Обстановка в Кёнигсберге пока ещё военная, сам понимаешь За всеми видами деятельности на нашем заводе поддерживается строгий контроль и, в первую очередь, за хранением и состоянием технической документации. В случае потери чертежа, например, предусматривается, кроме административного наказания и общественного порицания, ещё и удержание стоимости чертежа с виновного.
Сейчас мы вводим всеобщую дисциплину, значительное внимание уделяется дисциплине труда. Директор завода, а он у нас подполковник, имеет право подвергать рабочих аресту, правда, с обязательным приводом на работу! Каждый такой невыход или прогул трое суток ареста, вот так. Все наши оформленные рабочие допускаются на территорию завода по спецпропускам, утеря которых тоже наказывается.
Наталья Владимировна, я вам принёс мои документы Вот. Для оформления. Паспорт, прописка московская. Продовольственные карточки тоже оттуда, из дома; ребята сказали, что вы их можете здесь прикрепить. Правильно же?
Да, да, всё правильно.
А рабочие талоны тоже вы выдаёте? Ну, которые в заводскую столовую? А то меня ребята из бригады пока на свои кормят
И талоны тоже я оформляю. Сегодня к вечеру забеги сюда, я всё подготовлю, распишешься. Кстати, Михаил, тебе сколько полных лет?
Шестнадцать.
Совсем взрослый
Ну вот, пока вроде всё Я пошёл в цех.
Мишка улыбнулся, потеребил чуб, комкая в руке кепку.
А...., а вот те люди, которые с ломами и лопатами работают на дальнем здании, они кто? Я проходил сейчас, видел, что их солдаты с автоматами охраняют.
Это пленные. У нас сейчас много вольнонаёмных немцев работает, они из города каждое утро сюда, на завод, приходят, и ещё пленные, на восстановлении цехов и зданий, развалины разбирают, землю роют. Их с комендатурским конвоем привозят, на грузовиках.
А они, эти самые пленные, уже мирные или всё ещё враждебные? Я ведь их первый раз вижу!
Мирные. Их в строгости охрана держит, да и они сами особо никак не проказничают, спокойно работают. Живут они в бараках за городом, кормят их нормально, нормы установлены хорошие, хлеба положено военнопленным по шестьсот граммов, дают рыбу, крупы. Двадцать граммов сахара в сутки, немного растительного масла. Мыло тоже, одежда. Ну, конечно, когда трудно, перебои с продуктами во всём городе случаются, то их пайку тоже урезают, недостающие продукты заменяют простым хлебом, но сознательно голодом пленных никто не морит! Да и денежное довольствие военнопленным положено.
Мы им ещё и деньги платим?! И сколько?
По семь рублей рядовым, по десять офицерам. Им даже премия предусмотрена, за ударную работу, пятьдесят рублей в месяц. Я знаю, что многим пленным сюда, в Кёнигсберг, письма с родины приходят, денежные переводы.
Ого! Ну, ладно, спасибо вам. Я, пожалуй, пойду
Мишка нахлобучил кепку, взялся за ручку двери.
Открыть не успел, дверь распахнулась.
Здравствуйте!
Ага Да. Здравствуйте
Мишка растерялся.
На пороге стояла и улыбалась румяная девчонка, придерживая за руль красивый красный велосипед.
Ой, Анка! Проходи, проходи!
Наталья Владимировна взяла девчонку за руку.
Транспорт свой оставляй за порогом, проходи, знакомься! Это Михаил, наш новый работник, хороший токарь. Приехал сюда из Москвы по комсомольской путёвке!
А чего он на меня так уставился?!
Девчонка словно и не замечала Мишку, разговаривала только с Натальей Владимировной.
Та расхохоталась.
Михаил, ну чего ты на самом-то деле?! Скажи хоть слово, поздоровайся по-настоящему! Кстати, Анна моя племянница, работает на заводе, в отделе кадров, курьером, развозит по городу, по организациям, разную документацию, приказы и сводки. Вот, на велосипеде! Работа очень ответственная.
Мишка наконец закрыл рот, очнулся.
Ты же на сестрёнку мою, на младшую, на Варьку, ужас как похожа! Такая же С косичками, с бантиками, курносая.
Ну уж нет, совсем я и не курносая!
Девчонка фыркнула, отвернулась к окну.
Мишка спохватился.
Да ты не обижайся! Варька у меня красивая.
А я?
И ты тоже.
Ах, так! Ну хорошо
Наталья Владимировна смотрела на них и молча улыбалась.
Мишка тоже вздохнул, радостно блеснув глазами.
Ты на заводе после школы или ещё учишься?
Мы с мамой и бабушкой переехали сюда осенью, учиться здесь пока негде, советская школа в Кёнисберге пока только одна, но она мужская, вот я и работаю на заводе. Мы живём почти в центре города, у озера.
А как на работу добираешься? На велосипеде? Немецкий?
Ага! Видишь, он у меня дамский, цепь закрытая и заднее колесо тоже в решёточке, юбку не забирает. Хочешь прокатиться?
Наталья Владимировна замахала руками.
Нет, нет, Анка! Отстань от Михаила, ему сейчас в цех быстрее идти надо, на рабочее место! Не сегодня, потом как-нибудь встретитесь, в свободное время, поговорите.
Упрямая девчонка не отставала.
А завтра?! Завтра же у всех выходной день!
Да, завтра можно.
Михаил, давай завтра днём погуляем, я тебе город покажу, а?
Здорово! Только мне с утра нужно в комендатуру. Знаешь, как до неё добраться?
Конечно! Я эту дорогу наизусть знаю. Два раза в неделю езжу туда с поручениями. Давай встретимся у озера, ну, у того, что около площади!
Я мимо него проходил.
Тогда до завтра! В десять, не опаздывай.
Ты что?! Ни за что не опоздаю.
В цех, к своему станку, Мишка почти бежал.
И дальние здания завода казались ему уже не такими чёрными и горелыми, и кто-то из пленных немцев вроде как улыбнулся, и солнце с высоты жарило вовсю, почти по-летнему
А цех почему-то уже казался странным
Молчали станки, а шумели люди.
Резкие слова, отдельные выкрики.
В центральном проходе стояли дядя Серёжа, Усаныч, непривычно серьёзный Николай, какие-то другие хмурые люди.
Перед рабочей толпой махал руками незнакомый человек, чисто одетый, в пиджаке, в шляпе.
Рядом с ним молча, опустив голову, мял кепку мастер.
Товарищи! Уважаемые! Дорогие мои! Чего тут попусту спорить и рассуждать?! Это же не наша придумка, не мы здесь сгоряча решились на такое! Время тяжёлое, послевоенное Нужно иметь общую рабочую сознательность и понимание момента.
Мишка подошёл, тихо тронул Николая за рукав.
Чего это тут? Случилось что?
Николай кивнул.
Слушай
Выступающий продолжал горячиться.
По всей нашей великой стране началась кампания по упорядочению расценок на производствах! По всей! И мы не должны отставать, идти так сказать, в русле
Платить, что ли, будут меньше?
Пожилой рабочий в плотной войлочной куртке литейщика громко выкрикнул, перебивая, махнул рукой.
А нам такое зачем?! На кой чёрт нам ещё снижение зарплаты?!
Как вы не понимаете?! Нужно проявлять солидарность
Николай повернулся к Мишке.
Хорош, пошли работать. Чепуха, незачем такое и слушать! Как начальство придумает, так и сделает Всё равно мы ничего не решим, и самовольно тоже никто из нас с работы не уйдёт посадят. Не понос, так золотуха!
Утро наступившего дня получилось хорошим, солнечным и тёплым.
Без вещей, со свободными руками, шагалось легко.
Мишка шёл по улицам, которые уже не казались ему такими уж совсем мрачными, да и людей навстречу попадалось больше; некоторые даже улыбались.
Многие здания были разрушены, а вот высоченные, с густыми кронами и странными листьями деревья почти все сохранились
Каштаны.
Мишка узнал их не сразу, а вспомнив, заулыбался.
В Москве рос только один знакомый ему каштан, около заводоуправления. Зимой, когда Мишка пришёл оформляться на комбинат, листьев на дереве уже не было. А тут огромные, старинные, выше некоторых домов, и листья у всех большие, широкие, как растопыренные ладони!
Мишка остановился, достал из-за ремня альбом, из кармана куртки красно-синий карандаш. Быстро, торопясь, с удовольствием нарисовал на чистой странице и на обороте само дерево, и его удивительный лист.