Доброе утро, Кариф!
Здравствуй, Эфест!
Как спалось?
Замечательно Сон отражение состояния души. Если она спокойна, то и сон глубок, и безмятежен. И это, одна из граней счастья.
Я видел сон, Эфест, что к нам пожаловал гость, да не простой
Мы с тобой вчера вечером, уже говорили о простоте, пусть это будет наветом для наших сердец, и станет проведением, для нашего будущего бытия. После полудня, или ближе к вечеру, будет гроза. Надо убрать дрова в дровницу, и укрепить теплицу.
Сейчас схожу
Кариф, только недавно приехал к Эфесту, и ещё сам чувствовал себя гостем. Да и Эфест, проживший много лет в различных городах Великой страны, только шесть лет, как нашёл эту обитель, и стал по-настоящему счастливым человеком. Его душа, вместе с этим обетованным местом, приобрела свой внутренний покой, рядом с которым, все остальные виды счастья, блекнут, и теряют в своей состоятельности.
Человек проживший долгое время в городе, и вернувшись в деревню, словно то млекопитающее, что, когда-то вернувшись с суши, в морскую пучину, и превратившись в «Касатку», приобрело несравненную гармонию тела, и обрело величайшую мудрость самой природы! И стало властвовать, на просторах всего мирового океана.
Здесь таиться ещё одна тайна жизни. Пока не знаю, в чём её суть, но обязательно пойму. Пока, я лишь догадываюсь, что в такой поступательно-возвратной последовательности обращения, зацветает самый «Великий цветок креативной личности» , и так созревают, самые совершенные плоды на древе этой жизни
Вообще, возвращение, как известно, одна из фатальных реальностей бытия. Во всех своих проявлениях нашей действительности, всегда и всюду происходит это возвращение, будь то незаметно, завуалированно, или очевидно явно.
Как и выход из, так называемой «зоны комфорта», с необходимо сопутствующим страданием, всегда определяет всякое развитие, во всех смыслах житейского полотна.
Чтобы иметь возможность мудрствовать на склоне лет, и получать от этого удовольствие, надо прожить жизнь по-особенному. Да, и ещё раз Да! Здесь необходимо страдание! Страдание, как единственная возможность, для всякого обращения. Обращения, как в прямом смысле, так и в ментальном. С одной стороны, обращения внимания на вещи, которые скрыты от взора обывателя, либо не замечаемы, в силу их, будто бы, незначительности. И с другой, обращения своего сердца, его перерождения, и выхода за горизонты обыденности.
А ещё, здесь можно заметить, некую параллель со свободой. Чтобы по-настоящему оценить, и осмыслить свободу, просто необходимо заточение, во всяких смыслах
И последнее. Чтобы получать радость, и счастье от простых, и сложных вещей, необходимо прежде, мытарство, стенания, и боль Такова природа вещей, такова природа нашего разума, такова необходимость нашего сердца
Гость
Образ, приснившийся Карифу, совсем не соответствовал тому, кто появился на пороге дома, в полдень. Сон это метафора, его нельзя трактовать, можно лишь почувствоватьЕсли бы люди верили в это, то на земле не было бы столько шарлатанов, трактующих сны.
Здравствуйте, уважаемые! Простите великодушно, я не знаю, кто из вас Кариф, а кто Эфест
Здравствуй, мил человек Кариф, от неожиданности, с настороженностью посмотрел на пришельца.
Меня зовут Андрей. Я вижу, что ввёл вас в некоторое смятение. И вы, подспудно, уже задаётесь вопросами: Кто я такой, откуда я знаю вас, и зачем я к вам пришёл?
Ну что вы, как раз это нам, не интересно, с иронией на лице, сказал Кариф.
Не обращайте внимание на Карифа, встрял Эфест. Его юмор по любому поводу, не знает ограничений, а его субординация, всегда желала лучшего. Присаживайтесь Подвинув табурет к гостю, Эфест взял ведро, и вышел во двор, набрать из колодца свежей воды.
Так кто вы, и что привело вас сюда? Эфест поставил наполовину наполненное ведро на скамейку, стоящую у стены.
