Однако то, что мы с помощником старого Урра вскоре встретимся снова, не вызывало ни капли сомнения.
Со дня моего отъезда из столицы прошло не так много времени, чтобы давние знакомые успели забыть про Малену Румм и уж тем более простить ее «подвиги». Непонятным оставалось одно: если Эдвин прибыл в Адер для того, чтобы побеседовать со мной, зачем ему понадобилось притворяться ревизором?
Я свернула с главной улицы, прошла вдоль ряда соседских палисадников, облетевших от порывов студеного ноябрьского ветра, и едва не столкнулась с предметом своих размышлений нос к носу.
Деливир неторопливо прогуливался вдоль ограды моего скромного кирпичного дома, то и дело поглядывая на полуразбитый тротуар, по которому я каждый вечер возвращалась из школы. Заметив меня, столичный гость удовлетворенно выдохнул и улыбнулся.
Знаешь, твой директор сущее наказание, заявил он, когда я подошла к нему вплотную. Аббе забил мне всю голову старыми партами и скрипучими полами. Я уж решил, что придется до самой ночи сидеть в его кабинете и слушать страшные истории про школьные проблемы.
Я пожала плечами. Как по мне, при дворе его величества встречаются экземпляры похуже.
А ты, значит, заделался школьным инспектором, Эд? поинтересовалась в ответ.
Временно, кивнул Деливир. Надеюсь, это произошло в первый и последний раз в моей жизни.
Зачем ты сюда приехал? уже без обиняков спросила я. Что тебе нужно?
Убедиться, что ты жива и здорова.
Ты привез приказ о моем помиловании?
Нет.
В таком случае всего доброго, Эдвин.
Я повернулась к нему спиной и хотела сделать шаг к калитке, однако Деливир тут же ухватил меня за локоть.
Мне надо серьезно поговорить с тобой, Малена.
Я грубо вырвала руку.
Передай Урру, что у меня все хорошо. Его стараниями моя жизнь здорово изменилась, однако она все равно продолжается. Еще передай, что мне плевать на его тревоги и подозрения. Я жутко устала от интриг и фальши и больше не планирую возвращаться в столицу. Старому лису нет нужды посылать ко мне своих людей и интересоваться моим здоровьем.
Я приехал сюда не по приказу первого советника, жестко ответил Деливир. Это моя собственная инициатива.
Даже так, криво улыбнулась я. Знаешь, Эдвин, я никогда никому не позволяла над собой смеяться. Ни в худшие, ни в лучшие годы своей жизни. Если ты решил убедиться, что сейчас я нахожусь в полной клоаке, пожалуйста это так. А теперь катись ко всем чертям.
Он покачал головой.
Я уже понял, что ты мне не рада. Но, быть может, позволишь мне сказать хотя бы слово?
Я пожала плечами и зябко поежилась от налетевшего ветра.
На улице прохладно, заметил мужчина. Почему бы нам не поговорить в каком-нибудь теплом уютном месте?
К себе домой я тебя приглашать не буду, ответила ему. Без обид, Эдвин.
Хорошо, кивнул он. Тогда позволь пригласить тебя в ресторан.
Не позволю.
Почему?
В этом захудалом городишке нет ни одного приличного ресторана. К тому же, у меня еще есть дела. Нужно подготовиться к завтрашним занятиям.
Вообще-то завтра у тебя не будет занятий. Его величество Фредерик Первый сочетается браком с принцессой Ираидой Рилльской. День их свадьбы объявлен выходным, а потому всем подданным надлежит пить за здоровье королевской четы бесплатное вино и веселиться на площадях, но уж никак не работать. Ты, что же, об этом забыла?
В груди больно кольнуло.
Нет, я не забыла. Хотя многое б отдала, чтобы забыть.
Желание продолжать с Деливиром разговор лопнуло, как мыльный пузырь.
Через пару минут ко мне придут ученики, сказала я, разглядывая забор за спиной своего собеседника. Нужно подготовить их к экзамену по истории. Прости, Эд. Мне правда некогда.
