Говорил он это, будто оправдывался. Денисов протянул ему сторублёвку.
Да у меня и сдачи-то не будет, развёл руками старик.
И не надо.
Глаза старика покраснели. Он суетливо нагнулся к своему чемодану, стал доставать книги.
Возьмите тогда ещё книг. Всё равно никто их не берёт.
Спасибо, отец. Не надо. С наступающим вас Новым Годом.
И вас тоже поздравляю. Здоровья вам.
Идя к машине, Денисов столкнулся с группой хорошо одетых пожилых иностранных туристов направляющихся к Гостинке. И сразу же подумал об этом старике, о резком контрасте между ним и этими ухоженными, весело беседующими иностранцами. Всегда с грустью и болью думал он о стариках, брошенных доживать свой и без того нелёгкий век в нищете и одиночестве, ставшими подопытными кроликами нового смертельного эксперимента. В одночасье оказалось, что эти люди, отдавшие лучшие свои годы и здоровье на строительство страны делали совсем не то, что всё было ошибкой, идеалы, путь страны, да и сама жизнь этих людей. «И они тягостно молчат, ничего не просят у государства. Не ропщут, не нарушают законов, откажут себе в насущном, но вовремя оплатят все коммунальные услуги и счета», прошептал он, садясь в машину.
Не проехав и ста метров, он остановил голосующему мужчине с чемоданом в руке. Просунув голову в кабину машины, весело скалясь, тот спросил:
К вокзалу Московскому поедем, командир? Полтинничек подкину.
Денисов оценивающе глянул в его смеющиеся глаза, мужчина явно был навеселе, и коротким жестом руки пригласил его в машину.
Новый пассажир кинул свой чемоданчик на заднее сиденье. Усевшись, протянул деньги, со словами:
Плачу вперёд, как у вас в Питере положено.
А у вас как-то по-другому? На доверии работают таксисты?
У нас в Воркуте по-разному. У кого, как получится и с оглядкой, потому что легко можно нарваться на клиента, которому такая постановка вопроса, как в культурной северной столице, может не понравиться. Народ у нас верченый. Скажет такой клиент: извини, дорогой, а в рыло не хочется тебе? Ты сначала довези, а после и о деньгах поговорить можно будет. У нас таких кадров много лагерный край. Гулаг и всё такое, слышали, наверное. Я сам из семьи ссыльных немцев, в войну сослали помёрзнуть. Не замёрзли. У нас песня есть народная, слова золотые: «Капуста и репа погнали парня из дома, кабы мать варила мясо, я остался бы подольше». Это про меня и мою семью. Побродяжничал я по Союзу, сто одну специальность освоил. Да вернулся к отчим могилам, в лагерный край.
Он помолчал и усмешливо продолжил:
У вас тут культурная столица, на «вы» говорят, всё с улыбочками вежливыми. Думаю, если зарезать захотят, то вежливо скажут, наверное, извините, уважаемый товарищ, но назрела острейшая необходимость жизни вас лишить. Вы уж, дорогой, не сердитесь на нас за это, пожалуйста. Шучу.
Сказал он это с такой комической интонацией и артистизмом, что Денисов рассмеялся.
Верно, подмечено, северянин, есть и такое дело. А что ж вы в родные земли, в процветающую Германию, в ветчинный и пивной рай не уехали? Сейчас это просто и родословная вам благоволит.
Пассажир махнул рукой.
Был. Образцовый порядок фатерланда не вдохновил.
Он рассмеялся:
Из окна смотришь красота, порядок. А на улицу выйдешь везде одни немцы. Слышали такой анекдот?
