Какой был шквал, дым, осколки, летели стёкла.
Ну ладно, день прошёл сегодня.
Сегодня погода пасмурная.
Сам город, сама природа защищается от врага.
Хорошо бы дождь, да серая погода, на несколько деньков, это для нас было бы очень хорошо.
Сегодня в направлении Рыбацкого опять был обстрел.
Сволочь, ещё пустил поганые листовки Мир измученной родине.
Вот, сволочь, каратель, зверь с человеческими признаками тела.
Чем же он даёт мир, защитникам города Ленина, тем, что рушит дома, заводы, убивает женщин, и детей, ни в чём не повинных.
И как гад, сволочь, пробирается из-за облаков.
Но нашего духа не сломит, мы будем стоять до конца, под шквалом огня, и бомб, чем сможем, тем поможем фронту, нашим доблестным войскам.
В 11:20 я усиленно вязала салфетку.
Вот тоже, такое напряжённое положение, а я продолжаю работать, пусть будет память, после войны, что я сделала в этот период, под свист бомб, и снарядов.
День сегодня прошёл спокойно, честное слово, был точно выходной день, не верилось даже, что такая тишина.
Только пожелала спокойной ночи, и легла спать, в 23:25 «В.Т.».
Конечно, я встала, оделась, а в 12 час. команда, занять бомбоубежище.
П.И. Ерофеев мне принёс хорошего чёрного котёнка.
21/IX/1941
21/IX. Ночевала спокойно с котёнком.
Пробудилась в 6 час. вместе в радио: бои по всему фронту, особенно под Киевом.
Послушав сообщение, решила ещё вздремнуть, и вдруг, слышу сильные артиллерийские залпы.
Спросонку не могу понять, наши, или нет, потом разобралась, что наши хорошие гостинцы фашистам.
Встала, пошла промыть глаза, только намылила, чтобы они маленько просветлели, вдруг, слышу «В.Т.», скорее смыла мыло, и бежать к телефону.
Погода сегодня ясная, наверное, фашисты будут беспокоить.
Уже 11:20 вечера, очень хочу спать, но надо же записать о прошедшем дне.
Прошёл он так: во-первых, сегодня воскресенье, и Гитлер беспокоит нас 6 раз.
Сейчас вот пишу, а в направлении Шмелей (*Самолётов), страшный хлопок хлопушки.
Не знаю, или артиллерия, или зенитки, спать хочу, и не хочу разбираться.
Где-то прожужжал самолет.
День был ясный, ночь тоже, вот такую погоду любят гитлеровские лазутчики (*Разведчики, проникающие в тыл неприятеля).
Но сегодня усиленно патрулировала наша авиация, потому фашисты боялись показать свои носы.
В вечернюю погоду опять пускались ракеты.
Сегодня я закончила свою знаменитую салфетку, вот будет память.
Ну ладно, Саша, иди спать, а то твоя кошечка давно свернулась клубочком, и спит.
Спи, Саша.
Вклейка 26. Статья «Ни шагу назад, доблестные защитники Ленинграда!».
22/IX/1941
22/IX. Встала с Информбюро: бои по всему фронту.
После ожесточённых боёв наши войска оставили г. Киев.
Я сразу соскочила с койки, и больше не уснула.
Погода серая пасмурная, ну, думаю, и день будет спокойный от фашистских стервятников.
Вдали раздается артиллерийская канонада.
Но в 7 час, еще лёжа в койке, услышала сигнал «В.Т.».
Конечно, соскочила скорее, и к телефону, и давай записывать в этот дневник.
Сегодня, в 6 час. утра, исполнилось 3 месяца войны с фашистами, но кажется, очень давно.
Как всё это надоело, когда же будет конец.
Какое-то сегодня безразличие к жизни, никакого интереса, хочется плакать и плакать.
Такие переживания бывают у меня всегда, после оставления какого-нибудь города.
Наверное, фашисты ловятся сейчас за каждой мелочью в городе.
Не могу выразить, какая злоба у меня на них.
Погода серая, пасмурная, на душе кошки.
Ох, как надоело.
Скоро диспетчерское. Тоже надоело.
И зачем только собираемся, чтобы почесать языки.
Забрали сегодня Осипова в Армию, хороший человек.
Орлову, Плоткину, тоже повестки.
Уныло на душе, ну, и пишу разную чехарду.
От знакомого ничего, и я ему тоже ничего не пишу.
Хорошо хоть кошка развлекает немного.
В 12 час. пошла в столовую, встретила Миньсуарошвили (*Так читается по буквам, возможно фамилия другая), последний сообщил, что общежитие на Песочной полуразрушено от тонной бомбы, которая попала в деревянный домик, где всегда стоял мотоцикл.
