Виталий заприметил Глашу ещё два года назад, когда они семьёй приехали с капитальцем в сии края. Капиталец, правда, шушукаются, был нажит ваучерами, но тем не менее намерения у Хамченко предполагались благие. Для фермеров в то время открылась благоприятная ниша, и они довольно успешно развернули своё дело. Юноша не блистал умом и привлекательной внешностью, спокойно отучился в школе на тройки-четвёрки, имел склонность к округлости в области брюшных мышц и мясистый нос, но был, видимо, практичен (в смысле, не витал в облаках), разумен и добросердечен. Родители настоятельно советовали ему жениться и желательно на молодой (чтобы не дурила) да трудолюбивой.
Виталик огляделся вокруг и увидел Глашу. Тоже не красавица, скромная и в меру весёлая. Младше на шесть лет. То, что надо! Он начал ухаживать. Глаша не поняла. Поняли родители. Татьяна Андреевна попыталась объяснить дочери, что происходит, но та понимать отказывалась: ведь она школьница, и вообще Что означает «вообще», Глаша сама затруднялась объяснить. Для этого следовало мысленно вернуться назад в то время, когда её девятилетнее детство сияло всеми красками беззаботной жизни, когда у них в Сучково гостевал Гриша Савов, ученик школы при академии художеств, друг Тони, худой нескладный парнишка, выглядевший гораздо младше своих семнадцати лет, с лучистыми глазами и доброй улыбкой. Тогда он жил в доме, все дни пропадал с Тоней и друзьями в лесу, на пруду, на дальнем озере, в деревне, на рыбалке, в походах, на мопедах, на лошадях и даже на местных танцульках. Иногда брали их с Вероникой, иногда её одну (потому что Вероника много плакала). Однажды вдвоём с Гришей они ждали на берегу озера всю компанию. «Хочешь, прокачу?» кивнул он на лодку. Лодка принадлежала Тимуру, местному, и тот не всем разрешал кататься, но Грише разрешал. «Хочу». Мальчик подсадил её в лодку, сам взялся за вёсла, и они поплыли. Жизнь показалась яркой и радостной. Они о чём-то говорили: помнится, он спрашивал, почему она вяжет, а не рисует, и называл Пушистиком волосы от природы густые стояли шариком на голове, так как мама их неудачно подстригла тем летом. Когда приставали к берегу, Гриша перенёс её на сухое место, потому что она обулась в сандалии, и, неожиданно поцеловав в губы, полушутя добавил: «Вырастешь женюсь». Таков получился её первый и единственный пока поцелуй. Конечно, Глаша не думала, что со стороны юноши это серьёзно, скорее всего, наоборот, простая насмешка над маленькой глупенькой девчонкой с доверчивым выражением лица, но поцелуй не забыла. Откуда-то в такой незрелой личности столбилось убеждение, что поцелуями не шутят. Все эти годы она слушала мамины сетования на неудачную жизнь сына любимой подруги и в подобных пересудах испытывала своего рода необходимость. Она не надеялась на то, что Гриша на ней когда-нибудь действительно женится, но трепетно хранила воспоминание. Единственная во всём мире глупышка. От мамы слышала, что у Гриши есть девушка в городе «девица» она видела её на квартире всё равно. Возможно, с годами это чувство пройдёт. Возможно, ей просто ещё не встретился тот единственный, дорогой и любимый, самый настоящий, поэтому пока в сердце жил тот полудетский поцелуй, пока теплился её секрет, её душевное сокровище.
5
Лето входило в зенит. Воздух в Сучково пьянил. Пахло всё, что цвело и не цвело, а летало такое множество насекомых и птиц, что даже старожилы не всех «в лицо» знали. Гриша, Вероника, Тоня и её дети порозовели, посвежели, заблестели глазками. Здоровый свежий воздух и деревенское питание: в пост овощи и зелень, фрукты, ягоды, грибы и рыба, в скоромные дни молоко, яйца, фермерское мясо делали своё дело благое. Все загорели. Малыши бегали в трусах да панамках и вскоре стали белобрысыми «краснокожими». С ними все понемногу играли, гуляли Тоня, Глаша, Гриша, бабушка. Особенно полюбилось детям времяпрепровождение с юношей они перевоплощались в разбойников, индейцев, капитана Немо и Человека-паука. Гриша возился с ними добровольно, и дети жалели лишь о том, что почти ежедневно «дядя» уходил на этюды и не мог проводить с ними все дни напролёт, да в свою мастерскую их не пускал, только на пороге постоять а ведь так интересно потрогать и поковырять! Вероника пряталась от солнца ей в хореографическое училище ни к чему возвращаться «негритоской», так и в танец могли не поставить. Но от лишних килограммов не удавалось уберечься, уж очень вкусно готовили мама с Тоней. Буквально за месяц окреп и Гриша от рубки дров, походов в лес и физической работы на огороде, так что Татьяна Андреевна потихоньку от него в кругу семьи приговаривала: «А наш-то какой стал: загорел, поправился смотреть приятно!»
Хоть и хорошо летом в усадьбе, родители решили послать Глашу на месяцок на море, в Тамань, где жила её двоюродная тётя Рита они исходили из того, что пора ребёнку мир поглядеть. Её проводили в двадцатых числах июля. Мужа Антонины ждали к празднику Целителя Пантелеимона, все ходили на источник в этот день, потом он гостил неделю и увозил своих в N соскучился, и в квартире бардак. Вероника оставалась до конца лета. Гриша о своих планах пока молчал. У него появилось новое увлечение, он, к удивлению окружающих, стал помогать Макару Ильичу возиться с цветами. Старик пыхтел желанием, но силы его на девятом десятке иссякли, и здоровье пошатнулось, а так как характер его никогда не отличался покладистостью только покойная жена умела с ним управляться, то и угодить деду было непросто; с Гришей же они нашли общий язык, вместе сажали, ухаживали домашние только руками разводили в недоумении.
Где-то в начале августа, когда Глашу ещё не ожидали, а Савелия уже ожидали, Татьяна Андреевна позвала Гришу попить чай вдвоём. Старшая дочь с детьми решили прибарахлиться обносились за лето, и Петрович повёз их в город.
Честно, Гришаня, скажи: хорошо тебе у нас?
Хорошо, мама Таня, спасибо за приют, за заботу.
Оставайся на осень, оставайся на зиму. Мне спокойнее, когда ты рядом.
Нахлебником? Не могу, и так уж задарма два месяца хлеб ем.
Татьяна Андреевна улыбнулась:
Не так уж и много съедаешь, раз в день трапезничаешь. Глупости. Сколько помогаешь: дети счастливы, дед Макар при деле, дрова порублены. Но суть не в этом. Ты же друг нашей семьи. Я очень хочу, чтобы друг остался. Даже если станешь зарабатывать, нам ничего не нужно. Мы не бедны, а вот ты сирота. Я честно, Гриша, говорю мне спокойнее, когда все рядом. Как я извелась, пока ты жил в N на этой жуткой квартире! Лёгкие деньги, выпивка, девчонки правда, Гриш?
Вы всё знаете, мам Тань
Я ведь так люблю твою маму, и словно чувствую, как она за тебя переживает и молится
Помолчали.
Ведь я, мама Таня, нелёгкий человек. Может, когда-то трепетал душой, да жизнь внесла свои коррективы, и теперь это моя стезя, я привык. Даже нравится: сам по себе, что хочу, то ворочу. А на самом дне бывает весело отвечать не перед кем, жизнь холостая и без родителей. Ведь не женился, да и не женюсь, пожалуй, хотя было на ком вы в курсе, лицезрели Верусю. Я потерял чистоту души и помыслов, а совесть не заела. Боюсь, здесь, рядом, вам ещё тяжелее видеть в кого я превратился.
Нет-нет, Гриша, ты ошибаешься
Неужели оставите меня, такого?
Думаешь, откажусь? вызвав на откровенность своего любимца, Татьяна Андреевна тоже настроилась на полную искренность. Если ты уедешь, будет хуже. Рисовать и у нас можно; думаю, реально что-то продастся с Тимофеем Макарычем посоветоваться надо. А насчёт твоей свободной холостой жизни что ж, я тебе не судья и не мать, хоть ты меня мамой Таней называешь. Указывать не берусь живи, как привык. Но дочек моих люби по-братски. С Антониной всё ясно она составила своё счастье частного человека, а Глаша с Вероникой девчонки совсем, ты же парнишка видный, льнут они к тебе. Не подведи, им женихи нужны надёжные при том, чем раньше, тем лучше. У Глаши Виталик есть, а не он, так другого найдём, вон у Владислава Семёновича четыре кавалера подрастают. С Вероникой сложнее, она с норовом и всё в город, наивная, зрит это я виновата, сглупила, повезла её в хореографическое училище поступать сама ведь в детстве мечтала балериной стать. Но ничего, бог даст, выдадим удачно замуж и её. Если определишься им братом оставайся, не укорю ни в чём другом.