Неужели эти люди завоевали весь мир и вознесли себя на его вершину?
И если да, то что они сделали с остальным миром? Например, с Америкой немецкой колонией, как отметил Швинцог Побежденная, порабощенная
Затем Мэннинг вспомнил, что своими глазами видел свидетельства того, что Америка все-таки не полностью побеждена, даже спустя сто лет; что кто-то, каким-то образом, все еще продолжает бороться. Сердце его радостно забилось.
Он впервые обратился к одному из охранников:
Куда мы направляемся?
Нойберсдорф, отрывисто ответил тот. Он взглянул на часы и, не дожидаясь дальнейших объяснений, наклонился вперед и покрутил ручку под иллюминатором рядом с ними; отраженная в нем картина сместилась и повернулась прямо вперед, и они увидели береговую линию, которая появилась на западе и стремительно приближалась. Там был большой остров и залив, а в самой узкой точке последнего концентрировалась дымка города, почти такого же огромного, как Гамбург этого времени, но темного и сумбурного под полуденным солнцем, лишенного упорядоченной просторности немецкого морского порта.
Эй! воскликнул Дуган. Это же Нью-Йорк!
Гестаповец посмотрел на него с молчаливым презрением.
Так и есть или было, горестно добавил Мэннинг.
Когда ракета приблизилась, они увидели, что большая часть города лежит в руинах. В частности, в центре города виднелась неутешительная панорама разрушений, пустые окна в стенах, стоящих или упавших, и целые поля разбитых блоков и обломков, свидетельствующие о колоссальном разрушении и еще большем запустении. Что-то опрокинуло стоявшие здесь башни, и никто не пришел убрать их обломки.
Мэннинг отвернулся от иллюминатора. Позже ему наверняка будет интересно узнать больше о том, что означало для Америки немецкое владычество, а пока что болезненное чувство в желудке подсказывало ему, что он увидел достаточно.
Однако на Лонг-Айленде, где причалил корабль, не было видно запустения Нью-Йорка; на месте Бруклина находилось немецкое поселение, и там стояли добротные дома, широкие зеленые лужайки и деревья, гладко вымощенные улицы, по которым с шепотом электромоторов двигался сверкающий транспорт.
Этот последний форпост расы господ они осмотрели лишь мельком, пока их везли в машине с шофером, встретившей ракету; их путь лежал через реку, где выветрившиеся отвалы карикатурно изображали линию горизонта Манхэттена. Охранники с пулеметами пропустили их на узкий пролет, заменивший исчезнувший мост Трайборо, и через пять минут машина остановилась на американском берегу. Она стояла с работающим мотором, и один из гестаповцев приказал:
Выходите.
Мэннинг и Дуган вышли, чувствуя оцепенение в душе и теле, и посмотрели на набережную. С воздуха не было видно ничего, кроме колоссальных руин некогда величайшего города мира; но вблизи можно было разглядеть то, что было гораздо хуже, жилища его нынешних обитателей, пробивавшиеся среди обломков, как трава сквозь трещины в тротуарах. Дома были меньше, чем крестьянские хижины, построенные из камня, бетонных обломков и гниющих пиломатериалов, иногда прислоненные к уцелевшей стене разрушенного здания.
На некотором расстоянии от них собралась небольшая толпа и стояла, безучастно наблюдая за суетой вокруг сверкающего автомобиля, проехавшего по охраняемому мосту. Другие выглядывали из дверей ближайших хижин. Все они были оборванными и грязными, а на их лицах читалась тупая покорность от сознания собственной неполноценности.
Это были американские уроженцы Нойберсдорфа, который раньше был Нью-Йорком, Соединенные Штаты Америки magni nominis umbra15 Мэннинг с приливом ужаса и жалости задался вопросом, что заставляет их копошиться здесь и строить свои норы на окраине опустевшего города, откуда они могли смотреть за воду и лицезреть обители немецкой гордости, власти и роскоши просто ли зависть или необходимость питать неизбывную ненависть? Пустые лица зрителей не давали ответа.
