К оружию новобранцев допускали только после прохождения месячного курса молодого бойца и принятия присяги.
Сразу после прохождения этих процедур наша рота заступила в свой первый караул.
Из устава: «Пост номер один это почетный пост, который несет часовой у знамени воинского подразделения».
Мне досталась эта почетная обязанность постоять у знамени.
Жесть началась сразу, с того момента, как мы переступили порог караульного помещения. В караул заступили только молодые бойцы, поэтому «обучать» нас начали с первых секунд. Все было вычищено, вымыто до нас, но этот факт не был решающим, главное здесь было молодых закошмарить.
Кто не стоял на посту, мыл, отжимался, в лучшем случае зубрил устав. Когда под утро пришел с проверкой начальник штаба майор Седов и спросил: «Как дела? Как проходит первый караул?» Я с энтузиазмом комсомольца ленинского призыва, докладывающего о достижениях первой пятилетки, сдал начальника караула и его заместителя: «Товарищ майор, все идет отлично, мы всю ночь чистили помещение, учили устав так старательно, что спали только по сорок минут». От крика майора заложило уши, по уставу караульный должен был отдыхать перед каждым заступлением на пост два часа. Два часа на посту, два часа отдыха в караулке, два часа сна.
Этот мой поступок может показаться некрасивым, типа заложил, а какой оценки заслуживает то, что устроили наши «воспитатели»? Если принять во внимание, что у нас в руках было настоящее боевое оружие и многие и так уже находились в стрессе от первого месяца, проведенного в новых экстремальных условиях. Для кого-то этот караул мог стать первым и последним.
После пережитых перегрузок в караулке казалось, что стоять два часа в тишине штаба это будет отдых, но не тут-то было.
Часовой у знамени стоял на резиновом коврике, под которым были спрятаны шесть пружин сигнализации, это была настолько чувствительная система, что стоять надо было не шевелясь, по стойке смирно. Для того чтобы сработала тревога, достаточно было ослабить колено, орать начинало в трех местах: в дежурке штаба, на КПП и в караульном помещении.
Как стоять навытяжку, с автоматом на плече, одетым в шинель и зимнюю шапку, в жарко натопленном помещении, когда не спал сутки? Эта почетная радость была похожа на тихую пытку.
Промучившись первые два часа, в следующую смену придумал, как хоть сколько-то облегчить процесс. Потихоньку снял с плеча автомат, упер приклад в пол, грудью лег на штык, чтобы сжать пружины, так можно было шевелиться время от времени.
Днем была другая закавыка, с утра штаб заполнился офицерами, которые сновали вверх-вниз по лестнице с этажа на этаж, стоять опять надо было не двигаясь. Бессонная ночь давала о себе знать, глаза непроизвольно слипались, голова падала на грудь. Тут началось самое интересное я стал видеть мультики, на двери напротив, как на экране, поплыли корабли под белыми парусами, затем появились тоже белые, но уже медведи с фуражками на головах, которые порхали, взмахивая крылышками, между розовыми облаками.
Слава богу, все в жизни проходит, и эта экзальтация тоже закончилась.
Другой цирк, но уже с тарелочками, был в наряде по столовой.
Пищеблок
Солдатский паек в Советской армии был идеально сбалансирован, все было просчитано лучшими диетологами того времени. Но было бы неинтересно, если бы все происходило по инструкциям и правилам. Как обычно, действительность резко расходилась с тем, что записано на скрижалях, воровство и пофигизм брали верх над добрыми намерениями.
Да и то, что попадало в солдатский котел, часто готовилось с нарушением технологии приготовления пищи.
Моя семья в тяжелое время дефицита выживала, выращивая свиней, мой батя Михаил Иванович готовил корм для животных таким же способом, как делали это в армии для солдат. Продукты просто закладываются в котел и пару часов кипятятся.
Представьте кусок вареного трясущегося жира, не то что есть, смотреть на это противно.
За каждым столом сидело десять человек, у каждого была алюминиевая миска, такая же кружка и ложка, вилок не было, второй тарелки тоже, суп и кашу ели из одной посудины. На краю стола ставилось три бачка: один с супом, второй с кашей, на десерт был кисель с бромом. Ко второму блюду полагался соус с мясом. Это были куски жира, вымазанные в томатной пасте и комбижире. Комбижир представлял собой зеленоватую массу, отмыть которую с посуды было совсем не просто, а сколько молодых желудков им было испорчено, сосчитать невозможно.
Кто-то из бойцов брал в руки половник и разливал похлебку по мискам, самым интересным было выловить из бачка кость с остатками мяса на ней. Была такая присказка: «Пусть отсохнет та рука, что себе мосол не выловит».
В нашей столовой одновременно принимали пищу больше двухсот военнослужащих.
Все делалось по команде.
Головные уборы снять. Сесть. Приступить к приему пищи.
Мы приступали, ели и пили, пока не звучала команда: «Встать. Головные уборы надеть. Выходи строиться по одному».
Для наряда по столовой начиналась «дискотека», посуда вываливалась в эмалированную ванну, наполненную горячей водой с моющим средством, затем перекидывалась в соседнюю такую же емкость, где споласкивалась в чистой воде, то же делалось и с ложками, но их приходилось еще и протирать полотенцем насухо. Отдельный квест начистить килограмм сто картофеля. Для этого весь наряд собирался и делал эту нудную работу, чтобы было интересней, ножей для чистки корнеплодов не давали, каждый выкручивался, как мог. Я в канцелярии одолжил ножницы без отдачи. Раскрутил их, и у меня получилось два ножа, оставалось только их вовремя точить.
Пока были молодыми бойцами, после уборки и чистки начинали все мыть: полы, столы, стены, двери, и так продолжалось все сутки, перерывы делались только на мытье посуды после ужина, завтрака и обеда. По ночам не спали совсем. Только мыли и чистили.
Прошло несколько месяцев, стало легче, поваром и хлеборезом назначили парней нашего призыва. У повара брали ключ от помещения, где стояла картофелечистка, и то, что раньше занимало три-четыре часа, делали за тридцать минут. Хлеборез за помощь в разгрузке хлеба давал по пайке масла. А нажарить для наряда по столовой картошки дело святое, да еще можно было сгонять в самоволку за огненной водой.
Строевая песТня
Одной из важных дисциплин в служении Родине является умение ходить строем и при этом орать воинственную песню, этой науке посвящаются многие часы обучения. Думаю, это делается для того, чтобы порадовать заезжих генералов красивым исполнением, другой осмысленной причины не вижу.
Музыка: В. Баснер
Слова: М. Матусовский
Прожектор шарит осторожно по пригорку,
И ночь от этого нам кажется темней
Который месяц не снимал я гимнастерку,
Который месяц не расстегивал ремней!
Есть у меня в запасе гильза от снаряда,
В кисете вышитом душистый самосад.
Солдату лишнего имущества не надо,
Махнем не глядя, как на фронте говорят
Солдат хранит в кармане выцветшей шинели
Письмо от матери да горсть родной земли
Под эту песню наша рота маршировала по плацу, по ходу в столовую. Часть находилась в городе Риге, территория была небольшой, исполнить этот шлягер полностью не получалось, да и никто не знал слов этого бравурного марша до конца.
Идя строем, мы исполняли песню, не думая о смысле того, о чем поем.
Но однажды, стоя на посту, а это два часа, когда просто стоишь и таращишься в пространство, тебе в голову приходят не пойми какие мысли, вот и додумался до того, как это:
«Который месяц не снимал я гимнастерку,
Который месяц не расстегивал ремней!»