Большой милиционер недоверчиво освободил подол его фланелевой рубашонки, умело вздёрнул руки Глебке вверх, провёл под ними ладонями.
Чёрный, в шляпе, кашлянул, брезгливо поморщился, стараясь не глядеть в их сторону.
Ладно, ладно, без истерик только тут мне Понимаете же, сегодня не прежние времена. Справимся и так. Соседей вон к окнам сколько понабежало
К темноте милиционеры управились.
Кровати, и мамину с отцом, и ту, на которой с самого детства спал Глебка, они переворачивали несколько раз, пододеяльники разорвали, вата из подушек серыми грудами валялась на голых полосатых матрацах.
Большой милиционер к вечеру вконец упрел бесполезностью поисков и очень часто наклонялся к своему чёрному начальнику, краснея обширным и давно уже потным лицом.
Наконец тот сильно хлопнул ладонью по столу.
Всё! Хватит.
Решительно встал, усмехнулся в сторону большого милиционера.
С утра ко мне. С объяснениями по поводу провала операции. Молчать!
И грузовик, и чёрная легковушка скоро уехали.
Кочегар с женой ушли.
Посреди выстуженной, разорённой, комнаты остались только они: мама, Глебка и отец.
Отец в крови напоследок, на прощанье, разбитого ему милиционерами лица.
Мама в слезах, с затёртым жалобным взглядом.
Глебка рядом с ними. Застывший холодным тельцем, с вытаращенными неподвижно голубыми глазами, он так и стоял, напрягаясь стиснутыми в коленках ногах.
Ну и что теперь? Как жить-то?! Вечно, что ли, такие истории продолжаться с нами будут?
Мама говорила негромко, а отец всё никак не мог отодвинуться от стены и встать рядом с мамой в полный рост.
Ну, ты, мать ты, это самое не волнуйся, особо-то Я и сам, честно говоря, не в курсах, чего они набросились-то на меня, с какой такой стати
Чего, чего Толстомордому этому, начальнику милицейскому, я ещё с первого раза приглянулась! Вот он и старается тебя снова куда подальше упрятать
С веником в руках мама выглядела мирно, но от её слов Глебка снова сильно зарыдал.
Мама, мамочка, не надо так! Папа!..
Отец нахмурился, посмотрев на то, что стукнуло об пол у ног Глебки.
Из той самой шароварной штанины, из левой, с разорванной внизу резинкой, выпал нож.
Красивый, с разноцветной ручкой.
Вы только не ругайте меня, ладно?! Мамочка, я ж нарочно описался, я же не просто так, вы только не ругайте меня, ладно, я сам его взял Я просто хотел поиграть папа, потом на место положить Тебя же не из-за этого ножика милиционеры били, правда же, не из-за него?! Я думал, что большой милиционер тебе подарок приготовил, а потом я спал, а он рассердился Я боялся, что меня в милицию заберут, если признаюсь про ножик-то, а потом в тюрьму посадят А я не хочу в тюрьму, не хочу на левый берег! Я же только поиграть, папочка, мама Я и описался нарочно, чтобы меня не обыскивали, чтобы ножик не нашли! Простите меня, пожалуйста!.. Ма-а-ма
Ещё недавно казалось, что все слёзы в их семье на сегодня уже закончились, но Глебка ревел с такой силой, что отец всё-таки с трудом поднялся с пола, подковылял к окну и плотней прикрыл не до конца разбитую форточку.
Тихо ты! Тише
Отец нагнулся к Глебке и, неловко приобняв, сел у его ног.
Этот нож-то, что ли?
Д, да
Не реви ты! Говори толком! Откуда он у тебя в штанах-то образовался?
Глебка никогда не врал отцу, ни слова не придумал и на этот раз.
После его рассказа залилась слезами уже мама, скрипел зубами, тихо матерясь в сторону от сына, разъярённый подлостью милиционеров, отец.
Ты хоть понимаешь, шпингалет, что от срока меня, от немерянного, своими мокрыми штанами сегодня спас?!
Уже поздно, отходив большими шагами по скрипящему полу и навздыхавшись, отец начисто умылся, а мама после всего вволю намазала его зелёнкой.
Родители легли, погасили свет.
Глебка не спал.
