Генерал молча курил уже не первую сигарету, ждал, пока сослуживец справится с прихлынувшими чувствами. Он знал Середина с лейтенантской поры, когда впервые прочел в военной прессе его аналитические материалы, стихи и рассказы. Был инициатором его перевода в Москву. Знал казачий характер товарища, постоянное стремление к рискованному поиску истины там, где его не просили об этом, просто по велению души. Знал привычку впрямую говорить и писать о том, что думает. С таким прямодушием он не мог рано или поздно не попасть в какой-нибудь неприятный переплет. В девяносто первом году чудом не оказался среди участников путча, поскольку незадолго до этих событий рассматривался на должность референта министра обороны. Но, как говорится, Господь отвел. Стал одним из инициаторов по созданию в Москве казачьего землячества, а потом и общероссийской казачьей общественной организации. Нажил по этому случаю кучи неприятностей на службе и в семье, потому что вынужден был жертвовать тем и другим во имя становления Союза казаков. Конечно же ему обязательно нужно было противостоять молдавским и румынским националистам в Приднестровье во время проведения там спецоперации «Троянский конь», а теперь вот еще засунуть голову в белодомовскую мышеловку.
Статейнова подмывало озвучить свои мысли, но он не успел сделать этого, Середин заговорил снова, отрывисто, будто подталкивал слова пинками:
Понимаешь, это была не спецоперация по силовому навязыванию президентского правления. Это был российский холокост садистское истребление законопослушных людей
Гражданская война во все времена и во всех странах была немилосердной к участникам с той и другой стороны, заметил генерал.
Не-ет, ты послушай. Середин уже не мог остановиться. Это были не просто наши противники, такие же русские солдаты и офицеры. Это были сатанисты, поправшие в себе все русское, православное. Они первым делом расстреляли крест и икону на площади перед Верховным Советом. А потом начали косить из всех стволов еще не успевших проснуться людей мужчин, женщин, стариков, детей Всех, кто попадал в прицел, будь он с оружием или без него, для убийц это не имело никакого значения. Всех всех всех, под корень, чтобы даже духа сопротивления не оставалось
Валентин, ну вы бы на их месте, наверное, так же попытался возразить Статейнов.
Но полковник, не дослушав его, ожесточенно процедил сквозь зубы:
Не могу я представить себя на их месте. Не могу Стрелять в безоружных женщин и детей Достреливать раненых Истязать и убивать пленных Не могу. Не по-русски это. Не в наших традициях. Только манкурты с выхолощенными душами так поступать могут.
Он вдруг наклонился над столом ближе к генералу, словно собирался сказать что-то важное, из ряда вон выходящее, только что открывшееся его сознанию:
Ты представляешь, что на самом деле творили ельцинские трубадуры после разрушения СССР под усыпляющую болтовню об общечеловеческих и демократических ценностях? Они изымали души у русских людей. У парней из крестьянских и рабочих семей, их-то отпрыски в армии и милиции не служат. Они отравляли сознание молодых людей враньем о свободе личности, преимуществах рыночной экономики над плановой, собственнических интересов над общественными, прав над обязанностями. Они внушали, что самое важное быть сильным, богатым, успешным. Кто не попал в эту категорию примитивный отстой. Они делали из солдат России роботов для охраны новых хозяев жизни и уничтожения своих же соплеменников, но не продавших душу за красивые посулы Я, кажется, начинаю понимать апокалипсическое число зверя 666 из послания Иоанна Богослова конец света наступит, когда две трети населения Земли превратятся из людей в биологических роботов. Понимаешь?
Ну, ты, казак, уже куда-то шибко далеко ускакал. Я бы сказал, не в ту степь, как-то неуверенно произнес Статейнов. Пожалуй, без ста грамм никак не догнать твоих мыслей.
Я же серьезно говорю, как старому другу и соратнику.
И я серьезно. Рабочий день закончился. Генерал встал и жестом пригласил собеседника подняться. А мы с тобой еще не добрались до главного вопроса нашей встречи. Пуд соли наверняка съели за время совместной службы, нужно бы и запить ее чем-нибудь приятным для души и тела.
Он потянул на себя одну из секций книжной стенки и открыл вход в комнату отдыха.
Проходи. Садись в кресло. Точнее, присаживайся. Садиться не желаю никому из знакомых, особенно другу. Хотя никто в наше время ни от чего не застрахован. Сидели Язов с Крючковым. Сегодня Руцкой, Макашов и Ачалов на нарах парятся. Так что не будем беду накликать. Лучше выпьем коньячку за здоровье и нашу былую совместную службу.
Намек понял, без эмоций отчеканил полковник. Он не спешил сесть в потертое кресло с зеленой обивкой, стоявшее возле овального столика, повидавшего немало известных военных писателей и журналистов. Слегка разминал ноги после долгого сидения, приподнимаясь на носках ботинок, и наблюдал, как Статейнов достает из холодильника фрукты, тарелку с нарезанной колбасой и сыром, початую бутылку дагестанского коньяку «Лезгинка», разливает его в хрустальные рюмки.
Ну, шоб наша доля нас не цуралась! несколько с наигранной веселостью предложил генерал.
Шоб кращще в свити жилося! на такой же бодрой ноте подхватил полковник.
Они чокнулись, продолжая стоять возле столика. Выпили несколькими глотками пахучий коричневатый напиток. Немного подождали, пока он распустит благостный бутон в груди. Потом Статейнов разрезал яблоко и протянул половинку Середину.
«И хлеба горбушку и ту пополам», иронически процитировал полковник.
Валентин, надеюсь, что без обиды? напрямую спросил генерал, глядя в глаза сослуживцу. Я ведь пытался удержать тебя от твоего казакования с депутатами. Предлагал должность своего заместителя. Но ты сделал иной выбор.
Я тоже надеюсь, что ты не думаешь, что я сделал выбор ради предложения Бабурина, прозвучавшего на съезде, повысить всех офицеров, вставших на защиту закона и Конституции, в звании на одну ступень?
Нет, конечно. Генерал снова наполнил рюмки. Но признайся честно, не жалеешь сейчас, что отказался от моего предложения?
Полковник на несколько мгновений задумался. Потом, найдя нужный аргумент, тоже посмотрел в глаза друга и задал встречный вопрос:
И ты скажи откровенно: продолжал бы уважать меня сейчас, угощать коньяком, если бы знал, что ради личного благополучия я предал людей, веривших мне и пошедших за мной на опасное противостояние ельцинскому режиму?
Генерал, ничего не ответив, поднял рюмку и кивнул Середину, давая понять, за кого и за что он пьет.
Минуты две они молча закусывали. Затем Статейнов, как бы размышляя вслух, проговорил:
Наверное, самое лучшее сейчас, чтобы не подставлять тебя под горячую руку министерских службистов, вывести за штат, а через несколько месяцев, когда буря поутихнет, уволить по организационно-штатным мероприятиям. Слава богу, планку выслуги лет сейчас понизили и военную пенсию ты заработал. Больше ничего разумного по твоему поводу в голову не приходит. Сам-то что думаешь?
Думаю, что ты был и остаешься верным другом Тебе Господь доверил решать мою судьбу. Вначале поднять на самый верх военной журналистики, забрав в Москву из дальнего сибирского гарнизона. А теперь вот и прикрывать мое вынужденное отступление с завоеванных позиций
Полковник хотел сказать еще что-то о своей искренней благодарности товарищу по службе, но тот как-то грустно улыбнулся и оборвал его: