сразу шестью новыми старшаками интерната, и первым был директор, который два часа терзал тщедушное тельце, уже не оказывающее сопротивления, и после этого отдал её своим подручным, которых он перевёл с того места, где руководил раньше, будучи там заместителем директора по воспитательной части и перейдя к нам на повышение.
Утром я увидел только оболочку, которая осталась от вчера ещё красивой, энергичной девушки, строившей планы на жизнь после выпуска, сейчас она с пустым взглядом сидела за отдельным столом и ни с кем не разговаривала. Когда вернулись из школы, мы узнали, что она повесилась в душевой. Всё ровно так, как и вспоминал Иван. Взгляды многих девочек от этой новости потухли, они стали вздрагивать всякий раз, когда видели рядом с собой кого-то из пришлых старшаков.
***
Историю быстро замяли, ведь у девочки-подростка никого не было, так что милиция долго не разбиралась, списав на самоубийство. А потом ещё раз и ещё. Несчастные случаи и самоубийства стали отныне постоянными спутниками школы-интерната 3 п. Квиток, и это никого не волновало. Все проверки, которые наведывались к нам, как по линии ВЛКСМ, так и по линии ГОРОНО самого Иркутска, уезжали, довольные приёмом, оказанным по высшему разряду, который устраивал им директор, все дети были на вид нарядными и счастливыми, а расспросы о происшествиях упирались в то, что эти девочки асоциальные малолетние преступницы с отвратительными характеристиками от учителей и воспитателей. Так что смерти были лишь закономерным итогом их бесполезных жизней, на которые всем было плевать.
Меня же преследовали нервные срывы, происходящие от того, что я видел, как моя новая жизнь идёт под откос, и понимал, что это для школы-интерната не закончится ещё долгие три года, пока в ней будет учиться Иван. Директор, окруживший себя верными подростками, держал в страхе всех остальных, а некоторые ученики и ученицы не пережили встреч с ним, и постепенно всё становилось только хуже.
Ко дню, когда второй раз сломалась жизнь Ивана Николаевича, я подходил истощённым, бледным, словно сама смерть, и озлобленным на весь мир подростком, ненавидящим всё и вся. Это случилось летом, когда нас впервые в жизни повезли в пионерский лагерь, где жили обычные дети, приехавшие туда на смену. Причём их каждые выходные навещали родители, привозившие не только ягоды с огородов, но и другие вкусняшки. Так что появление интернатовских на этом празднике жизни обломило лето многим.
Живя в социуме, построенном на праве сильнейшего, старшаки быстро подмяли под себя весь лагерь, избив сначала пионервожатых-студентов пединститута, приехавших отдохнуть на лето и заодно пройти практику, а затем и некоторых взрослых, которые не понимали вначале, что происходит вокруг. Вскоре опухоль под названием страх и ненависть перешла и на здоровые клетки, которыми были обычные дети. Родители всё чаще стали приезжать забирать их, пока не остались только те, кто не мог никуда уехать, оставшись на всю смену.
Я пытался, честно пытался не пойти в тот день на озеро, про которое Иван рассказывал мне, но это оказалось невозможно, словно невидимая рука судьбы подстраивала расписание дня и события так, что я оказался ровно в том же месте и в то же время, что и мой собутыльник, убивший меня в будущем.
***
Ира, прекрати себя вести словно шлюха.
Я лежал на дереве, поскольку просто не было выбора, где ещё спрятаться, когда услышал неподалёку от себя два голоса, один из которых заставил меня задрожать от страха, поскольку принадлежал директору.
Папочка, Ангел, держа мужчину за руку, насмешливо на него посмотрела, не ты ли сам удочерил меня ради того, чтобы я стала для тебя личной шлюшкой?
Несмотря на то что я об этом уже знал, тело покрылось испариной.
Для меня, не для остальных! отрезал он, отбрасывая её руку в сторону. Ещё раз состроишь глазки Рыжему, я тебя накажу, и ты знаешь как.
Голубоглазый Ангел покорно наклонил голову, и, когда мужчина ушёл, девушка опустилась на землю, сев на неё прямо в своём красивом платье, целому шкафу которых завидовали все наши девочки. Ведь никто и никогда из них не видел заграничной одежды, привезённой из самой Америки! Об этом они перешёптывались друг с другом, делясь слухами.
Ненавижу! Ненавижу! внезапно услышал я, и Ангел стала бить кулаком по земле.
Иван тогда спустился и познакомился с Ирой, и эта встреча стала для него роковой, когда об их отношениях узнал её псевдоотец. Я же был настолько вымотан тем, что переживаю всё по второму разу одно и то же, мало на что влияя, что решил разомкнуть этот порочный круг. Своя жизнь была мне важна, но по сравнению с тем, через что проходили девочки интерната, это ерунда. Особенно учитывая то, что вскоре начнутся вещи и похуже, это я также прекрасно помнил по рассказам Ивана.
Расскажи мне, я спустился с дерева, и когда девчонка от производимого мной шума испуганно вскрикнула, уже стоял перед ней, натянутый словно тетива лука.
Чего тебе надо?! Вали отсюда, дрыщ! она быстро попыталась вытереть глаза, полные слёз.
Я аккуратно взял её руки в свои и, глядя прямо в глаза, повторил:
Расскажи мне всё! Я хочу тебе помочь!
Голубоглазый Ангел вздрогнула всем телом, но видя, что я не предпринимаю ничего более, сначала вырвала свои руки из моих, хотя я сильно и не держал.
Зачем тебе? Смерти захотел?
Просто расскажи!
Внезапно она пожала плечами и стала кратко излагать свою историю: как лишилась родителей в авиакатастрофе, а родственники из-за боязни, что она будет претендовать на имущество богатых по советским меркам родителей, быстро от неё избавились, отдав в детский дом. Там её и приметил наш «глубокоуважаемый» Андрей Григорьевич Пень, который создал для неё такие невыносимые условия жизни, что Ира быстро согласилась на удочерение, которое включало небольшие неизвестные широкой публике нюансы.
Закончив, она замолчала.
Постараюсь помочь, я поднялся с земли, поскольку слушал её на коленях, чтобы быть вровень с её глазами.
Ну-ну, недоверчиво хмыкнула она и предупредила: Только для собственной же безопасности не делись этой историей ни с кем.
Почему?
В прошлом детском доме он устроил большую комнату отдыха, насмешливо ответила она, почти сразу к нам стали приезжать взрослые люди, и после их посещений многие мои подруги возвращались в свои комнаты с подарками, но молчали о том, за что их получили. Смекаешь или рассказать подробнее?
Я не тупой, тяжело вздохнул я, поскольку школу-интернат 3 ждала ровно такая же участь.
По виду и не скажешь, хмыкнула она.
Ладно, не ешь сегодня ничего, не пей и не подходи ко мне, я посмотрел на неё внимательным взглядом, я правда постараюсь тебе помочь.
Ну, мне даже стало интересно, как ты это сделаешь, невесело улыбнулась она, только надеюсь, что не будет никаких писем товарищу Брежневу от неизвестного, но отважного пионера?
Уже пробовали? спросил я, поскольку должен был спросить, но ответ знал и сам.
Ни одно не помогло, а тех, кто писал, находили по почерку, она вздрогнула, дальше ничего хорошего.