Выехали, и Мохаммед включил записи азербайджанских песен. Пела Ройя. Так себе, пресная песня.
Давай условимся, говорю, вплоть до моего возвращения будем слушать только фарсидские песни. Родина родиной, но это необходимо мне, чтобы я полностью проникся ощущением, что нахожусь в Иране.
Автор и исполнитель запретной песни по имени Адия начал петь игривую, озорную песню: «Пусть красавицы попляшут» Потом перешел на минорные ноты, и в завершение песни донесся звук разбившихся вдребезги стекол автомашины, наехавшей на препятствие (стена ли, дерево ли).
Чужие места, проливной дождь, запретные песни и ардебильская боль. Душу мою свербила история, предаваемая забвению.
Вторая кассета запись певицы по имени Марьям. Она пела так горестно, так жалобно, что мне показалось: не из сочувствия ли ко мне. Может, обладательница этого голоса прекрасная женщина. Но петь ей возбраняется. Такова участь женщины в Иране. По этой причине и упекли за решетку прекрасную Марьям, поющую сладостно-печальные песни, в тегеранскую тюрьму.
Также ищут и Адия, поющего запрещенные песни. Однако, здесь все слушают «крамольные» песни в исполнении «крамольных» служителей искусства. В их числе и мой шофер.
Для него нет существенной разницы между запрещенной песней и запрещенным алкоголем. При случае он не отказывает себе и в том, и в другом удовольствии. Для него не имеет значения и то, в чадре ли ходит его жена или без, ибо он считает, что женщина всегда есть женщина.
Здесь очень легко подтвердить истину о том, что запретный плод сладок
Я обернулся. Позади никого, только безмолвие, нарушаемое стукотней дождевых капель по кровле машины. И музыка.
Выключи, я показал на магнитофон.
Мохаммед внял просьбе.
Мне показалось, что тишина сама по себе прекрасная музыка. «Музыка рождается безмолвием и исчезает в нем».
Это старая дорога, но покороче. Сейчас никто по ней не следует, кроме перебирающихся на эйлаги, нарушил Мохаммед молчание.
До поры перекочевки на эйлаги еще было далеко. В былые времена и я, забравшись на бугор возле нашего сельского дома, глазел на перебирающихся на эйлаги, обоз за обозом. Кочевка начиналась с возвращением журавлей. Большинство кочующих составляли жители села Марджанлы. Женщины, дети верхом на лошадях, верблюдах, осликах, волкодавы, бегущие обочь отар, стремящиеся показать чабанам свое усердие. Теперь нет тех кочевок и становий, их оккупировали враги, родина нашего детства, дух предков наших взяты в заложники. Мать моя подолгу заглядывала в сторону Сисянских краев туда, где эйлаги. Потому, что там были могилы наших дядьев. Им не дано было покоиться у родных гнезд.
.. На тебризской дороге, между Ардебилем и Тебризом есть «халветхана» скит. Путники использовали это строение для постоя-пристанища. А суфии использовали как место тайных сходов.
Караван-сарай, оставшийся со времен династии Каджаров, построен из черного камня. В черном камне заключен некий смысл. Даже если и не ведаешь, но это так. Когда мы доехали туда, я попросил Мохаммеда подать на обочину и остановить машину. Мы сошли с «пежо». Холодный ветер, тянувший с гор, прохватил меня. Взял из машины свою куртку, одел. А Мохаммеду нипочем, видно, привык к таким переменам. Он закурил «Кент» и выдохнул дымок в сторону гор.
Неплохо было заглянуть сюда, говорю.
Он неожиданно поддержал:
Да, в самый раз. Может, ты найдешь тут то, что тебе нужно.
Я смешался:
А что я ищу?
Если уж ты прибыл сюда, значит, что-то ищешь. Ты похож на искателя приключений, многозначительно произнес он. Все чего-то ищут, и затянулся сигаретным дымом, стряхнул пепел. Да и я сам, он усмехнулся.
Некоторое время я поколебался. В постройке из черного камня могло быть все, что угодно. Я и шофера толком не знал, но успокаивала мысль, что его видели мои ардебильские друзья, и на всякий «пожарный» случай записали номер его «пежо».
