Подумал и добавил печально:
А нас, наверно, повесят.
Малолеток не вешают. Пороть будут до посинения.
Ерунда, возразили ему, ничего нам не будет. Если бы на кармане взяли или со сламом в руках тогда да. Но мы же пустые все. Воскресенье же.
Даже если опознает кто отпирайся, Решка, до последнего. Не пойман не вор.
Может, Король чё-нить придумает, предположил кто-то.
Понятно, сказала Арлетта. Значит, охотились за шайкой Короля. А она просто так угодила, под горячую руку. Ничего Король, конечно, не придумает. Так далеко его власть не простирается.
Куда нас везут?
В Кумпол, ясное дело.
Куда-куда?
В тюрьму, растолковали опытные пацаны.
Телегу тряхнуло. Она вздрогнула, дёрнулась ещё раз и замерла.
Выбраться Арлетте помог Решка. Она так и пошла дальше, незаметно опираясь на его плечо. Стражники теснили их куда-то, без злобы, равнодушно, как стадо овец. Пришлось одолеть пять широких ступеней. На первой Арлетта споткнулась, потом приладилась. Иногда выгодно, если люди знают, что ты слепая. Иногда, напротив, опасно. А что сейчас? Пока непонятно.
Во, привезли! Куды их? весело гаркнул кто-то.
Да кто ж его знает? отозвался унылый голос. Такие голоса почему-то бывают у всех караульных в остроге или тюремщиков. Скучно им. Служба такая, скучная.
Погодите, вдруг оживился караульный, избавленный от непосильного бремени принимать решение, вовремя вы. Щас всё узнаем.
Зашлёпали тяжёлые шаги, гулко отдаваясь в каком-то большом пространстве, должно быть, тюремном дворе. Загомонили отдалённые голоса, некоторые из них почему-то тонкие, женские.
Решка, шепнула Арлетта, может, сбежим? Ты только скажи, где стражники стоят.
Не, буркнул расстроенный Решка, всё равно поймают. Солдат много. Тут не только стража. Полный двор королевских гвардейцев.
Голоса приближались. К грохоту сапог добавился стук каблучков, шелест множества юбок. Донёсся запах тонких, приятных духов.
Знатные дамы. Не одна, а несколько. Только сумасшедшая будет душиться разом и фиалкой, и розмарином, и ландышем.
Вот эти дети, ваше высочество.
Высочество? То есть настоящее высочество? То есть принцесса?!
О Какая грязь! фиалками повеяло сильнее, будто кто-то развернул носовой платок. Они, наверное, все больны.
Чесотка не болезнь, пискнул наглый Решка. К счастью, его не услышали.
Передайте их брату Альберту. Надеюсь, там уже всё приготовлено.
Разумеется, ваше высочество.
Идёмте, ваше высочество. Здесь дурно пахнет.
«Сейчас уйдёт», испугалась Арлетта. Король тут не поможет, Бенедикта нет, надо спасаться самой.
Отпустив Решку и ловко выскользнув из общей толпы, она повернулась туда, откуда всего сильнее несло фиалками, и изобразила глубокий реверанс по всем правилам искусства.
Ваше высочество, умоляю вас, выслушайте меня. Я здесь случайно. Я не сделала ничего дурного.
Правда, выкрикнул сзади верный Решка, она не наша.
Она ни при чём, подтвердили и другие, проявляя немыслимое благородство.
Это ж Арлетта-Бабочка.
Я ни в чём не виновата, ваше высочество, со слезой в голосе пролепетала Арлетта и присела ещё ниже.
Никто тебя ни в чём не обвиняет, милочка, прозвенело над склонённой Арлеттиной головой серебряным колокольчиком, не пугайся, это вовсе не тюрьма.
Это приют для бедных сирот, открытый сегодня попечением её высочества, добавил другой, сдобный до приторности женский голос. Королевские подданные замерли в полном недоумении.
Точно пороть будут, печально протянул кто-то.
Арлетта же обрадовалась.
Ваше высочество, вы добры, как ангел, произнесла она так сладко и задушевно, что самой сделалось тошно, но я не сирота и давно уже не ребёнок. Мне, ваше высочество, восемнадцать, и я сама зарабатываю себе на хлеб.
Лихо соврала. Но платье у неё дамское. На фигуре болтается так, что саму фигуру не видно. Авось поверят.
Чем зарабатываешь, милочка? весьма ядовито осведомилась ещё одна дама.
Зашуршало, зашушукалось. Накрыло новой волной приторных запахов.
Арлетта растерялась. Сказать: «Я шпильман» или снова соврать что-нибудь?
Стукнуло, грохнуло, в прохладный затенённый двор ворвался горячий воздух с улицы и вопль: «Молю, пустите О, майн доттер! Мы честный граждан! Мы ничего не делать».
Бенедикт! Ну, наконец-то!
Простите, ваше высочество, дрожащим голосом, старательно изображая крайний испуг, пролепетала Арлетта, это мой отец. Он очень привязан ко мне и забыл о правилах приличия.
Пропустите его, милостиво произнесла принцесса.
Допущенный к высоким особам Бенедикт тут же бухнулся на колени. Видал он этих высоких особ во всех видах, и вблизи, и издали. В глубине души полагал, что лучше всего они смотрятся в фамильном склепе в дубовом гробу. Но разговаривать с ними умел. Арлетта совсем успокоилась. Воскресный день, конечно, испорчен, но, может, хоть вечер удастся провести с пользой и удовольствием.
Мой доттер честный девушек. Она не сделать дурного.
Её застали на Соломенной площади в компании известного вора, подобострастно, но хмуро доложил старший из стражников, почуявший неприятности.
Мы живьём на Соломьена-плац, на торг, залебезил Бенедикт, где работать, там и живьём. Мало ли кто там ходит туда-сюда. Мы честный шпильман.
Шпильман? переспросила принцесса.
Фигляры, ваше высочество, пояснил кто-то из сопровождающих дам, с трудом выговаривая полуприличное слово.
Другие зашептали: «Какой позор! Стыд! Скандал! Гоните их прочь. Ваше высочество, вам лучше уйти».
«Вот и славно, подумала Арлетта, её высочество в одну сторону, я в другую».
И ты позволяешь дочери заниматься этим ремеслом? проворковала принцесса.
Мы бедный артист, униженно пробормотал Бенедикт, война, разорьение, жена моя помьерла Находить свой хлепп, где можьем.
Сколько лет твоей дочери?
Арлетта не растерялась, быстро сжала, разжала за спиной пальцы обеих рук. Но Бенедикт не понял или вовсе туда не смотрел.
Двенадцать, ваше высочество, только двенадцать. Пьять лет уже без муттер.
Вообще-то он был прав. С малолетнего спросу меньше. Но не теперь, ох, не теперь.
Свои годы Арлетта никогда не могла сосчитать точно. Бенедикт долго выдавал её за семилетнего чудо-ребёнка, мальчика или девочку, смотря по обстоятельствам. И лет ей обычно было ровно столько, сколько сейчас требовалось. Рост у неё был высокий, а фигура ещё детская.
Двенадцать, до мурашек ласковым голосом повторила принцесса, я вижу, лгать она обучена просто прекрасно. Думаю, ей будет лучше у нас.
О да, льстиво вставила какая-то дама, пока дитя не научилось чему-то похуже. Приют, созданный попечением вашего высочества, станет просто спасением для бедной крошки.
Что? ахнул Бенедикт, никак не ожидавший такого афронта, а, наоборот, рассчитывавший выпросить у сердобольных дамочек какую-никакую подачку.
Ты должен быть благодарен, надменно заметила принцесса.
Бенедикт явно никакой благодарности не испытывал.
Ваше высочество, воззвал он в отчаянии, мон инфант! Единственный дочь!
Твою дочь будут кормить и одевать, научат пристойному ремеслу. Она станет первой в моём приюте для девочек. Господину Ивару это понравится.
Господину Ивару? робко переспросили сзади.
О да, мечтательно сказала принцесса, он подал мне эту мысль.
Но, ваше высочество
Мы даже не станем требовать с тебя денег за содержание, милостиво проговорила принцесса. Забрать дитя с улицы наш долг. Уведите её.
Арлетту снова крепко ухватили за локоть.
Бенедикт! вскрикнула она, но никто не отозвался. Её быстро тащили куда-то. Ноги запнулись о выбоину в полу, потом споткнулись о порожек.
Ну-ну, не упирайся, пробасили над ухом, обдав Арлетту чесночно-редечным духом такой силы, что она едва не сомлела.
Бенедикт!
У меня не поупирается, рявкнул другой голос, похоже женский. Лапу в солдатской перчатке сменили крепкие толстые пальцы. Чавкнула, закрываясь, дверь. Пахнуло застоявшимся холодом и давно не чищенным отхожим местом.