Юрий Иванов - Бытием натирать мозоли. Сборник статей стр 3.

 Теперь сойдёшь за мальчика».

С таким же успехов герой мог попытаться перерезать волосы девушки кирпичом. Напомним: русский четырёхгранный штык не был предназначен для какой-то резки, стрижки и тому подобного. Он мог только колоть. Резать мог штык-нож. Но ни в Русской Императорской, ни в РККА таковых не было. Такие были на немецких или японских винтовках. Но автор ведь не уточняет. А мог бы просто написать: отрезал карманным ножом. Нет, понесла его нелёгкая по неизвестным ему штыкам

А вот ещё фактическая нестыковочка. Часть 4, глава 31:

Гриша [Хруст] тем временем пытался убедить Жданова отказаться от самоубийственного плана [Жданов, бывший помощник коменданта Кондратьева, диверсант, сопровождает поезд с хлебом, хочет взорвать на ж.д. станции в Москве один вагон с порохом и устроить политический тарарам  Ю.И.]. Гриша хочет жить. Жданов разрешил Грише спрыгнуть с поезда.

Гриша пошел в хвост состава и прошел мимо купе, в котором лежали застреленные Шестопалов и Головня. Гриша посмотрел на Головню и повернул назад.

Жданов сидел за столом в купе, пил чай и смотрел в окно. Вошел Гриша, кинулся на него. Драка. Жданов оказался сильнее. Он сбросил Гришу под колеса поезда». Чуть позже Жданова с его вагоном пороха поджигают и отцепляют от поезда

Опять перед нами яркий образец молчановской «прозы». Но нас интересует в данном случае другое. Попробуйте представить себе: как можно из купе выбросить кого-то «под колёса поезда»? Причём, движущегося. Даже через открытое окно человек может упасть только на насыпь и покатится по ней. Автор и на это не обращает внимания. Такое ощущение, что он гонит постраничный «километраж», сметая всё на своём пути, в том числе и логику, чтобы успеть к какой-то дате

Пока Борисов наводит порядок в Окуневе, досье на вора Арсения Жукова оказывается в руках «полковника» Маслова. На досье имя нашего героя заклеивается полоской бумаги «Николай Борисов», а сама папка ложится в сейф, где уже лежат другие подобные папки Тонкий намёк на толстые обстоятельства. Борисова за поезд с хлебом в Москве встречают как героя, но вызванный в Кремль он готовится к разоблачению при встрече с Масловым. Надо отдать должное умению автора в нужный момент создать драматическую ситуацию, выигрышный финал (часть 4, глава 33):

«Борисов вошел. Из-за стола навстречу ему поднялся невысокий плотный человек в сером военном френче. Протянул руку.

 Полковник Маслов. Присаживайтесь, товарищ Борисов.

Борисов пожимает протянутую руку, присаживается.

 Вы хорошо поработали в Окуневе. Вами довольны,  говорит Маслов,  у нас есть для вас новое задание.

Не этого ждал Борисов. Посмотрел вопросительно.

 А как же?..

 Что?  поднял на него глаза Маслов. Встретились взглядами.

 Ничего,  сказал Борисов,  я готов.

Несгораемый шкаф, в котором лежала папка с его досье, стоял прямо за него спиной.» К сожалению, заметим, опять «полковник»

Ограничимся указанным перечнем авторских ляпов. А. Молчанов мог бы, наверно, прописать всё более чётко и без фактических ошибок. А почему он спешил, в произведении ответа на это нет.

Не наше дело указывать авторам, что писать, а редакции «Нового мира», что и как печатать. Тем более, что редакции «литтолстяков» не представляют теперь никого, кроме самих себя. Хотя «Новый мир» это всё-таки марка, хотя, возможно, и бывшая Но как тут не вспомнить моностих покойного актёра Льва Дурова, который был большой мастер на одностроки: «Уж коль вы президент, то соответствуйте хотя бы!..».

И ещё один  увы  неприятный момент. Не знаю, кому как, но мне показалось, что А. Молчанов вольно или невольно написал в каком-то смысле идейную пародию на знаменитый фильм сценариста Е. Габриловича и режиссёра Ю. Райзмана «Коммунист» (1957 г.). Даже какие-то сюжетные линии совпадают: бандиты, поезд с продовольствием, который очень ждут. Правда, главного героя в исполнении замечательного Е. Урбанского наш автор «передёрнул» как в шулерской игре: вместо идейного борца за Советскую власть, рядового члена партии, показана авантюрная история, в общем-то, проходимца, вынужденного игрой случая быть якобы идейным борцом. Какая уж тут «Героическая симфония»!.. Надеюсь, мне просто показалось. А то как-то это подловато выглядит, вы не находите? Кусать мёртвого льва  в замашках только шакалов.

Ну, и вишенка на торте: «героическая симфония» «Коммунист» была номинирована, как повесть, на премию «Большая книга-2018». И прошла в лонг-лист (т.е., в полуфинал)! Кажется, это всё, что надо знать о современной премиальной прозе

P.S. Книжка А. Молчанова продаётся в интернет-магазинах. Кому интересно, загляните в неё. Автор, что характерно, со времён публикации в «Новом мире» 2018 года не изменил и не добавил в «героической симфонии» ни слова Зато, наверно, уверенно пишет теперь в своих резюме: «номинант на премию Большая книга-2018, полуфиналист».

ТЕПЛИТСЯ СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ

Толкая камень собственного веса,

срываться, не добравшись до конца.

Прочитывать от первого лиц

драматургию жизненных процессов

(Галина Щербова «Сизифов камень»)

По определению В. Маяковского: «Поэзия  вся езда в незнаемое»,  но применительно к отдельному поэту можно сказать, что его стихи  это забег на определённую дистанцию. А вот на какую, зависит от таланта автора и его работоспособности. Бывают поэты, чьё творчество похоже на рывки спринтера: этот стих удачный, этот нет, этот опять нет, а этот  весьма неплох. А бывают такие, чьё творчество похоже на стайерский забег: длинная дистанция, напряжённо-ровное дыхание, размеренный, как бы задумчивый, но быстрый ритм и где-то вдалеке-вдалеке финиш Так вот, поэзия Галины Щербовой похожа на стайерских забег.

Есть старый фильм (1962 г.) английского режиссёра Тони Ричардсона «Одиночество бегуна на длинные дистанции» по рассказу Алана Силлитоу. Название стало нарицательным для показа отчуждённости человека в этом мире. Для лирической героини книг Г. Щербовой характерно одиночество именно, как сознательный выбор, возможно, как результат разных потерь: возлюбленного  «Вернуться в двадцать пять, / туда, где ты так близко» («Вернуться в двадцать пять», 2014); товарища детства  «Ты был во всём  держу в руке свечу,  / в безумствах и поступках на пределе» («Ивану», 2013); матери  «Ловящую слова экскурсовода / я помню маму в драповом пальто» («Шёл снег с дождём», 2011).

Внутренняя отстранённость лирической героини, тем не менее, не имеет ничего общего с замкнутостью, обитанием в некоей башне из слоновой кости:

«Большой Никитской, выводя/ её фарватер,/ бежит скрипачка от дождя/до альма-матер./ И не покрыта голова,/ и тонкий свитер./ Её встречают дерева/ и композитор./ Их отзвучали времена/ и устарели./ Она смертельно влюблена,/ как все в апреле./ Но не признаются ни в чём/ глаза под чёлкой./ Футляр со скрипкой за плечом/ блестит двустволкой.» («Весенняя охота», 2013)

В кругу интересов автора окружающий мир во всём разнообразии: путешествия, Москва, где живёт поэт, явления природы, собственный внутренний мир. Одиночество, естественное для пишущего человека, позволяет пристальнее вглядываться в окружающее, видеть не только оболочку предметов и явлений, но и некую суть, проступающую через внешние формы бытия

Многие стихи автора исполнены внутреннего напряжения, в них нет ни одной расслабленной строки, не в смысле неряшливости написания  вот, чего нет, того нет,  а в том смысле, что почти каждая строка, как взведённый курок: прочитал, словно нажал на спуск,  и выстрел.

Галина Щербова  мастер точных деталей, неожиданных образов и сильных концовок:

«Бескровно небо. Голову вбивает/ холодный фронт в дупло воротника./ Суконная двубортная тоска/ души порывы преодолевает./ Близка зимы гружёная телега/ и снежных баб хрустящий гарнизон./ Топорщится некошеный газон,/ ошеломлённый первой пробой снега./ А в эпицентре всех пересечений,/ ловя морозов льдистую струну, -/ как девушки, готовые ко сну, -/ стволы среди опавших облачений.» («Бескровно небо», 2013).