Входи, сказал он. Не бойся. Вошедшие туда больные исцеляются, а ищущие обрящут
А чего мне бояться? я постарался показать себя невозмутимым и волей-неволей направился к скиту. Но Мохаммед не сдвинулся с места. Заметив, что я замешкался, сказал:
Иди один. Все туда входят в одиночку. Так надо.
Я вошел в помещение.
В скиту тьма-тьмущая, только струйка света, сочившаяся сквозь проем в потолке.
Я всмотрелся, подождал, пока глаза адаптируются. Пустота. Нет и летучих мышей, обожающих тьму, может, впрочем, они затаились. Ни звука. Казалось, время здесь уснуло, и малейшее неосторожное движение могло разбудить его
Сперва поступала черная закопченная стена. Потом я увидел тень или видение тени. Он сидел у самой стены. Постепенно стал различать черты его лица. Это был седой, как лунь, старец. Должно быть, из суфиев. Невероятно, чтоб в наш прагматичный век, иронизирующий над всем и вся, существовали какие-то отшельники, затворники.
Воцарилась долгая пауза.
Наконец, до меня донесся тихий голос:
Много ли звезд на небе?
Но ведь сейчас день, удивился я.
Захочешь увидишь их. Главное не смотреть, а видеть.
Я промолчал. Этот человек говорил странно.
Караваны в пути ориентируются по звездам. Присоединись к каравану.
Где взяться сейчас каравану?
Тогда чего же ты ищешь?
Чего ищу?
Значит, упустил караван?
Я начинаю понимать его иносказания.
Не смогу ли догнать их?.. Намного ли они далеко ушли?
Кто знает грядущее ли в минувшем, минувшее ли в будущем?
Это игра слов, я чуть расхрабрился. Вроде догадывался, куда он клонит.
История не любит игры.
Я хотел было приблизиться к старцу, шагнул вперед, но меня остановил его повышенный голос:
Не подходи. Стой там. Если ты нарушишь дистанцию, то все смешаешь.
Короткая пауза. Я пытался уразуметь услышанное.
Если б ты проявил нетерпение, то не смог бы увидеть меня. Все надо рассматривать с соразмерного расстояния.
Если бросишь в воду камень с одного и того же расстояния и с равнозначной силой, камень упадет в ту же точку. А изменишь усилие и местонахождение не получится то же самое
А время?
Время понятие условное. Главное мысль. Ты сперва определись со своим именем. Координатами в пространстве. А уж потом выбери свое время.
Я уже определился Я человек под шифром 111999 А что касается времени и пространства
Такое сочетание цифр знак дьявола. Ищи караванщика-сарбана.
Вы хотите сказать
То, что делаешь ты, ведомо и мне.
Всеведущ лишь Господь. Он смотрит на нас.
Смотреть еще не значит видеть.
Я понял так, что он подразумевает себя, сидящего в скиту, который отделяет его, смертного, от Господа каменной преградой.
Я понял вздохнул я. Анладым[8].
«Ан»[9] единица времени. Но время течет
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку Для этого должны повториться условия. Обстоятельства.
Только сейчас на его лице появилась улыбка. Во всяком случае, так мне показалось. Тон его голоса смягчился.
Догони караван. Тебе в этом помогут в Тебризе.
Он сообщил мне имена и адреса будущих помощников.
Но сперва посетите мечеть Сеида Хамзы. Да возрадуется душа Сеида
После этих слов он истаял, как мираж. Там, где сидел старец, был крупный черный камень, и луч света падал именно на него.
Дело в том, что о человеке, который мог мне посодействовать в Тебризе, я слышал еще в Баку от своей коллеги наверно, в этом суфийском храме было нечто таинственное, сокровенное
Когда я вышел из скита, окружающая местность предстала мне в приглушенном свете, небо нахмурилось тучами, заслонившими солнце.
Опять дождь собирается
Мохаммед как ни в чем ни бывало, завел машину, и мы двинулись в путь на Тебриз, древнюю и вечную столицу, живущую в душе азербайджанцев.
* * *
Человек, о котором говорил старый суфий, оказался пожилым ученым, профессором. Жил он в одном из старинных тебризских кварталов, который начали сносить. Но мы не сразу направились туда. Сперва встретились с Захра-ханум. Она и рассказала мне о старом профессоре, когда гостила в Баку. Вернее, поминала.