Здание общежития, говорит, всё перекосило.
Когда он сказал, я чуть не заплакала.
Такое здание, прожить в нём 4 года, считать родным, где разделялись радости, и горести студенческой жизни.
Да, сволочи, из сволочей, эти гитлеровцы.
Какие неприятности и жертвы народу.
Убито на смерть, говорит, человек 6, ранено человек 18.
Не знаю, что нашло на нашу Фабрику.
В 14:40 «В.Т.».
Я была в это время на бревёнке, скорее пошла к себе.
Погода была пасмурная, выгодная для воров-фашистов.
Забралась на свою голубятню, и сижу у телефона, как обычно.
А мой котёнок спит на койке, свернувшись клубком.
С вышки сообщают, что летит самолёт в направлении Завода Ленина.
Рабочие удрали в бомбоубежище.
Вот, села, как обычно, к окну, и думаю, если в эту трубу попадёт бомба, то мне попадёт кирпичом, если в другую, тоже.
Сяду я сегодня в уголок.
Так и сделала.
Вдруг слышу, треск, сотрясение здания, осыпалась штукатурка, вылетели рамы, открыло двери, и т. д.
Хорошо, что скоро убрали рабочих.
Сволочь, Гитлер, бросил бомбу на мой цех.
Дверь из кабинета тоже полуоткрыта, но открыла я её с трудом, от вылетевшей рамы в коридоре припёрло дверь.
Лестницы все завалены штукатуркой, рамами, ни одной ступеньки.
Я пошла вниз, и чуть не убила Рыбушкина полетевшей рамой.
Спустилась вниз, смотрю, стоит весь в крови.
Поднимаюсь снова вверх, и только тогда не узнала своего кабинета.
Рамы вылетели, портреты на полу, стены, как решето, кругом дыры.
Взяла трубку, и сообщила в Штаб, что у меня авария, и вдруг, слышу телефонная связь прервана.
Тогда решаю бежать в Штаб.
Спускаюсь по лестнице, на животе пролезла в дверь, так как она была вся завалена обломками, поднимаюсь на эстакаду, на ноги, смотрю, цех объят огнём, уже работают пожарники.
Я встретила Попова, затем вернулась к верху, забрала с собой свои пожитки (платья 23, и боты), снесла в бомбоубежище.
Раза три я сползала в кабинет, забрала все нужные бумаги, и снесла в бомбоубежище.
Потом стала помогать тушить пожар.
Чувствовала сильную боль в ногах.
Вечером догадалась, ведь, где я сидела, была в стене дыра, наверное, меня ударило волной.
Всё же удивительно, я была спокойна за всё время этого потрясения.
Когда горел цех, мои старухи ревели голосом, и действительно, люди проработали 1015 лет, что-то их привязывало, ведь может быть это был их кусок хлеба.
Цех сильно разрушен, стенки полуобгорели, остался начальник с рабочими, без цеха.
Ну как не будешь проклинать Гитлера.
Ощущение пустоты на душе.
Удивил Васильев, который убежал с пилоточки (*заточки пил для пилорамы), после упавшей бомбы.
Когда немного утих пожар, я поднялась к себе в кабинет, и прямо удивилась, как я осталась жива.
Ночевать пошла в плановый отдел, спать хочу неимоверно.
Устала или что, но не знаю, придётся или нет уснуть.
Вот записываю в этот дневник, а где-то бьют дальнобойные, а мне кажется, что бомбят.
Оказывается, Саша, твои нервы начинают шалить.
Ну что же, будешь делать завтра.
Ну, уберёшь территорию, а дальше что, что тебя ожидает, лучше уйти на фронт.
Да, больше ничего не остаётся делать.
Подстричь волосы, одеть русские сапоги, и будет из тебя боец.
Забрала своего котёнка, и легла спать.
23/IX/1941
23/IX. Всю ночь спала как убитая, не взирая ни на что, хотя так била артиллерия, что дрожали стены.
Спала в плановом отделе на столе, со своим неизменным другом котёнком.
Пробудилась в 6 час. с Информбюро: бои по всему фронту.
За 22/IX сбито 100 самолётов.
Сегодня я чувствую себя, как 60-ти летняя старуха, всё болит, и ноги, и голова, и всё тело разбитое.
Руки где-то все изрезаны, но нежиться некогда, так как в 7:30 придут рабочие, надо дать работу уборку после разрухи, и пожара.
Вот, спешу записать этот дневник.
Да, Саша, за вчерашний день можно поседеть: