Вот ваш Евгений Евгеньевич. Не обижайте его, он и так много повидал из того, что детям видеть не положено. А мы вас будем навещать.
Навещайте, чаво уж, согласилась бабушка, а тётенька, уже переступая порог, словно торопясь избавиться от чужого мальчика, строго отрезала:
С проверками.
И потекли похожие друг на друга дни, которые отличались, разве что, из-за сменяющих друг друга сезонов. Неизменным было одно: и зимой, и летом баба Клава каждый вечер зажигала в уголке перед какими-то картинками (потом Женька узнал, что они называются «иконы») свечку и, глядя на изображённые на них диковинные отрешённые лица, что-то тихонько шептала, легонько касаясь пальцами лба, фартука прямо посередине живота и поочерёдно плечей.
Что ты делаешь, ба? спрашивал тогда Женя, и та отвечала:
Молюсь, чтобы тебя твой ангел-хранитель не забывал. Он у тебя сильный, однажды крыльями тебя от страшной беды укрыл.
Эта бабушкина фраза об ангеле-хранителе накрепко засела в Женькиной вихрастой голове. Что за беда случилась в его крохотной шестилетней жизни, он не помнил. Милосердная память похоронила где-то в глубинах сознания картину смерти его матери от рук озверевшего от пьянки отчима. Изверг тогда просто не заметил скорчившегося в уголке у раскладушки трёхлетнего пасынка, а то и его бы постигла участь несчастной женщины
Потом мальчика привезла в деревню к бабушке представитель отдела опеки: та самая тётенька со строгим лицом. И стала баба Клава для Женьки Шнуркова и мамой, и папой, и воспитателем в одном-единственном лице.
Глядя долгими зимними вечерами в тёмное окно, за которым расстилалась гладь покрытого толстым слоем льда спящего озера, мальчик мечтал об одном: хотя бы раз наяву увидеть настоящего ангела-хранителя
Однажды Женька проговорился об этом своём желании бабушке. Она странно посмотрела на него, вздохнула, потрепала по светлым непослушным волосам и тихо сказала, прижав к своему тёплому, мягкому боку, пахнущему хлебом: «Увидишь, милок. Обязательно увидишь»
Ближе к весне, полноводной и яркой, Женька начал подолгу гулять на поляне у озера, у самого края деревни, где частенько собирались ребята постарше. Он потихоньку наблюдал за их шумными забавами, думая о том, как здорово было бы, если бы мальчишки приняли его в свою компанию.
Но, увы, деревенские прогоняли Шнуркова. Правда, беззлобно, но всё равно Женьке было обидно, и он даже плакал иногда, прячась в тёмной комнате от бабы Клавы. А вдруг рёвой-коровой обзовёт? Мальчишки ведь не плачут! Откуда-то Женя это знал точно.
Как-то раз в конце марта парнишка увидел, что старшие гоняют по берегу озера крошечного щенка. Тот едва стоял на разъезжающихся лапах, смешно повизгивал и пытался спрятаться от мучителей. Но они неизменно догоняли его и бросали всё дальше от кромки берега на ноздреватый весенний озёрный лёд.
Отпустите его! Зачем вы так? попытался Женька вступиться за щенка, но самый взрослый из ребят, жёстко оглядев мальца, бросил сквозь зубы:
Отвали, а то следом за псиной отправишься!
И Женя «отвалил», чувствуя приближение предательских слёз Ему больше не хотелось, чтобы ребята приняли его в свой круг.
Ближе к вечеру жестокая игра надоела пацанам, и они разошлись по домам. Только щенок остался где-то у озера: Женька услышал его внезапно усилившийся жалобный тоненький визг и кинулся на улицу в чём был, даже не накинув курточку.
Вечерний мартовский воздух обжёг холодом. Но ещё сильнее обжёг душу мальчишки крик маленького пёсика, барахтавшегося вдали от кромки берега в тёмной полынье подтаявшего весеннего льда. Женька увидел это и понял, что взрослые ребята оставили щенка умирать
Шнурков заметался вдоль берега, сердце его бешено колотилось, а в голове билась единственная мысль: «Ну, где же ты, ангел-хранитель? Вот же подходящее дело для тебя: щенка спасать! Утонет ведь!»
И вдруг Женька замер, осознавая, что он здесь один, и на помощь никто не придёт. Тогда он решительно крикнул: «Врёшь! Не утонет!» и двинулся вглубь озера по тёмному льду навстречу скулящему из последних сил собачьему малышу
Лёд издавал угрожающий треск и подавался под шагами мальчишки. Когда щенок замолчал и только едва царапал коготками передних лап по крошащейся ледяной кромке, не в силах больше держать продрогшее тельце на поверхности воды, Женька лёг и пополз, почти не чувствуя холода и повторяя, как заклинание: «Не утонет!»
И вот уже озябшие руки тянут из тёмной пропасти кажущегося отчего-то невероятно тяжёлым щенка, автоматически прижимают к груди, и тёплый собачий язык облизывает Женькино лицо и всё-таки хлынувшие из глаз слёзы
В последний момент Женька ловит чей-то взгляд прямо из озёрной глубины. Взгляд решительный и немного испуганный, глаза синие, лицо бледное в ореоле светлых встрёпанных волос.
«Так вот ты какой, мой ангел-хранитель!» думает Женька, не узнавая себя в отражении, и теряет сознание, но перед этим крепко-накрепко прижимает к груди вытащенного из ледяного плена щенка
В этот вечер баба Клава дольше обычного стояла в углу перед иконами. Врач сказал, что всё вроде бы обошлось. Только бы Женька не простудился: завтра проверка из опеки нагрянет. Та самая тётенька с неулыбчивым лицом
А сам щенок, получивший незамысловатое имя Шнурок, спал, обогретый и накормленный, в корзинке от бабушкиного вязания возле кровати юного хозяина. Во сне у собачьего малыша чуть подрагивали лапки: ему снилось, что он радостно бежит по зелёному лугу следом за своим личным ангелом-хранителем: встрёпанным белокурым мальчишкой с ясными, как весеннее небо, голубыми глазами
Свеча
Не гаси свечу пускай догорает,Истекая воском, словно слезами.Мы не выдержали главный экзамен,Оттого теперь любовь умирает.Умирает, не успев оперитьсяА гнездо уже смотри! опустело,И кричат теперь над ним оголтелоЕй чужие, чернокрылые птицы.Жаль, не спрятаться от них нет спасенья,Налетели заклюют, не иначеА свеча пускай над нею доплачет,Пережив на пять минут воскресеньеИ кровать закапав у изголовьяВоск другая соскоблит. Будет злитьсяНа траве недвижны чёрные птицы,Отравившиеся мёртвой любовьюОсень пишет акварели
Сентябрь. Осень пишет акварели,И краски, чуть размытые дождём,Сперва пылали, после присмирелиИ никого кострами не согрели,А мы с тобой решили переждём.И что же? Мы, конечно, переждали,Пока поблёкнет красок торжество,Раздвинутся зиме навстречу дали,А нам листвы фальшивые медалиДостанутся. И больше ничегоПозволь, чего же мы с тобой хотели?Поверили в иллюзию тепла?Её рассеяв, листья облетели,Лишь в памяти пылают акварели,Что осень ненадолго создалаТы мой октябрь, мой листопад из мыслей
Ты мой октябрь, мой листопад из мыслей,Скользнёшь по сердцу лезвием дождя,Что ниспадает из небесных высей,Холодной болью душу бередя.Откуда боль? Ведь души бестелесны,Неуловимы, как дыханья пар?..Жаль, на деревьях листьям стало тесно,И в гнёздах не осталось птичьих пар.Нет ничего, что мне могло б напомнитьВ осенний день то летнее тепло,Которым ты хотел мой мир наполнить.Увы, оно сквозь пальцы утекло,Не зацепившись паутиной нежнойЗа твой прощальный августовский мёдТы мой октябрь Ты мыслей безутешныхОсенний дождьКто любит тот поймётПрощай, октябрь
А осень обессилела слегкаИ поддалась опустошенью Листья,Что наряжали кроны в шубы лисьи,Чтоб мир осенний золотом сверкал,Сегодня покидают не спешаПропитанные влагой ветви-рукиДеревья в предвкушении разлукиТрепещут. И испуганно душаТеряет веру в счастье, между строкСлова любви прощальные читая