Хотя о ранних семейных обстоятельствах Колумба известно немногое, очевидно, что он стыдился их. Он уклончиво рассказывал о своем происхождении. В одной из первых биографий, приписываемой его младшему сыну, высказано предположение, что всему виной скромность Колумба. Как утверждает его биограф, он предпочитал возвышаться благодаря заслугам, а не знаменитому происхождению, дабы утвердить свое место в мире[24]. Аргумент, типичный для философии нравственности в эпоху Возрождения: благородство заключается не в древнем происхождении, а в личной добродетели. Однако эту концепцию, как и многие другие концепции века, Колумб разделял далеко не полностью. Он был бы не прочь похвастаться древним происхождением, если бы имел таковое. Мечта о прославленных предках прослеживается в его туманных намеках, что он «не первый адмирал в роду». Но он был более откровенен, когда признался, что его покровители подняли его из ничтожества[25].
Говоря о предке-адмирале, он одновременно скрывал любые упоминания о своем отце-ткаче. Такое же молчание окружало его мать Сусанну, дочь ткача, а также его сестру Бьянкинетту, вышедшую замуж за сыровара. Однако к братьям, дожившим до зрелого возраста, Бартоломео и Джакомо, известным в соответствии с испанской орфографией как Бартоломе и Диего, Колумб проявлял должные семейные чувства: «узы крови и великой любви», как он говорил[26]. Бартоломе был его спутником и доверенным лицом в течение долгих лет, проведенных в попытках обрести покровительство при западных дворах латинского христианского мира, и правой рукой в его стараниях основать колонию в Новом Свете. Диего сопровождал Колумба во втором путешествии через Атлантику и всегда пользовался его любовью и покровительством. «У меня никогда не было лучших друзей, вспоминал Колумб в конце своей жизни, и в плохую, и в хорошую погоду, чем мои братья». И это, пожалуй, не выглядит преувеличением в устах человека, которого в ненастье бросили многие друзья, приобретенные в хорошую погоду. Взаимная преданность Колумба и его братьев во время пребывания на испанской службе давала ему ощущение надежности и семейной солидарности на чужбине и во враждебном окружении, но вызывала негодование со стороны отстраненных подчиненных во время путешествий и управления колониями. Двоюродные братья Джованни Антонио и Андреа были с Колумбом во время третьего и четвертого путешествий соответственно и тоже вызывали у многих такие же неприязненные чувства, которые некоторые последователи Колумба испытывали ко всему семейству[27].
Доменико Коломбо был, возможно, не тем отцом, которым можно было гордиться. По-видимому, его вполне можно отождествить с тем ткачом, который, судя по документам, одновременно был хозяином таверны в Савоне и стремился улучшить свое положение, но в 1473 году серьезно нуждался в деньгах, ликвидировал движимое имущество, а десять лет спустя кредиторы вынудили его продать свой дом. Менее определенно его можно отождествить с Доменико Коломбо, стражем городских ворот в 1447 и 1450 годах. Даже эта скромная и неприбыльная должность не могла быть получена без покровительства одной из фракций, активно участвовавших в бурной генуэзской политической деятельности, но данное направление расследования, хотя и интригующее, сталкивается со множеством неясностей и вряд ли приведет к успеху[28]. «Нищий Колумб» (как назвал его один из ранних комментаторов[29]) не стал бы скрывать упоминание о таких ничем не примечательных родителях из соображений скромности. Его скрытность скорее объясняется неясностью происхождения. Да Колумб и не был человеком, совершающим что-либо из соображений скромности. Та скромность, которую он демонстрировал в дальнейшей жизни, когда ходил в грубой одежде[30], была откровенной работой на публику. Он утверждал, что вдохновлен Богом, что, как известно, иногда является формой уничижения паче гордости. Роль великого дворянина и великого капитана-завоевателя, которую он придумал для себя в последние годы своей жизни, была для необразованного человека отлично прописана и не менее отлично выучена[31].
Можно сказать, что единственной последовательно осуществляемой целью, которой была посвящена его жизнь, являлось желание стать родоначальником благородной фамилии. А заявленные им самим первоочередные задачи служение Богу и монархам Испании, развитие науки кажутся по сравнению с ними второстепенными или вспомогательными: это всего лишь вышивка на мантии самовозвеличивания, скроенной бывшим ткачом по своему вкусу. Его спутники во время первого путешествия через Атлантику не ошибались, когда ворчали, что всё, чего он хочет, это «стать большим сеньором», ради чего готов рисковать своей и чужой жизнью[32]. В своем последнем плавании он отрицал любое стремление к «статусу и богатству», признавая косвенно, что до тех пор именно таковое служило ему целью[33].
Церковь и война были основными «социальными лифтами» во времена Колумба. Его младший брат Диего, возможно, решил, в какой-то момент до 1498 года, продолжить карьеру священника[34], но что касается Колумба, то, хотя в конце жизни он и стал в высшей степени религиозным, неизвестно, были ли у него подобные устремления в молодости. В последнее десятилетие своей жизни он стал представлять себя почти священнослужителем, облаченным во францисканское одеяние и несущим свет Евангелия язычникам. И при этом примерно в то же время у него появилось какое-то солдатское самоощущение «капитана, посланного из Испании покорить многочисленный и воинственный народ»[35]. Однако обе эти претенциозные позы стали поздними дополнениями к его самоощущению. Религиозность, как мы увидим, использовалась как убежище от невзгод, а роль воина-служаки, как говорили в период опалы Колумба в 1500 году, просто маскировала его недостатки администратора. В письме, написанном в 1495 году, он намекал, почти наверняка с целью ввести в заблуждение, что в юности участвовал в качестве независимого капитана корабля в войнах между Анжуйской и Арагонской династиями за контроль над Неаполитанским королевством[36]. За этим исключением, нет даже намеков на то, что у Колумба когда-либо был шанс построить военную карьеру.
Но XV век также предлагал амбициозным людям «морской» путь наверх, причем вехами на таком пути обычно бывали острова. Одной из самых популярных книг в эпоху правления Фердинанда и Изабеллы в Испании был «Тирант Белый»[37] Жуанота Мартуреля (упомянутый в «Дон Кихоте» как лучший в мире рыцарский роман), в котором один из персонажей, «король Канарских островов», вторгается в Европу, что автор описывает с определенной долей иронии. Создание островного королевства обычная развязка в произведениях этого жанра: в «Дон Кихоте» традиция поддержана стремлением Санчо Пансы править островом. Когда Фердинанд и Изабелла добавили «король и королева Канарских островов» к перечню титулов на своих письмах, они превратили художественный вымысел, романтику в реальность, а Колумб воспользовался той же традицией, когда обратился к ним как к «королю и королеве островов Океана».
Подобная алхимия в начале века превращала выскочек из низов в знатных людей и губернаторов. Один из головорезов шайки «рыцарей и оруженосцев» Генриха Мореплавателя стал «Тристрамом с острова» благодаря службе на Мадейре. Нормандский авантюрист Жан де Бетанкур провозгласил себя в Севилье королем Канарских островов. Одним из тех, кто поднялся наверх благодаря островным приключениям в Океане-море (как тогда называлась Атлантика), был Бартоломео Перестрелло, посланный из окружения Генриха Мореплавателя обосноваться на острове Порто-Санто и управлять им. Женитьба на его дочери где-то между 1477 и 1480 годами (точная дата неизвестна) должна была стать первым большим шагом Колумба к повышению социального статуса[38].