Мне рассказал о вас, ваш друг, Листрат. Вот письмо от него. И он протянул конверт Эфесту. Я писатель. И хочу написать самую выдающуюся, и Великую книгу на земле! Но, чтобы она состоялась, мне необходимо поговорить с вами. Я слышал о вас, очень много разных слухов. Но Листрат сказал мне, что все эти слухи, чушь собачья, и что я должен встретится с вами, и услышать всё, из первых уст.
Самую Великую книгу, говоришь? Эфест напряг губы, выгнув их, в виде подковы на лице. Твой максимализм говорит о том, что ты ещё не созрел, что твои сосуды, всё ещё наполнены юношеским инфантилизмом. Мудрый человек знает, что нет на свете, и быть не может, ни самой Великой книги, ни самой Великой симфонии, ни самого Великого полотна художника Настоящее Искусство не знает, и не живёт этими критериями. Это конъюнктурщики превратили его в поле состязаний. А некоторые из них, даже умудрились наделить отдельные его произведения «уделами», «одарив седлом», и даже заправили в «хомут», превратив в «полезного мерина», бредущего рядом со всеми полезными вещами научно-технического прогресса.
Эти люди, в силу свойств своего разумения, в силу рационально-аналитических приоритетов в своём общем познании, придают статусы и титулы тому, что вне этих статусов, и титулов. Наделять своими выдуманными символами то, что лежит за горизонтами конъюнктуры, за пределами сравнении, и не ищет искушения экзальтации восторга, всё равно, что придавать, к примеру, Лани статус самого грациозного животного, будто бы сама природа выделяет её, из общего ряда остальных своих Великолепных произведений
Самая Великая книга, это вздор! Другое дело глубокая книга, вот об этом, можно говорить. Велика только жизнь И как она несравнима, так и всякое искусство не подлежит сравнению, и уж тем более, не терпит состязательности. Повторяю, я говорю сейчас о настоящем искусстве. А главный критерий этой «настоящности», как раз и заключается в несравненности.
Но, тем не менее, уважаемый Эфест, я рискну, хотя бы на глубину
Что ж, флаг тебе в руки, и попутного ветра в спину, опять вонзил своё слово Кариф
Эфест, чуть поморщившись, и с некоторой грустью в голосе, ответил: Я готов поделиться с тобой своим опытом, и поведать тебе, какие-то истории, полагаю, что и Кариф присоседиться к нам. Но хочу договориться с тобой Андрей, как говорят, на берегу. Нигде не упоминай наших имён, когда будешь создавать свой «Великий шедевр». Нам не нужна известность. Она, для наших сердец, словно «чесоточная болезнь». Когда чешешь, получаешь удовольствие, но жить с ней, не хочется Я, и Кариф, мы действительно не хотим этой «чесотки» , как и тех «назойливых мух», что всегда слетаются на запах известности, чтобы, «потеревшись о чресла» «больного тщеславием», самому заразиться, этой «чесоткой».
Пойдём в сад, там будет удобнее, под яблоней в теньке
Выйдя в сад, они прошли по узенькой тропинке, между травяным покрытием, и Андрей увидел уютное местечко. Под деревом, возле круглого ветхого столика, стояли два удобных кресла.
Присаживайся Я принесу чаю
Андрей уселся в кресло, расслабился, и на мгновение почувствовал, словно нахлынувшую тёплой волной, негу покоя. Но в следующую минуту, заставил себя сосредоточиться, вернув в тонус, чтобы в предстоящем разговоре, ничего не упустить.
Эфест принёс две чашки, наполненные ароматным напитком, и сел в противоположное кресло.
Я знаю, Эфест, что при ваших возможностях силы духа, вы могли бы жить совсем иной жизнью. Вы могли бы купаться в роскоши, почти не прилагая к тому, никаких усилий. Но вы живёте настолько просто, что даже ваши соседи, умиляются этому, и называют вас за глаза, чудаками.
Эфест ухмыльнулся, и поставив чашку на стол, сказал: Коль уж вы сами начали с этой темы, я не против, и для начала, поведаю вам одну скучнейшую историю из своей юности.