Сашинька, ну что же нам делать?! вопрошала в отчаянии младшая сестра.
Девочки сидели на сундуке в передней, спрятавшись за шубами от посторонних глаз.
А что мы можем, Таша? Если бы тётушка Екатерина Ивановна была в Петербурге, она бы похлопотала. А так нам остаётся только ждать, Саша, как всегда, рассуждала разумно, но Натали не устраивало такое решение. Она даже ногой в сердцах топнула.
А вдруг Мите нужна наша помощь? Давай сбежим в Петербург, а? Проберёмся в крепость Или нет, лучше сразу к государю, упросим его за Митиньку не хуже Екатерины Ивановны!
Боже мой, Таша, какой ты ещё ребёнок! возмутилась сестра. Не вздумай даже! А не то я маминьке пожалуюсь!
Нет, нет, что ты, я так сказала, но надо же что-то делать!
Александрина с подозрением посмотрела на Ташу:
Я считала тебя рассудительной и спокойной. А теперь боюсь, как бы ты не наделала глупостей.
Не бойся! Таша примирительно обняла старшую сестру. Я, пожалуй, попробую подступиться к маминьке. Вдруг она уже знает, что делать, только нам не говорит.
Нет, об этом не может быть и речи, Наталья Ивановна была возмущена, но старалась не подавать виду, глядя на слёзы, застывшие в глазах младшей дочери. Это не детские забавы, да и денег у нас нет лишних в столицу кататься просто так! Вот вернётся Екатерина Ивановна, всё уладит.
Да когда она вернётся безнадёжно всхлипнула девочка.
Обещала весной, твёрдо ответила мать, всем своим видом отметая возможные возражения.
Всю весну Таша места себе не находила, но к матери с расспросами лезть боялась и так по её усталому раздражённому виду было ясно, что новостей, во всяком случае хороших, нет. Вот уже и май наступил, зазеленели листья на деревьях, на дворе из-под забора полезли одуванчики, когда пришла весть из Петербурга, но не о Мите: умерла вдовая императрица Елизавета Алексеевна. Новость сама по себе печальная, императрица была ещё довольно молода, но это значило, что весь её двор с фрейлинами, в числе которых и тётушка Екатерина Ивановна, вскоре вернётся в столицу.
Тётка прислала матери длинное письмо, в котором утешала и обнадёживала сестру, обещая похлопотать за племянника, а так же звала саму Наталью Ивановну приехать проститься с императрицей, а заодно «уладить дела лично».
Мать застала Ташу в гостиной за чтением «Северной пчелы».
Доброе утро, maman! девочка поднялась с кресла для приветствия, зажимая пальцем в газете заинтересовавшее её место.
Bonjour, ma chérie! впервые за долгое время улыбнулась Наталья Ивановна. Что ты читаешь?
Таша повернула газету заголовком вверх, чтоб матери было видно, и, волнуясь, спросила:
Я здесь прочла, что тело императрицы Елизаветы Алексеевны будет выставлено для прощания в Петропавловском Соборе Я не так хорошо знаю Петербург, как вы, маминька Но ведь Петропавловский Собор находится в Петропавловской крепости, верно?
Да, разумеется, на Заячьем острове, рассеянно ответила мать, обмахиваясь письмом.
Но Но ведь там Митя! Таша уронила газету на пол, всплеснула руками и присела, собирая рассыпавшиеся листы.
Действительно, хоть к заключённым и не пускали праздных посетителей, через знакомых просачивались слухи, что можно проникнуть в крепость если получить высочайшее позволение. Тем более, что до двадцать второго июня вход в Петропавловский Собор был свободным для прощания с её императорским величеством, может, конечно, и не для всех, но уж бывшую фрейлину не посмеют не пропустить, как заявила мать, вдруг обретшая вновь благородную осанку и твёрдый взгляд. В одиночку ехать не подобало, поэтому Наталья Ивановна решила взять с собой одну из дочерей. Девочки Гончаровы всегда жили дружно, почти не ссорились, как обычно бывает в больших семьях, но теперь они стали серьёзными соперницами. Каждая стремилась доказать матери, что именно она достойна ехать в Петербург. И каждая пользовалась для этого своими средствами. Екатерина и так была послушной дочерью, а сейчас из кожи вон лезла так старалась угодить. Александрина уговаривала мать и всех окружающих, что она одна сможет выдержать поездку и в Собор, и в крепость, а ещё договорится со стражниками, чтобы их пропустили, а ещё Наталья Ивановна ужаснулась и сняла Сашину кандидатуру с рассмотрения. Натали же просто перестала есть. Она грустно смотрела на мать своими зеленоватыми глазами и только вздыхала безнадёжно. Её и так тонкие черты заострились, детские щёчки пропали. Даже суровое сердце Натальи Ивановны дрогнуло. Ворча: «Без меня угробите тут ребёнка», мать приказала укладывать Ташины вещи вместе со своими. В этот вечер Натали поужинала с аппетитом. В её глазах радостно плясали чёртики.
Петербург встретил путешественниц ветром и сыростью. Одетая по московской жаре Наташа быстро озябла. Экипаж продувало всё больше по мере приближения к заливу. Таша старалась отвлечься, разглядывая причудливо украшенные дома и мосты. Девочке нравилось бывать в новых местах, а Гончаровы так мало ездили! Но сейчас у неё в голове билась другая мысль о брате. Удастся ли свидеться? Терзать вопросами мать она не решалась Наталья Ивановна сидела отрешённо, погрузившись в себя, лишь сказала при въезде в город, что они не поедут сразу к тётушке, а поищут её сперва в Петропавловском Соборе.
На Заячий остров вел широкий мост, упирающийся в каменные ворота. Едва проехав через них, Натали увидела золотой шпиль Собора, взрезавший нагрубевшие дождём тучи. Шпиль был даже выше деревьев в Полотняном Заводе, ничего подобного раньше она не встречала. Мать начала молиться тихим шёпотом. Её лицо, и так бледное, казалось ещё белее на фоне траурного капота. Коляска подъехала к портику с колоннами и остановилась. Таша помогла матери спуститься. Вокруг толпились люди, но царила печальная тишина, нарушаемая только цокотом копыт да стуком колёс отъезжающих экипажей. Соборная площадь была окружена приземистыми, по сравнению с устремившимся в небо храмом, двух и трёхэтажными каменными зданиями. «Где-то здесь Митя тоскливо подумала Таша. Пока не свижусь никуда отсюда не уеду! Господи милостивый, помоги!» И они вошли в Петропавловский Собор.
Внутри прямо у входа на них налетела тётушка. Тщательно уложенные букли выглядывали из-под чёрного шёлкового чепца, пышное роскошное платье было также траурным, но румяные щёки и здоровая полнота делали её будто бы моложе и счастливее матери.
Боже мой, Наталья, ну наконец-то! воскликнула она приглушённым голосом, обняв свою младшую сестру. Есть для тебя новости, да какие! Еле дождалась вас, но вы прям как знали, в аккурат вовремя приехали. Ташенька, повернулась Екатерина Ивановна к племяннице и расцеловала её в обе щеки, здравствуй! Как выросла! Не ожидала тебя увидеть сегодня, ну да, Бог даст, всё получится. Пойдёмте сперва, попрощаетесь с ней, а позже всё расскажу.
Изнутри собор показался Таше большой бальной залой: такие же колонны, огромные высокие окна, всюду мрамор. В глубине залы поражал воображение распростёршийся аркой позолоченный резной иконостас. Занятая разглядыванием убранства, Натали не сразу заметила закрытый белый гроб перед алтарём. К гробу по одному и небольшими группками подходили люди. Кто-то, немного постояв молча, сразу отходил. Кто-то опускался на колени и молился.
С Натальей Ивановной творилось что-то странное. Она то краснела, то бледнела, а потом вдруг вырвала свою руку из Ташиной, порывисто подошла к гробу, упала на пол и зарыдала. Таша засеменила следом и аккуратно опустилась на колени рядом с матерью.
Императрица Елизавета Алексеевна занимала отдельное место в истории семьи Гончаровых. Её любили и ненавидели: немудрено, ведь именно она разжаловала Наталью Ивановну из фрейлин, именно она выдала её замуж за папеньку, но благодаря ей и стараниями тётушки Екатерины Ивановны некоторые дела в семье Гончаровых улаживались сами собой. С надеждой на новое чудо Таша и помолилась за душу усопшей императрицы.