Ты помнишь, как это случилось?
Да. Через какое-то время, как папы не стало, я перечитала его письма, и он мне открылся совершенно с другой стороны, не таким, каким я его знала и видела каждый день, а глубоким настоящим героем! Он улетел в Чернобыль двадцать восьмого апреля. В эту командировку отец отправился добровольно.
В каком звании он был?
Он был майор. Двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года папа был на дежурстве в Ленинграде, он один из первых узнал о случившемся в час тридцать ночи. Папа прочел набор цифр «1, 2, 3, 4», полученный с ЧАЭС, это была шифровка. Папа в то время был сотрудником оперативно-тактического отдела, в связи с этим он прекрасно владел такими кодами, которые означали следующее: «один» на станции загорание, «два» крупный пожар, «три» выход радиации, «четыре» есть погибшие и пострадавшие. Ликвидаторы отправились тогда в Чернобыль со всех концов страны, вот и отец не смог остаться в стороне, он написал рапорт и вылетел в Киевскую область.
Две недели напряженной чернобыльской командировки были уже позади. Отец старался писать домой, чтоб хоть как-то нас успокоить, так как по телевизору начали давать неблагоприятные прогнозы. Папа писал, что удалось справиться с возгоранием, и что в скором времени он вернется домой. Мама немного успокоилась, начала чаще улыбаться. Но неожиданно, в ночь на двадцать третье мая случилось повторное возгорание в помещениях 403 и 404. Как позже сообщили нам папины сослуживцы, это в четвертом блоке. Дядя Коля рассказывал, что пламя заплясало в зале циркулирующих насосов, и плюс загорелся кабель. Отец с группой отправился на разведку, после было решено проложить линию для последующего тушения крупного очага. Дозиметры определили в этой зоне «свечение», но отец не испугался этого, а предложил бойцам работать по десять минут и меняться, чтобы избежать впоследствии лучевой болезни. Сам же, по неизвестным никому причинам, оставался в зоне тушения долгое время. Когда отца заметили меняющиеся бойцы, он был уже без сознания, его срочно госпитализировали, но папа получил смертельную для его организма дозу радиации, у него были сильно поражены легкие. Через несколько дней отца доставили спецбортом домой.
Его хоронили, как героя, хотя, почему как? Он и есть самый настоящий герой. Папина дружина и его тактика не дали проскочить пламени на третий энергоблок, они усмирили коварную стихию и спасли мир от еще одного выброса радиации. Ты знаешь, Саш, ведь каждый ликвидатор был героем. На похоронах отца к нам подошла девушка, цвет ее кожи нам показался странным, она сразу уловила наши удивленные взгляды и пояснила, что была вблизи станции в момент ее первого возгорания, а еще она сказала нам, что случайно узнала о похоронах нашего отца от соседки по палате, Ольга, так звали эту девушку, проходила лечение после полученной дозы радиации. Так вот, как только она услышала о похоронах нашего папы, сбежала на время из госпиталя на похороны. Оля рассказала нам, что до этого страшного события проживала со своим мужем, пожарным, с которым они расписались чуть больше трех месяцев назад, на территории пожарной части. В тот вечер муж дежурил, но часто прибегал домой пообедать, да и просто сказать, как он ее любит Принес ей цветы и благодарил ее, что скоро они станут родителями. Их караул выехал на пожар самым первым, ребята поехали без специальных химзащитных костюмов, они не знали, что там их ждала смертельная опасность. Сережа, так звали ее мужа, выкрикнул ей перед тем, как запрыгнуть в машину, чтоб она не волновалась и ложилась спать: «Что-то на станции загорелось, сейчас быстренько потушим и вернемся». Утром Оля узнала, что первых ликвидаторов, каковым являлся и ее Сергей, срочно отправляют спецбортом в Москву в Курчатовскую клинику, Оля, скрыв, что она беременна, напросилась лететь с ним. Сергей умирал две недели, вначале они с ребятами еще гадали кроссворды и шутили, а через несколько дней начали по очереди умирать. Сережа умер один из последних, наверное, его держала здесь неземная любовь к жене и будущий ребенок. После похорон героев на Митинском кладбище Олю в срочном порядке направили на лечение в Ленинград, так она и оказалась на похоронах нашего папы.
Глава третья
С работы Мария Ивановна вернулась поздно, она тихонько приоткрыла входную дверь и чуть слышно вошла в квартиру, сняла отсыревшую обувь и заснеженное пальто, по ощущениям, ее ноги были, как две деревянные палки, от того, что от холода она их просто-напросто не чувствовала. Мария решила, что для того чтобы согреться ей нужно срочно принять горячую ванну, но заметила, что в комнате дочери горит свет, и зашла к Алене. Та зачиталась бульварным романом и не слышала, как мать вернулась домой:
Мамочка, ты уже вернулась? А я зачиталась и не слышала, как ты вошла, растерянно произнесла Алёна, при этом глянув на часы, неужели уже девятый час?
Да, Алёночка! Там такой холод, брррр
В ночь обещали до двадцати. А почему ты так поздно?
Я ездила за билетом, с улыбкой ответила Мария Ивановна
За билетом? Ты уезжаешь?
Да, решила съездить в Петербург. Если не поеду сейчас, то после уже не решусь.
А как же твоя работа?
А я рассчиталась
Ты ушла с работы?
Да. Сколько можно писать похоронные тексты.
Алёна покачала головой, пытаясь прийти в себя после чтения и понять, что на самом деле происходит.
Мамочка, неужели это, правда, ты? Ты за последнее время так изменилась Жаль, тебя тетя Нина сейчас не видит.
Я поняла, доченька, что жизнь проходит мимо меня, что не ровен час, как и на до мной прочитает кто-нибудь сухой похоронный текст, а может быть, даже и отпоют мою грешную душу Не так я живу, понимаешь? Не по-настоящему как-то У меня каждый день перед глазами десятки смертей, а что в своем большинстве видели все эти люди? Пусть, кто-то из них прожил и короткую жизнь, но кто-то же ведь очень большую. А видели эти несчастные люди, я так предполагаю, по сути, не много Давай возьмем, к примеру, мою маму и мою сестру: мама видела войну и голод, прошла через блокадный Ленинград, а сестра, что видела моя бедная Верочка? Да ничего хорошего, тюрьму и предательство, мое и своего любимого вот и все, Алёночка, вот и все. Ты знаешь, мне с недавних пор так стало жалко людей, сама не понимаю, что со мной твориться. Ты помнишь, как в одной известной песне: «Не поздно все опять начать сначала, пока не меркнет свет, пока горит свеча».
Когда едешь?
Послезавтра
Надолго?
Еще не решила.
Хочешь, я поеду с тобой?
Нет, девочка моя, я поеду сама, мне нужно по дороге о многом подумать.
Хорошей тебе дороги!
Спасибо, милая! А теперь я побежала в ванну, а то ужас, как замерзла.
Через пару дней Мария Ивановна сошла на заснеженном перроне Московского вокзала и медленно побрела по Невскому проспекту, ей до сих пор не верилось, что она действительно вернулась в город своего детства. Вокруг нее были величественные здания и площади, каналы и мосты, ее любимый Зингер и Казанский собор, где она была всего несколько раз, но всегда восхищалась стилем русского классицизма.
После прогулки по городу Маша свернула на улицу Марата и остановилась возле знакомой парадной. С трепетом в душе Маша подняла голову, чтобы взглянуть на окна своей квартиры и увидала, что на подоконнике, как много лет назад стоят мамины цветы, ее мама очень любила герань. Мария Ивановна дернула за ручку входной двери, но дверь не отворилась, Мария дернула еще раз и опять ничего: «Замок, Машенька, а ключика у нас с тобою нет», подумала Мария. Вдруг она заметила женщину в белой куртке и длинными светлыми волосами, которая в обеих руках держала пакеты с продуктами.