Отец тоже вставал покурить в прихожей.
Возвращаясь, встал возле Глебки, высокий, в трусах, в майке.
Вижу, не спишь Переживаешь? Да-а, уж
Помявшись, отец присел на край кровати к Глебке.
Ты, это самое Как только со своими соплями справишься, выздоровеешь, давай-ка мы с тобой на рыбалку вместе двинем, на Волгу, а?! С ночёвой, согласен? Я места уловистые знаю, лодку на пристани у знакомых для нас возьму Или, если хочешь, поедем на Жареный бугор, на бурлацкие раскопки, деньги старинные искать, а? Я, когда мелким был, много чего интересного там находил.
Хорошо.
Глебка привстал, опёрся локтем о подушку.
Папа, ты только никому, даже мальчишкам нашим во дворе, ничего не говори, ладно? Про штаны, ну, что мокрые они у меня были, ладно?..
Эх ты, малёк! Замётано!
Отец пятернёй взъерошил Глебке волосы, прижал к себе.
И блеснули в ночном неверном свете то ли стальные зубы, то ли невозможные и поэтому непривычно странные отцовские слёзы.
В том далёком чудесном детстве Глеб часто расстилал на полу географическую карту и мечтал обязательно написать там маршрутами своих будущих путешествий и приключений собственное имя.
Но все мальчишки непременно когда-то взрослеют.
Пришла пора и он уехал.
Надолго, на другой край земли.
С решительностью, как и приходилось ему делать многое другое потом, Глеб, закончив школу, вырвался из своего тихого, тесного Рыбинска на свободу и стал моряком.
Он, книжный мальчишка, искренне верил в возможные чудеса, поэтому они с ним и случились.
Именно тогда произошли события для того времени и тех характеров несколько непривычные, но Глеб был этому только рад.
В стремительный век компьютеров и электричества ему повезло.
Однажды он встретил и полюбил всей душой Корабль огромный парусник из породы винджаммеров, выжимателей ветра, который давно уже перестал быть стремительной гоночной стрелой и остался для многих просто украшением океанов, мирной легендой.
Всё началось с мореходки в далёком городе.
Всего через десять дней после зачисления их, юнцов-первокурсников, послали на практику, обещали сразу же отправить в плавание. К учёбе они даже не успели приступить, из впечатлений первых дней в мореходке остались лишь яркие обрывки.
Их, курсантов, погрузили в вагоны, повезли в чужой город.
Запомнилась дорожная брусчатка в незнакомом порту, по которой они долго шли к причалам.
В тот момент, когда Глеб увидел Его, то, наверно, тоже громко кричал вместе со всеми. Детство выплескивалось из мальчишек-курсантов криками, суетой, нарочитым наглым прищуром.
Глеб тогда подумал: «Не обманули!».
Они двигались тесным строем меж длинных складских стен, поворачивали под портальными кранами, сбивались с шага на рельсах, а Он приближался Кончились плоские казённые крыши, расстелился бетонный берег. За ровной кромкой виднелась тёмная вода.
У низкого причала стоял огромный величественный Корабль.
Множество толстых чистых канатов прижимали его к камню.
Злой чёрный корпус чуть присел, готовый к желанному прыжку. Сильным и хрупким переплетением взметнулись мачты, стремительной точностью линий светилась белая полоса на борту.
Что помогло Глебу запомнить Его тогда?
Утреннее солнце из-за спины, тревожно острые портовые запахи, пустынный причал? Будто и не было рядом стаи таких же мальчишек, как он, вроде и затихло в момент всё, что до этого шумело
Глеб видел белёную парусину парадного трапа, трогал холодные поручни, чувствовал под ногами зыбкую непривычность ступенек, прошагал по ним и вступил на палубу своего Первого Корабля
Проходили дни, удивительные в своей неповторимости.
Они жадно подставляли лица солёным брызгам, подолгу смотрели навстречу каждому новому ветру, счастливо смеялись, одолевая крен просторной палубы и высоту огромных мачт.
Да, в это можно не верить, но счастье было во всём. Глеб ликовал, если удавалось, покраснев от усердия, правильно отбить склянки; был горд, поднимая флаг; бледнел до дрожи и уставал до пота на вахте у тяжёлого штурвала.