В эту минуту по Священной дороге прибыл Гай Марий и встал рядом с Серторием. Он не нуждался в объяснениях и не требовал их. Для этого было уже поздно. Проклятый Метелл оказался прав: в эту ночь он всюду опоздал.
Марий заметил, что со стороны курии появился сенатор Гней Корнелий Долабелла, окруженный свитой: его суровое лицо освещали факелы в руках наемных убийц.
Взгляды Мария и Долабеллы встретились.
Это походило на поединок.
Марий почувствовал себя старым. Долабелла застал его врасплох. С таким противником должен схватиться кто-то другой. Но кто? И как будет выглядеть эта схватка?
VI
Кровь Энея
Domus Юлиев, Рим
99 г. до н. э., той же ночью
Почему ты так уверен, что в Риме все изменится? спросила Аврелия, пристально глядя на брата. Сегодня ночью Гай Марий попытается начать переговоры, чтобы спасти плебейского трибуна Сатурнина и претора Главцию, а ты говоришь, что переговоры обречены на провал. И при этом через несколько лет, как ты надеешься, что-то ослабит сенаторов-оптиматов.
Это будет что-то внешнее, уточнил Котта.
Что-то или кто-то? уточнила Аврелия, не удовлетворенная двусмысленным ответом.
Союзники, кратко ответил Котта и отпил вина. Многие, начиная с Гракхов, давно пытаются изменить порядок вещей, по-другому распределить богатства и земли, столкнув плебеев с Сенатом. Но союзники с их притязаниями на римское гражданство могут все изменить, склонив чашу весов в пользу одних или других. Если нам удастся объединить народ и союзников, возникнет такая сила, что сенаторам придется уступить. Но сейчас не время. Мы должны дождаться, когда союзники дрогнут. Дождаться войны. Этой войны. Марий об этом догадывается, и вступившие в союз консул, трибун и претор добились некоторых уступок союзным городам. Но соглашения с этими городами должны быть более широкими. Главное начать давать римское гражданство тем, кто проживает за пределами Рима.
Юлий Цезарь-старший недоуменно и недоверчиво поднял брови.
Аврелия хмурилась, пока раб наполнял ее кубок вином.
В дверь постучали.
Раздался голос Гая Мария, окликавшего их по имени.
Со времени его ухода прошло несколько часов.
По приказу Юлия Цезаря-старшего рабы открыли двери. Консул вошел, но не направился в атриум. Едва переступив порог, он сразу перешел к сути дела:
Метеллы посмеялись надо мной. Котта был прав: сначала они убили Главцию, а затем забросали Сатурнина осколками черепицы, отдирая ее от крыши курии. Потом напали на меня. В живых остались только Серторий, несколько моих ветеранов и я сам. Оптиматы жаждут сполна отомстить за убийство своего кандидата в консулы. Сидите дома, заприте двери. Долабелла вышел на охоту. Даже не выглядывайте на улицу! распорядился он, затем развернулся и зашагал обратно в кровавую тьму римских улиц, таивших смертельную угрозу.
В ответ на его безумные речи Аврелия не сказала ничего. Повернувшись, в свою очередь, она скрылась в комнатке, где спал ее сын. Гай Юлий Цезарь-старший и Котта остались следить за тем, чтобы рабы плотнее закрыли двери и окна и сделали дом неприступным: никто не должен был проникнуть в него той ночью.
Дай мне ребенка, велела она рабыне, войдя в комнату. Кормилица осторожно передала малыша матери и быстро удалилась.
Аврелия села на заваленный подушками солиум рядом с кроваткой младенца и принялась укачивать Гая Юлия Цезаря-младшего, нашептывая ему историю, которую повторяла множество раз, оставаясь с малышом наедине:
Помни историю своей семьи, историю рода Юлиев, самого благородного и самого особенного рода во всем Риме: богиня Венера возлегла с пастухом Анхисом, так появился Эней. Сына Энея звали Юлий, а ты его прямой потомок. Ты наследник героев Трои
Суд II
Divinatio
Во время divinatio суд решает, кто из явившихся обвинителей предъявит главное обвинение.
VII
Неожиданный противник
Священная дорога, Римский форум
77 г. до н. э.
Цезарь и Лабиен шагали по главной городской улице, вымощенной булыжником.
Цезарь размышлял, гладя под ноги: мать согласилась, чтобы он по просьбе македонян выступил обвинителем в деле бесчестного сенатора Долабеллы. Как он понимал, Аврелия испытывает гордость и тревогу одновременно. Она гордилась тем, что ее сын, несмотря на юность, готов сразиться с одним из самых коварных политиков. А тревожилась по той причине, что надежда на победу была ничтожно малой.
К ним подошел парень с довольно свирепой физиономией и что-то сказал на ухо Лабиену. Последний заплатил целой ватаге отъявленных негодяев и людей самого низкого пошиба, чтобы те собирали новости в тавернах и прочих местах, где распространялись слухи, прежде чем дойти до Форума.
Я хочу знать обо всем, что связано с Долабеллой, сказал Лабиен своим осведомителям.
Что угодно? уточнил один из парней, которые терлись среди отбросов римского общества.
Что угодно, решительно подтвердил Лабиен, вручая ему несколько серебряных денариев.
Тит Лабиен хотел каким угодно способом помочь своему другу Цезарю: он был обязан ему стольким, что любая услуга выглядела пустяком.
Услышав по дороге в базилику Семпрония слова юного вестника, сообщавшего новости с городского дна, Лабиен недоверчиво усмехнулся. К сожалению, серьезный вид парня говорил о том, что его утверждения, скорее всего, правда: его друг столкнулся с трудностями задолго до суда и до того, как было открыто дело.
Что случилось? спросил Цезарь в ответ на молчание Лабиена и кислое выражение его лица. Тот ответил прямо, будто это могло смягчить тяжесть его слов:
В портовых тавернах ходят слухи, что сам Цицерон явится на divinatio, чтобы посоревноваться с тобой. Он тоже хочет быть обвинителем по делу против Долабеллы.
Цицерон? повторил Цезарь, не замедляя шага. Марк Туллий Цицерон?
Он самый.
Цезарь не выдержал и улыбнулся.
Клянусь всеми богами! продолжил он, подавив неуместный смешок. А мы еще беспокоились о защитниках Долабеллы, моем дяде Аврелии Котте и Гортензии. Неужели ты не видишь, как это все комично или, лучше сказать, трагикомично? Теперь я, скорее всего, не буду обвинителем по делу македонян, о котором сам хлопотал. Цицерон с блеском выступил на Форуме в нескольких успешных разбирательствах. Он молод, но старше меня. Сколько ему, лет тридцать? А мне всего двадцать три. У него есть опыт публичных выступлений, а его ораторское мастерство известно всему Риму. Я проиграл еще до начала.
Он снова рассмеялся. Однако Лабиен слишком хорошо знал Цезаря: вряд ли тот считал divinatio проигранной. Лабиен наблюдал за тем, как друг перестал смеяться, чтобы привести в порядок мысли, поймал знакомый кошачий взгляд, который ловил во время боя у стен Митилены. Легкая хромота Цезаря навевала воспоминания о тех временах, когда все, казалось, было проиграно Лабиен не мог понять одного: зачем Цицерону участвовать в этом суде.
Вряд ли это хитрость Долабеллы, нацеленная на то, чтобы отстранить меня от дела, заметил на ходу Цезарь, словно читая мысли друга. Цицерон, как и прочие, стремится к славе. Он выиграл несколько судов, а тут речь идет о всемогущем Долабелле. Цицерон не примкнул ни к оптиматам, защищающим Долабеллу, ни к популярам, противостоящим его ужасному покровителю Сулле, подобно моему дяде или Серторию в Испании.
Или тебе, перебил его Лабиен.
Нет, поспешно возразил Цезарь. Мои отношения с Суллой были не противостоянием, а чистым безумием.
Теперь рассмеялись оба.
Цезарь продолжил:
Цицерон сам за себя. Но рано или поздно он непременно примкнет к одной из сторон. Ни один известный защитник не рискнул выступать против Долабеллы, македоняне обратились ко мне, и я подал иск. Благодаря этому делу Цицерон рассчитывает войти в историю. Добившись осуждения Долабеллы за бесчестное поведение, он заслужит уважение и оптиматов, и популяров.