Денисов расхохотался, а пассажир продолжил:
Классный город Питер тянет в него всегда, но народ уже чуток другой стал, глядя в окно, сказал он. Мне показалось, что приблудных и чёрных больше стало. Хотя это теперь везде так, народ шататься стал по белу свету. Ищет, где поглубже. Одни сюда, другие туда. Я в Питере несколько раз бывал. Первый раз ещё в 79-м приезжал, перед Олимпиадой. Аккурат к белым ночам поспел. Молодой, ошалел от бессонницы и гуляний по ночному городу девчонки какие! Другая жизнь была, совсем другая. Интересный вы народ, питерцы. Спросишь улицу, не отмахнутся, остановятся, объяснять начнут, обстоятельно и долго, посоветуют, как быстрей добраться, да путь короче выбрать. Культурный, обходительный народ, только иногда, как Иваны Сусанины, совсем не туда отправят, куда тебе надо. Не со зла, конечно, проявляют кипучую осведомлённость, всем хочется знатоками города выглядеть. И в этот приезд я пару раз напоролся на таких «знатоков», заслали меня совсем не в ту степь. Ну, куда ж ты меня, дружище, посылаешь, если сам не знаешь? После в 87-м заехал в Ленинград. Горбач тогда мозги народу пудрил, с вином боролись, но таксисты ваши ушлые виноводочные магазины на колёсах организовали, проблему разрешили. А в 93-ем приехал мама дорогая! Улицы будто после бомбёжки, народ дёрганый, в магазинах тьфу и растереть, бардак расцвёл, мама не горюй. Но экземпляры питерские ещё сохранились, встречал. Помню, шёл по какой-то старой улице, я такие ваши улочки люблю, где первые этажи в тротуары вросли, лето, бабулька интеллигентная такая, в шляпке кружевной, как в кино старом, из окна высунулась: «Не могли бы вы, сударь, продать мне три сигареты?» «Да, что вы такое говорите, мамаша?! отвечаю, я вам пачку подарю». «Ни в коем разе, сударь, отвечает, я привыкла за всё сама платить». И мелочь мне протягивает. Жива ли эта сударыня? Пожар в стране большой случился. М-да, сейчас всё по-новому устаканивается, везде как-то одинаково становится. В каком-нибудь Мухосранске, в бывшей котлетной открывают пиццерию «Огни Неаполя», супермаркет занюханный в бывшем советском универсаме, кафе «У Серёжи» или «У Ксюши», развлекательный центр в городской бане непременно. У вас тут шик столичный, хотя с сервисом всё же пока закавыка, кондово, в натуре. Ловчилы работают по схеме, типа, если есть в бумажнике пети-мети получишь всё, что хочешь, а на деле получаешь только то, что в наличии имеется. Ресторанов азиатских понаоткрывали, а я их жратву на дух не переношу. Бог ты мой, где те ленинградские котлетные? Я женщин люблю за их пушистость, за умение приголубить, но выбирать их я привык сам, а не по каталогу. А тут несколько раз подсовывали журнальчики с тёлками, осчастливить хотели дельцы. А не надо мне лахудр подсовывать. Мне б жену путную найти. Да где ж её, путную, сейчас найдёшь?! Путные и те в путаны подались. Эк, у меня складно вышло!
Говорливый пассажир рассмеялся.
Ободрали меня в этот раз, как липку. На роже, что ли написано у меня, что человек «оттопыриться» приехал, что не питерский и с деньгами? Но город всё равно хороший. Стоит, и стоять будет трудно такой город испоганить. Но могут, если по рукам деятелям новым не станут бить. Мы уже приехали?
Денисов остановился на Лиговском проспекте напротив вокзала, повернулся к пассажиру:
Счастливо доехать, северянин.
Доедем. Я в Москве ещё собираюсь потолкаться.
Вы поаккуратней. Здесь у милиции хлебное место, а вы немного навеселе. Могут наши культурные блюстители порядка задержать для осмотра вашего бумажника.
На них мы всегда благоразумно оставляем лепту в отдельном отсеке лопатника. А как же? Десятину нужно отдавать, понимаш, если родное государство, понимаш, не хочет родной милиции прибавлять зарплату, то сознательные граждане р-р-рыссияне, понимаш, просто обязаны разрешать эту проблему, сказал пассажир, замечательно имитируя говор президента Ельцина, добавив в конце:
А всем питерцам низкий поклон и хорошего Нового Года, надеюсь и в новом веке к вам приехать ещё раз.
Приезжайте, пожалуйста, с удовольствием пожал крепкую руку пассажира Денисов и, не удержавшись, спросил:
Питер мы любим. А что Москва?
«Москва златоглавая, звон колоколов, Царь пушка державная, аромат пирогов», пропел хрипловато пассажир и на мгновенье задумался перед ответом.
Ну, этого в Москве давно нет, пирогами давно не пахнет, на «Макдональдсы» с гамбургерами переходит первопрестольная. Торгует Москва. Вся торгашня там, пыжится столица, чванится, Парижем стать хочет. После Питера я всегда в Москву заезжаю на пару дней и по-свежим впечатлениям сравниваю две столицы. Лица разные у них что-то азиатское в Москве. А мы кто? Мы азиаты и есть. А Москва сейчас как бы это сказать она вроде и столица, но столица сама по себе. Нет, не так: она столица самой себя. Запутался. Столица тех, кто там дела ворочает, короче. А москвичей тех, что мне любы были, куда-то подвинули. Она будто оккупирована какими-то другими людьми, их и москвичами-то трудно назвать. Да и город успели испоганить избушками на курьих ножках и рекламой беспонтовой. Ну, так мне в прошлом году показалось. Да это ладно, всякое с Москвой случалось, горела сколько раз, прорвётся и в этот раз. Слушай, друг, что-то мне с тобой расставаться не хочется. У меня до поезда часа два ещё. Давай, поставим твою кобылу в стойло, посидим в кабаке, поговорим за жизнь. Давай, а?