Даже в провинции ты умудряешься найти себе дела, которые занимают все твое время, грустно улыбнулся он. Что ж, я могу немного подождать. Но завтра утром приду снова и не откланяюсь до тех пор, пока ты меня не выслушаешь.
***
Никакие ученики ко мне в этот вечер, конечно же, не пришли. Готовиться к занятиям я тоже не стала.
Несколько раз заваривала чай, однако так и не сделала ни глотка. До самой темноты я металась по дому, стараясь найти себе какое-нибудь дело, чтобы хоть немного заглушить боль, от которой огнем пылали щеки, и невыносимо болела грудь.
Рана, на которую Эдвин кинул щедрую горсть соли, снова открылась и начала кровоточить. А ведь я всерьез была уверена, что взяла себя в руки, и упоминание о Фредерике и его проклятой свадьбе больше не вызовет у меня особенных эмоций
Когда за окном зажглись звезды, я уселась в старое вытертое кресло, укрылась тяжелым шерстяным пледом и приготовилась к долгим ночным бдениям. Лучше провести время так, нежели сбивать одеяло и простыню в тугое воронье гнездо тот фарш, что находится на месте моего сердца, снова не даст мне уснуть.
Порой я думаю о том, как забавно устроен наш мир. В нем есть люди, которым все в жизни дается легко. Каждый день они встречают и провожают с улыбкой. Им не нужно волноваться о том, что на их столе нет еды, не нужно контролировать каждый свой шаг и каждое слово, дабы не совершить ошибку, за которую их могут втоптать в пыль. У таких людей имеется куча полезных друзей, они всегда твердо и уверенно идут к своей цели и достигают ее без особых проблем.
Как жаль, что лично я не имею к этим счастливчикам никакого отношения.
Все, что было в моей жизни уважение, влияние, благосостояние являлось результатом упорного ежедневного труда, а каждую победу приходилось зубами вырывать из цепких лапок судьбы.
Не буду грешить против истины несколько раз мне необычайно везло. Например, когда в возрасте семнадцати лет я бросилась под колеса роскошной кареты Марии Эрилейской королевы-матери нынешнего государя нашей славной страны.
Везение заключалось в том, что королевская повозка меня не раздавила, солдаты, изумленные неожиданной прытью тощей девицы в скромном старом платье, не успели отшвырнуть меня прочь, а королева приказала кучеру остановиться, дабы выяснить, зачем я это сделала.
На самом деле, тот судьбоносный прыжок был актом щемящего отчаяния. Дядюшка, на воспитании у которого я находилась с девяти лет, намеривался выдать меня замуж за одного из наших соседей мерзкого пузатого остолопа с репутацией пьяницы и дебошира. Будущий брак преподносился мне, как большая удача, ибо, по мнению дяди, шансов выйти замуж у меня в принципе было не много. Оно и понятно мало кто согласится взять в жены девушку, все имущество которой состоит из двух пар обуви и трех вытертых старомодных платьев.
Нищета упорно преследовала меня с самого рождения. Мои родители хоть и были дворянами, однако на момент рождения дочери вели столь тихую и скромную жизнь, что никому не приходило в голову считать их представителями благородного сословия. Отойдя в иной мир, они оставили мне в наследство ветхий деревянный дом, старого полуслепого пса и кучу долгов дядя частично погасил их продажей пресловутого дома, частично деньгами из собственного кармана.
Вообще, опека дорогого родственника не доставляла мне ни капли удовольствия. Кроме меня в поместье дядюшки воспитывались еще три девочки его родные дочери. Доход усадьбы был невелик, а потому лишний рот там никому не был нужен. Одна из двоюродных сестриц неоднократно говорила, что, если бы их семья не боялась осуждения со стороны соседей, после смерти родителей я бы отправилась в сиротский приют.
Вспоминать юность, проведенную под крылом разлюбезных родственников, я не люблю, ибо тот нежный период моей жизни ничего хорошего в памяти не оставил. А желание дяди выдать меня за своего мерзкого приятеля и вовсе стало последней каплей, переполнившей бочку терпения.