«Макнамара долбанул бы ей без колебаний. Трумен колеблется, есть шанс, и немалый, что уступит ястребам. В коммуняк полетят мегатонны, мы с тобой полетим в Великое Ничто, где быстро сойдём с ума, потом наши души разрушатся и исчезнут», закончил я чтение приговора обоим.
Мой комсомолец не въехал, его больше другое торкнуло. Он здорово обиделся по поводу нападения Северной Кореи на Южную. Ему полгода втирали и, естественно, втёрли, что советские авиаторы воюют против злокозненных и агрессивных южных корейцев, а также их американских поплечников, коварно напавших на мирно пашущих северян.
«У тебя странное представление, Володя, что севернее тридцать восьмой живут хорошие честные парни, а южнее агрессивный сброд. Просто Советский Союз освободил Север от японцев, американцы заняли Юг. Каждый посадил угодного себе правителя и установил соответствующий режим. Если бы русские высадили десант в Южной Корее, а американцы в Северной, столицей демократического государства рабочих и крестьян стал бы Сеул, а в Пхеньяне окопались бы злобные капиталисты-милитаристы. Это большая политика, пассажир. В ней абсолютно плевать, кто прав, кто виноват. Борются не за справедливость, а за интересы. Наш с тобой интерес в данный момент совпадает с интересами товарища Ким Ир Сена, чей значок мы носим».
Он не ответил. Но эмоции не скрыть. Володька подумал об очевидном: если интересы сохранения миропорядка придут в противоречие с интересами СССР и особенно, не приведи Господь, с личными хотелками товарища Сталина, демон Марк в теле старлея Мошкина повернёт пушки против Москвы.
Я выговорил себе право в последующих миссиях не воевать против СССР и Великобритании. Но, будем реалистами, когда на кону такие ставки, хрен кто вспомнит о прошлых условиях и данных обещаниях.
Вернувшись в Андун, рассказал Пепеляеву о не слишком полезной поездке. Тот кивнул и спросил:
Что это хрень у тебя над карманом?
Никак нет! Не хрень, а великий сын и одновременно великий отец корейского народа товарищ Ким Ир Сен. Выменял этот значок в Чонджу на зажигалку.
Нафига?
Так если собьют над Кореей! У амеров тех морды побитые были, синева сошла, только желтизна осталась. Если я спущусь на парашюте, думаете, крестьяне разберут, что у меня китайская форма, что пистолет ТТ? Хорошо если просто врежут в торец, убить могут, такие они злые. Значка с профилем Ким Ир Сена у янки точно не будет.
Пепеляев уже успел посмотреть те фотографии и согласился за такое непременно стоит надавать лопатой по башке. А я не мог рассказать ему, как меня приняли однажды за франкиста испанские крестьяне около аэродрома Кото. Всё, конечно, в теле срослось, включая кости, но, мать твою, больно было.
Товарищ полковник! Помните, я предсказал, что бомбардировщики в ближайшие дни не прилетят?
И что?
Поговорил с этими тремя, и у меня странное предчувствие. Прилетят и много.
Не накаркай!
Но я уже знал, что накаркал, и что от моего птичьего голоса в этой войне почти ничего не зависит.
Глава 6
12 апреля, четверг
12 апреля Пепеляев поставил меня в эскадрилью готовности номер два. Сам так и не собрался подниматься в воздух из-за административных хлопот.
Основная часть лётной службы заключается в сидении на пятой точке, причём второй очереди проще. При готовности номер один лётчики кукуют в самолётах, ремни парашюта и сиденья пристёгнуты, шлемофон на голове. Лишь фонарь кабины открыт и маска болтается сбоку. Солнце припекает, и не хочется думать, что будет летом.
Я же слонялся поутру вдоль края дорожки и жевал травинку, переваривая неплотный завтрак. В последние дни, говорят, сильно суетятся постановщики помех. Значит, и правда есть шанс, что американцы прилетят, и не меньший шанс, что их обнаружат слишком поздно.