Хлопнула дверца машины. Машина развернулась и с урчанием понеслась по мостовой.
Дуган посмотрел ей вслед и негромко сказал:
Какого черта!
И поскольку Мэннинг не ответил, добавил:
Ну, Рэй, и что теперь?
Тот провел рукой по лбу.
Не знаю. Но, наверное, нам лучше начать искать людей-невидимок.
Отлично, сказал Дуган. Когда увижу, крикну.
Мэннинг посмотрел на оборванную толпу, наблюдавшую за их прибытием; она уже начала потихоньку расходиться, теряя интерес. Большая часть одежды двух солдат была им возвращена, но без таких предметов, как гамаши и стальные шлемы, их военная одежда 1945 года выглядела совсем не по-военному и непримечательно.
Нет смысла торчать здесь, сказал Мэннинг.
Они двинулись в путь, свернув на узкую улочку, петлявшую среди развалин. Затем Мэннинг заговорил негромким голосом.
Если я не ошибаюсь, за нами следят и наблюдают. Очевидно, немцы приняли нас за кого-то другого, и переправили они нас не по доброте душевной, как своих послов. Они думают, что мы принадлежим к американскому подполью, и то, что мы сейчас будем делать, по их мнению, приведет их к нему. Не удивлюсь, если
Он вытащил из кармана своей полевой куртки руку с небольшой пачкой бумажных денег. Она была маркирована печатью Ausland16.
Они даже подкинули нам долю, чтобы мы без проблем добрались до штаб-квартиры подполья с отрядом головорезов по пятам.
Ну, по крайней мере, мы наконец-то сможем поесть. И, наверное, мы получим возможность бродить по округе с таким же невежественным видом, как и у других, и устраивать им "гусиную охоту". Похоже, это будет адская жизнь, хмуро добавил Дуган к своему описанию.
И у тебя, и у меня. Рано или поздно нам придется связаться с теми, кто до сих пор продолжает участвовать в борьбе. Потому что война все еще продолжается, несмотря на все это.
Он не сделал ни единого жеста, и Дуган понял, что он имел в виду нечто большее, чем разрушенные здания вокруг них сломленный взгляд, который они оба видели в глазах людей.
Конечно, мы должны это сделать, яростно сказал Дуган. Но как?
Мэннинг пожал плечами. Их шаги отдавались эхом, затихали и снова отдавались на пустынной улице, которая здесь, в самом центре разрушений, представляла собой не более чем туннель между покосившимися стенами, где тонны каменной кладки все еще висели в перекошенных стальных каркасах. Сзади до них донеслось гулкое эхо, и они услышали звук других шагов. За ними следили, это точно.
Если бы гестапо только знало об этом, пробормотал Дуган, они бы приблизились к тому, что ищут, кабы этот парень вел нас.
Мэннинг мрачно кивнул; затем резко вдохнул и посмотрел на своего спутника горящими глазами.
Может быть, это и есть ответ на нашу проблему, Эдди.
Какой ответ?
Это просто мысль возможно, в ней нет ничего особенного. Но если я прав, мы встретимся с подпольщиками и очень скоро!
Хорошо бы, сказал Дуган. Все, что скажешь. Но что нам делать?
Думаю, мы можем сосредоточиться на том, чтобы раздобыть что-нибудь поесть, рассудительно сказал Мэннинг. Солнце еще не поднялось, а с момента обеда прошло уже часов восемь.
Наконец, уставшие и голодные, они вышли из лабиринта полного разрушения в более густонаселенный район убогую деревню, возникшую среди руин Нью-Йорка. По краям пыльной главной улицы, где в сгущающихся сумерках не горел ни один фонарь, стояли или сидели на корточках люди, негромко переговариваясь или просто разглядывая прохожих. Перед одной из больших групп Мэннинг остановился.
Внизу по улице есть заведение с надписью "Еда", подтолкнул его Дуган.
Подожди.
Мэннинг повернулся лицом к группе бездельников и повысил голос.