Ольга Богатикова
Сны
Свеча
Я бежала по коридору со всех ног. Встречавшиеся на пути люди шарахались в стороны, а двери, возникавшие в конце очередного поворота, чудесным образом распахивались передо мной сами собой.
Я миновала терапевтическое отделение, проскочила мимо неработающего лифта, взлетела по лестнице на третий этаж. И с удвоенной скоростью помчалась вперед к операционному залу 4.
У стены на узких старых стульях сидели бледные женщины в голубых одноразовых халатах. Глаза их были опухшими от слез.
Родственники?.. Кто их сюда впустил?!
Вита Кандиль! Смотрите, Вита Кандиль!
Слава Богу, выдохнула мне в след одна из женщин. Теперь все будет хорошо.
Я влетела в предоперационную, по пути стаскивая с себя одежду. Марта уже ждала меня там. Помогла выпрыгнуть из толстого вязаного платья и шерстяных колготок, натянуть привычный светло-зеленый костюм, переобуться, обработать руки.
Как там дела? спросила я, кивнув в сторону широкой пластиковой двери.
Плохо, буркнула Марта. Стал бы Торстен выдергивать тебя из постели в такое время, если б все было нормально? Операцию они начали сами, побоялись, что ты не успеешь добраться вовремя.
Я дождалась, когда она наденет на меня маску, и вошла в зал.
Коллеги уже суетились возле хирургического стола. Торстен тихо матерился, Агата молча подавала ему инструменты.
А рядом с ними стоял он. Высокий, темноволосый, в привычной синей рубашке и черных отутюженных брюках.
С дороги, прошипела я, грубо задев его плечом.
Плечо, как обычно, прошло сквозь мужчину, не причинив ему никаких неудобств. Затылком я почувствовала его кривую усмешку.
Наконец-то, выдохнула Агата, увидев меня.
Я быстро окинула взглядом человека, лежавшего на столе. Пожилой мужчина лет семидесяти, не меньше. Худой, бледный, изможденный. Болячек у него явно немало.
Смотри, Вита, все, как я и говорил, затараторил между тем Торстен. Прободная язва четыре штуки. Желудок, как решето. Этому деду сегодня делали ФГДС, так он все вокруг кровью заблевал.
Я тебя поняла, прервала его. Давайте работать.
Медсестра протянула мне скальпель.
Держись, дедуля, ты еще поживешь. А этот ухмыляющийся ублюдок останется сегодня без добычи.
Спустя полтора часа я бросила в бикс иглу, вытерла локтем вспотевший лоб.
Теперь главное, чтобы дедушка смог очнуться после всего того, что мы с ним сделали, сказала Агата, провожая взглядом санитаров, покативших пациента на выход.
Очнется, не переживай, улыбнулась я. В реанимации задержится дней на десять, потом месяц реабилитации и будет, как новенький.
У меня, как и всегда, нет причин тебе не доверять, улыбнулась она в ответ. Знаешь, Торстен бы в одиночку с таким желудком не справился. Ты сама видела, в каком он был состоянии. И желудку, и Торстену очень повезло, что в нашей больнице есть ты.
Я махнула рукой. Не рассказывать же ей, что все мои старания направлены на то, чтобы прогнать восвояси хитрого темноволосого придурка, которого кроме меня и не видит-то никто. Сейчас отутюженный гад ушел, а значит, можно вздохнуть спокойно. Этой ночью в больнице никто не умрет.
Я вышла из операционной, передала Марте перчатки, шапочку и маску. Мои руки при этом мелко дрожали, а глаза вдруг стали сухими, будто кто-то насыпал в них песка.
Похоже, сегодня я снова буду спать в ординаторской: ехать домой совершенно нет сил.
Вышла в коридор и неторопливо потопала к уже привычному месту ночевки.
На кушетке мирно посапывал Торстен, поэтому я улеглась на диван и со спокойной совестью смежила веки.
***
Вы когда-нибудь пробовали сражаться со смертью? Отражать ее удары, распутывать мерзкие интриги, прогонять прочь?
Я занимаюсь этим каждый день. Я хирург. А еще реаниматолог и анестезиолог. К своим сорока семи годам освоила и отработала немыслимое количество способов спасения человеческой жизни. К слову сказать, очень действенных: за двадцать лет практики на моем столе не умер ни один пациент.
Коллеги шутят: имя Виты Кандиль это синоним удачи, поэтому именно ей достаются самые сложные и опасные операции.
Я в ответ только качаю головой. Если для этих шутников медицина профессия, то для меня булава, при помощи которой я держу на расстоянии от беспомощных людей суровую безжалостную сущность, потому как прекрасно знаю, что произойдет, если этот милый симпатичный мужчина подойдет к ним слишком близко.
Несколько лет назад журналист местной газеты изъявил желание написать о «феномене Кандиль» большой материал и долго расспрашивал о том, в чем состоит секрет моего профессионального успеха.
В полной самоотдаче, сказала я ему тогда. Хирургии посвящена вся моя жизнь. Без остатка.
Без остатка? удивился журналист. Как же на это смотрит ваша семья?
Надеюсь, что с радостью, усмехнулась в ответ. Мои родные умерли. Давно, задолго до того, как я надела белый халат. Говорят, на небесах понимают истинные причины наших поступков. Хочется верить, что семья мной гордится.
Корреспондент тогда понятливо кивнул и перевел разговор на другую тему. После его ухода я долго сидела в кресле, смотрела в окно и думала о том, как неожиданные, порой страшные события, меняют наши желания и стремления.
Будучи ребенком, я всерьез думала, что стану воспитателем в детском саду. Буду играть с малышами в куклы и машинки, учить их рисовать и складывать бумажных лягушек. В пятнадцать лет начала готовиться к поступлению в педагогический колледж штудировала книги по психологии и воспитанию детей, играла с младшим братом и его друзьями, помогала соседке ухаживать за ее новорожденной дочерью. Собственно, благодаря этой самой соседке, я и осталась жива.
Однажды вечером, когда я находилась у нее в гостях, в доме моих родителей случился пожар. Спасатели потом говорили, что причиной возгорания стало неправильное обращение с электроприбором. Вроде бы мои домочадцы что-то намудрили со старым обогревателем. Так это было или нет, а только наш деревянный дом вспыхнул, как свечка. Мама и отец попытались потушить пламя сами и поплатились за это. К тому времени, как я, расталкивая соседей, протиснулась к нашему крыльцу, они были мертвы.
Кроме них в пожаре погибли мои брат и сестра отравились угарным газом. Судя по всему, наш пятилетний Эрик испугался огня и спрятался в одной из комнат, а Алиса кинулась его искать. Выбраться из горящего дома они уже не смогли.
Мне потом много ночей подряд снился один и тот же сон.
Высокая деревянная постройка полыхает, как гигантский костер, вокруг шумят люди, воет сирена, а в воздухе невыносимо воняет гарью. Высокие мужчины в защитных костюмах одно за другим выносят на улицу обгоревшие головешки-тела.
Я стою в толпе испуганных зевак и в тупом оцепенении смотрю на происходящее вокруг.
Вдруг мое сердце замирает: один из пожарных выбегает на улицу, держа на руках Эрика. Малыш серый от копоти, однако выглядит гораздо лучше других: кажется, что он просто в обмороке.
Этот жив! кричит спасатель.
К брату тут же кидаются медики. Эрика бережно кладут на носилки, однако высокий пожилой доктор качает головой, достает какие-то странные инструменты, и начинает хлопотать над ним прямо у машины скорой помощи.
И вдруг рядом с ними появляется высокий мужчина в черных брюках и синей рубашке.
Я растерянно хлопаю глазами. Кто он такой? И откуда здесь взялся, такой строгий и аккуратный?
Не обращая внимания на врачей, мужчина подходит к носилкам, протягивает руку. И тут происходит то, от чего волосы на моем затылке начинают шевелиться от ужаса. Эрик приподнимается на локтях, потом садится и тянет незнакомцу свою ладошку в ответ.