Кожедуб с Попеляевым и с командиром гвардейского полка тоже явно были обеспокоены, наш полковник что-то горячо втолковывал, гвардеец крутил головой, командир дивизии сосредоточенно размышлял, иногда роняя короткие реплики.
Я летал с Бадером, Покрышкиным, Сафоновым. Кожедуб был в моих глазах живой легендой. Но ему запретили самому ввязываться в бой. За генералом был закреплён персональный МиГ-15, он использовался только как подменка на случай неисправности самолётов двух наших полков. Безвестный Мошкин, не отлучённый от неба, по крайней мере до моего захвата штурвала, был счастливее знаменитого Кожедуба.
Кроме того, на нас с Володькой не давили командирские обязанности. Я вернулся к эскадрилье, лётчики которой коротали время самым простым образом зубоскалили.
Мошкин! зацепил меня инженер полка Федя Кругляков Вот скажи, ты неженатый. Не хочешь привезти в Союз китайскую невесту?
Точно! поддакнул капитан Абакумов Представляешь, тёща в Андуне останется. Не поедет же она зятя пилить за десять тысяч кэ-мэ? Ты подумай, тут отдельные ничего себе попадаются. Повариха одна из наших столовских, глазки узенькие, зато в них огонь.
Сталинским соколам не положено жениться на иностранках, прогудел замполит полка.
Так она же комсомолка, как и Мошкин. Практически товарищ по партии, не унимался Абакумов, мой ведущий в отсутствие Пепеляева.
С товарищем в бой идут, а не в койку валят, попробовал отшутиться я. И вообще, товарищи военные, нас здесь нет. Разве мы можем жениться, тем самым военную тайну разглашать? Если только на время командировки.
Но-но, вы бросьте. Нравы здесь строгие. Прибегут ко мне родители, мол соблазнил и бросил, что мне делать? А аттестацию Мошкину на капитана придёт время писать? замполит, естественно, думал о своём, партийном и высокоблагородном.
Про строгие нравы у меня был свой опыт. Разумеется, лётчикам и особенно замполиту о том опыте не рассказывал.
Хуже другое, товарищи. Привезу я её домой. Выучит русский да начнёт рассказывать, как в Китае жила, как её героический муж защищал небо от империалистов. На бабий роток не накинешь платок. Тут уже не политический, а особый отдел мной займётся. Не, лучше потерпеть. Вы же, женатые, терпите? увидев очень разную реакцию на лицах, я усилил: Или кто-то готов сидеть здесь подольше, лишь бы подальше от благоверной?
Парни загыгыкали и дружно уставились на одного из великомучеников, у которого супруга была известна адским характером, самое место её начальницей отряда для женщин в преисподней. От неё подальше могут попроситься даже в Великое Ничто.
«Нервно они шутят, Марк. Ненатурально как-то».
«Коню понятно боятся, мандражат. Даже ту войну прошедшие. Облетаются, обтешутся. Главное отказников нет, писателей с рапортами вернуть домой, как в гвардейском полку».
«Это да».
«Не знают, что лучше сейчас погибнуть и сразу в отряд угодить, чем с сорока миллионами в грёбаную пустоту. Хочешь, если совсем худо станет, я тебя сразу туда определю? Не дожидаясь, пока в преисподнюю сорок миллионов свалится?»
«Не надо! Хочу увидеть, чем здесь закончится. Вдруг пронесёт? И ты обещал уйти, когда миссия кончится».
«Обещал. Ивану тоже обещал, но рассказывал тебе, как всё обернулось. Я здесь, он там. Пути Господни неисповедимы, товарищ красный сокол».
Замполит дёрнул меня было чего это примолк перспективный женишок, мечта китаянок, но прозвучала команда «по самолётам». Для эскадрильи готовность номер один. Значит, что-то надвигается.
В кабине я поставил себе галочку в уме раздобыть китайский зонтик с драконами и приспособить его на катапультируемом кресле. Не по-военному, но гораздо удобнее будет сидеть в ожидании вылета.
А ещё бы радио мурлыкало, как в моем «Ровере», оставленном там же, где и вся прежняя жизнь в Англии. Здесь осталось одно радио внутреннее.