Чиримень попытался что-то сказать, но его перебил Богоруч. Владимир повернулся к Фатьяну и принялся оживлённо что-то обсуждать. Светлица наполнилась гулом.
Глава 9
Сегодня Ия устала сильнее обычного. Несмотря на то, что сенокос уже закончен, в поле покрытые плотным слоем мешковины и сыромяти стояли стога, а хлева и коровники до отказа набиты силосом и соломой, отходить к зимнему безделью время пока не пришло.
Затыкались щели в избах, заколачивались ставни. С утра и до поздней ночи матушка с сестрами готовили солонину. Огромные, с детской точки зрения, бочки до отказа набивались мясом или овощами и засыпались солью. Сушились травы и овощи. Почитай в каждой слободской избе витал пряный запах осенних приготовлений.
И не удивительно, что, придя к пастору на занятия, Ия клевала носом.
Сам отец Клер где-то задерживался. Поэтому в классе было шумно и суетно. Кто-то бесился на чём свет, кто-то в голос разговаривал с соседом или другом. Кто-то спал, положив голову на локоть, и сладко шамкал ртом.
Рядом с Ией сидела ясноглазая красавица Станимира. Ей не было и десяти, но слободские парни уже во всю хвостами увивались за девкой. Многие даже грозились в один прекрасный день выкрасть её из отчего дома. В таких случаях девочка обычно краснела и застенчиво смеялась, временами добавляя «да ну тебя», но в глазах то и дело сверкали озорные молнии.
Знатная вещица! воскликнула Ия, краем глаза заметив дивной красоты браслет на запястье соседки. Он был исполнен в виде маленькой тонкой змейки, удобно устроившейся на изящном запястье. Змея как бы кусала свой собственный хвост, образуя почти правильный круг. Там, где должны были быть глаза, тускло поблескивали два небольших красных камушка. Где взяла? Покажи!
Однако Станимира густо покраснела и, тихонько буркнув: «Там», стыдливо прикрыла его другой рукой.
Не хочешь, не говори, обиделась Ия.
Потом расскажу, нехотя прошипела соседка. Это тайна, поняла?
Тайна?
Какое после таких слов ученье?
Когда появился Клер и начал сбивчиво толковать про новые письменные уставы, Ия его уже совершенно не слушала. В её воображении пролетали захватывающие дух картины приключений и невероятные опасности, связанные с этим браслетом. Возможно, Станимира украла его ночью у свирепых разбойников, поселившихся в лесу. Поначалу она, верно, решила покрасоваться с новой безделушкой, но когда Ия обратила на неё внимание, то девка поняла, насколько сглупила, надев браслет, и насколько опасно его носить.
А может, ей удалось выторговать его у дряхлой знахарки с левого конца слободы? У той, поди, много интересного в сундуках да закромах сыщется! Какова же должна быть цена такой вещицы? Аж страшно подумать
За этими размышлениями девочка даже не заметила, как пролетело время. Ия опомнилась, когда уставшие и сонные ученики принялись разминать занемевшие спины и гуськом выбегать из школы.
Станимиру она словила за углом. Та, видимо, решила незаметно сбежать домой, и таким образом выкрутиться от предстоящего разговора. Не вышло. Ия схватила её за локоток и настойчиво отвела в сторону.
Ну? Рассказывай! потребовала она тот же час, предвкушая неслыханную и, возможно, жуткую историю.
Девка долго мялась и пыталась отвертеться, но подруга была непреклонна, и Станимира сдалась.
Только пообещай, что сама так делать не будешь! прошипела ясноглазая красавица. Если я из-за тебя лишусь заработка, то поколочу, ясно?
Ясно, ясно. Рассказывай уже! в пылу любопытства Ия даже не заметила грозящего тона, на который в обычное время вполне могла бы и обидеться.
И никому больше не говори! Ладно? В общем Мне иногда деньги пастор даёт За то, что я иногда позволяю себя ну, вот гладить
И только-то? ахнула Ия. Клер всех гладит, чего ж платит только тебе?
Я позволяю ему гладить там, где другие бы не позволили
Поначалу Ия даже не поняла, что имеет в виду её подруга. А потом она просто одурела и неосознанно отшатнулась.
Что, прям ТАМ?
Ну, и там, ответила девка и покраснела. Только ты никому, ясно?!
Вот дура! вместо ответа протянула Ия. Я, надеюсь, вы с ним не
Нет-нет-нет, замахала руками Станимира. Только гладит. Да он и не предлагал чего-то иного
Господи, спаси и помилуй.
По-твоему, лучше оставаться босячкой в заштопанном сарафане? И тихо попискивая сносить, когда тебя пытаются зажать несносные мальчишки, от чьих прикосновений остаются только синяки и гадкие чувства? Как будто тебя оплевали.
Ну, не знаю, покрутила головой девчонка, как знаешь, Стани
Она покрепче запахнула серенький ношеный осенний кафтан, доставшийся ей от старшей сестры погодки, а той от племянника, который был старше обеих тётушек вместе взятых.
Осенний промозглый ветер неприятно холодил сухую от печного тепла кожу. С неба потихоньку падал мокрый пушистый снег. Избы в слободе казались осиротевшими и неухоженными, будто с осенью жизнь ушла и из них. Убогие постройки неловко ютились подле обнажённых грустных деревьев, точно нахохлившиеся пичуги.
Ия угрюмо брела по пустынной улочке, задрав кверху голову, тщетно пытаясь отыскать на хмуром озябшем небе хоть единую тёплую звёздочку.
Когда девка вышла к родной избе, её хватила оторопь. Дыхание перехватило, а ноги едва не подкосились.
Окна и двери были заколочены, изнутри доносились крики. Плакали дети, слышались крепкие ругательства и богохульства отца. А вокруг толпилась едва ли не вся слобода. Кто-то стаскивал хворост, кто-то подпаливал от костров факелы. Чуть поодаль стояли бабы и голосили. Даже не плакали, а завывали в голос.
В воздухе витал противный запах гари. Орали вороны.
Словно в тумане, Ия попятилась. В ушах зазвенело, а мир поплыл, но чьи-то крепкие руки схватили её подмышки и куда-то поволокли. Только тогда она пронзительно завопила и вцепилась зубами в чьё-то запястье. Грубая мозолистая пятерня схватила девчонку за волосы и заставила оторваться от руки. Тут же угостила парой увесистых затрещин, и девочка больше не сопротивлялась.
Ию тащили чуть не волоком по ночному, залитому мертвецкой синевой, бору. Не поспевая за широким шагом незнакомца, девка то и дело спотыкалась. Она не помнила где и когда потеряла свой кафтанчик, ныне же из одёжки осталась только рваная льняная рубаха, вышитая по краям красным узором. Кое-где она сверкала прорехами, открывая любопытному взгляду небольшие клочки нежного девичьего тела, там и тут на подоле и рукавах мелькали грязные разводы.
Знахарка жила на опушке молодой рощицы совсем неподалёку от слободы в низенькой избушке-полуземлянке с двупокатой соломенной крышей. Рядом не было ни ограды, ни хоть маленького тына, чтоб зверь не заглядывал, но узенькие ровные грядочки оставались нетронуты.
Ие не доводилось встречаться с кудесницей воочию, но наслышана была изрядно. Мысленно ведьма представлялась девочке согбенной старухой с горбатым носом, из которого непременно торчали густые реснички. Она должна была носить на плечах или голове цветастый широкий платок узлом наперед и старенький овчинный полушубок. И скорее всего, на горбу беспрестанно трещал неизменный ворон. Именно так, по глубокому убеждению Ии, выглядели все лесные ведьмы и знахарки.
И каково же было её удивление, когда в дверях избушки возникла миниатюрная молодая женщина. Господь одарил её волшебной фигурой и прекрасным лицом, но красота эта была холодная, почти нечеловеческая. От неё мороз драл по коже. Пышные русые волосы знахарки были распущены, как у блудницы, но впечатления доступной женщины она не производила, как раз наоборот.
На женщине была лёгкая синяя рубашка, вышитая зелёной вязью непонятных символов. Она сидела на чаровнице таким образом, что подчёркивала каждый изгиб фигуры, делая её похожей на языческую богиню.